Поворот к внешнему миру

Поворот к внешнему миру

Новая ориентация внешней политики опиралась на внутреннюю эволюцию СССР после смерти Сталина и сама, в свою очередь, оказывала на нее влияние. От критики органов безопасности и состояния сельского хозяйства перешли к обновлению других сфер: прежде всего военной, где проявились ранее скрытые проблемы. У СССР были разные типы как атомного оружия, так и ракет и бомбардировщиков для его использования на расстоянии. Это придавало его представителям большую уверенность на международных переговорах. Но на широком использовании нового оружия базировалась и стратегическая доктрина американцев, синтезированная в неопределенной, но угрожающей формуле «массированного возмездия»[35]. Советские генералы должны были придумать ответ. Возвращение Жукова в Москву, ограничение власти органов государственной безопасности и роль армии, пусть даже и подчиненной партии в соответствии с классическим советским законом, в победе над Берией усилили политический вес вооруженных сил и придали военным известную автономию в сфере их компетенции. После анабиоза последних сталинских лет в конце 1953 г. появились признаки нового мышления, начались дебаты по проблемам современной войны[36].

1954 г. означал, по свидетельству надежных источников, важную дату в развитии советской военной науки: с этого года началась разработка широкого комплекса проблем, относящихся к ведению операций с использованием атомного оружия. Те же источники описывают столкновение между теми, кто подчеркивал революционизирующий эффект новой военной техники, превосходящей все прошлые изобретения, включая и порох, и теми, кто продолжал, как и Сталин, считать, что она не смогла изменить основных черт войны[37]. В ходе дебатов большее внимание было уделено фактору внезапности и /429/ опасностям неожиданного нападения. Из-за этого был возобновлен анализ операций последней войны, в частности ее начальной фазы. При этом военные не могли не думать о мере ответственности Сталина за первые поражения СССР. Она была не только реальна, но и снимала часть вины с командного состава. Исторические исследования были начаты в 1955 г. и до сих пор остаются секретными[38]. Однако как только была обнаружена неподготовленность СССР в 1941 г., стало невозможным скрывать самое главное: уничтожение военных руководителей в 1937 г. Предъявленные им обвинения лежали несмываемым пятном на армии.

Экономика тоже нуждалась в переменах. Пятилетка 1951 — 1955 гг., план которой был с запозданием принят в 1952 г., приближалась к концу. Было объявлено, что она выполнена успешно[39]. Но в действительности, как и все предыдущие планы, она была выполнена частично и неравномерно, то есть в основном в отраслях тяжелой промышленности. Преемники Сталина должны были признать, что управлять экономикой, пользуясь однобокими критериями, больше невозможно. В 1953 г. они оказались пленниками своего же плана, одобренного несколькими месяцами ранее, который в действительности не соответствовал внутренним и внешним реальным потребностям. В последние два года пятилетки им пришлось на ходу придумывать новые годовые планы производства, а не следовать предписаниям старого варианта пятилетки.

Имея в 1955 г. 45 млн. т стали, около 400 млн. т угля и более 70 млн. т нефти[40], СССР досрочно достиг уровня, который Сталин в 1946 г. считал достаточным, чтобы защитить страну от любой случайности. Однако московские руководители спохватились, что далеко отстали от уровня более развитых западных стран, где в это время началась техническая революция, которая влияла также и на образ жизни и труда широких народных масс.

Пленум ЦК, который в июле 1955 г. обсудил сближение с Югославией и разногласие с Молотовым, заслушал также и доклад Булганина о промышленности. Известный, а в некоторых областях и значительный рост советского потенциала не компенсировал низкой, по сравнению с другими странами, эффективности: техническое отставание возросло. Многие модели машин, создаваемых в СССР, оказались хуже соответствующих зарубежных моделей. Новейшие предприятия строились по устаревшим проектам. Советская промышленность страдала от недостаточной специализации. Качество ее продукции было часто низким. К тяжелым последствиям приводил недостаточный рост производительности[41]. Булганин наметил ряд мер, но в целом его доклад содержал лишь общие наметки решения некоторых проблем. Рядом с новыми, ясными и необходимыми предложениями (децентрализация в управлении экономикой) были и другие, старые, например усиление обязательности плана, его важности как государственного закона, как будто этого было достаточно для устранения противоречий в экономике (это еще более волюнтаристское, /430/ чем в период первой пятилетки, предложение подкреплялось цитатой из работ Сталина). В действительности нужен был новый стимул для развития экономической мысли, долгое время инертной[42].

Пересмотр всех позиций, из области сельского хозяйства распространившийся на всю советскую экономику, имел известный политический резонанс. Полная секретность, которой были окружены не только военные, но и гражданские предприятия, вредила прежде всего СССР. Исследовательские институты порой занимались одними и теми же проблемами из-за того, что не знали работ друг друга. Изоляция от внешнего мира тормозила развитие исследований[43]. Хрущёв и его советники пришли к выводу, что преодолеть затянувшийся кризис деревни можно, лишь используя лучшее из опыта зарубежного сельского хозяйства. К тому же заключению они пришли и в отношении других отраслей экономики.

Уже в январе 1955 г. Хрущев счел достойными подражания некоторые методы ведения сельского хозяйства в США. Несколько позже он заявил американским журналистам, что в Америке есть много хорошего. Он добавил, что обе страны могли бы ужиться без отказа от их политических и социальных систем[44]. В резолюции Пленума Центрального Комитета в июле 1955 г. советским организациям предлагалось улучшить организацию технической и научной информации, расширить связи с зарубежными научно-техническими институтами, обмен информацией и приобретение технической литературы за рубежом[45]. Сейчас это само собой разумеется, но после стольких лет националистической экзальтации, разрыва контактов, хвастливых заявлений о превосходстве советской техники это постановление выглядело необычно.

В 1955 г. в СССР была сделана первая попытка открыть окно во внешний мир. О шовинистической пропаганде последних сталинских лет тихо забыли, не критикуя ее и не напоминая о нанесенном ею ущербе. В 1955 г. в советских посольствах был создан пост атташе по сельскому хозяйству, обязанного передавать в Москву информацию и предложения. Хрущёв отмечал, что такие маленькие страны, как Голландия или Дания, получали результаты более утешительные, чем СССР[46]. СССР стал направлять за границу делегации специалистов-исследователей. Печать начала писать не о том, что плохого произошло в других странах, а о том полезном, что можно там найти[47]. Так же вели себя советские руководители, выезжая за пределы страны. (Хрущёв и Булганин в апреле 1956 г. посетили Великобританию.) Обновляя контакты с зарубежными правительствами, Москва постоянно предлагала расширять торговые отношения: это был ее козырь в странах Западной Европы, которые начали терпеть ущерб от длительного эмбарго, объявленного американцами[48].

Новые отношения с внешним миром не могли ограничиваться экономикой и техникой. Верховный Совет установил прямые контакты и начал обмен делегациями с парламентами других стран[49]. Быстро росло число иностранных журналистов, аккредитованных в /431/ Москве. Оказалось, что даже проблемы ядерной энергии можно значительно меньше засекречивать. Советские ученые приняли участие в первом большом международном конгрессе по мирному использованию атома и представили интересные и оригинальные исследования. Значительная часть секретнейших исследований становится с этого момента достоянием общественности[50]. Позже Микоян, один из сторонников новой внешней политики, сказал:

«При этом были отброшены некоторые закостенелые формы работы нашей дипломатии, наших внешнеторговых и экономических органов в их отношениях с иностранными государствами и гражданами этих стран, ликвидирована изоляция советских общественных и государственных организаций от внешнего мира, расширены контакты между советскими и зарубежными государственными, партийными деятелями и общественными организациями»[51].