Тактика и результаты партизанской войны
Тактика и результаты партизанской войны
Для успеха партизанских действий требуются определенные природные условия. В других европейских странах наиболее удобной для партизанской борьбы местностью были горы. В СССР их роль выполняли леса и в меньшей мере — заболоченные зоны. Самым партизанским районом был район центрального лесного массива, тот самый, где дольше всего по времени проходила постоянная линия фронта. Напротив, открытые южные степи, где к тому же и сами военные операции регулярных армий носили характер непрерывного маневрирования, куда меньше годились для ведения партизанской борьбы (предметом споров до сих пор остается вопрос, до какой степени причиной неудач партизанского движения в южных районах /112/ Украины были эти неблагоприятные природные условия, а до какой — наложившиеся на них политические факторы).
Самой известной партизанской зоной были Брянские леса. Они служили как бы базой и связующим звеном с другими, более отдаленными зонами. Здесь не только располагались наиболее крупные соединения, но и находили укрытие другие отряды, которым нужна была передышка, чтобы привести свои ряды в порядок после особенно тяжелых рейдов и кровопролитных боев. На Украине партизанская война получила развитие особенно в северных районах республики, где большие пространства заняты лесами. Наконец, сплошь партизанской стала земля Белоруссии: Движение здесь было более длительным и массовым, чем в любой другой части оккупированной территории СССР. В 1944 г. в одной только этой республике действовало 374 тыс. партизан. Ленинградская область, как и весь Северо-Запад, представляла собой еще один район интенсивной партизанской деятельности: здесь был образован первый областной штаб партизанского движения, по образцу которого потом создавались другие[54]. Гораздо скромнее были масштабы подпольных операций в Прибалтийских республиках. Нельзя сказать, чтобы здесь вовсе не было партизанской борьбы, хотя развитие ее, несомненно, отставило от других районов. В общем, каким бы организованным и введенным в официальные рамки ни было партизанское движение, оно всегда зависело от инициативы и боеспособности на местах. Вот почему оно до самого конца несло в себе неискоренимый элемент стихийности, о чем можно судить хотя бы по тому, что некоторые отряды так и не попали в сферу руководящей деятельности Центрального штаба партизанского движения[55].
Личный состав партизанских отрядов пополнялся из двух источников. Первым была «Большая земля», откуда прибывал наиболее квалифицированный персонал: кадровые военные и политработники, радисты, подрывники, разведчики, как правило, подготовленные к выполнению предстоящих задач на курсах ускоренной подготовки. Вторым, в численном отношении несравненно более важным источником было местное население. Речь шла о рабочих и студентах, покидавших города, в которых невозможно было больше жить; о крестьянах, предпочитавших лес родной деревне, где гитлеровцы отнимали у них скот и имущество; о молодых, да и не очень молодых людях, спасавшихся от угона в Германию, — одним словом, о всех, кто так или иначе решил с оружием в руках подняться на борьбу с оккупантами. К партизанам переходили и люди, которые пошли на первых порах на службу к немцам. Самым известным случаем такого рода был переход к ним некоего Гиль-Радионова со своим отрядом. Вначале он с особой жестокостью участвовал в подавлении партизанского движения в Белоруссии, но в августе 1943 г. согласился перейти на другую сторону и, по правде говоря, сражался с немцами с такой же отчаянной решимостью, как и прежде[56]. В общем и целом, однако, партизанское движение, как это было подмечено уже /113/ тогда одним из иностранных наблюдателей, носило скорее городской, нежели сельский характер. Это подтверждают и статистические данные, обнародованные до сего дня советскими источниками. В начале 1944 г. партизанские отряды состояли на 41% из крестьян, на 30 — из рабочих и еще на 29% из «служащих», то есть кадровых военных, партийных работников, интеллигенции. Более тщательный анализ по областям показывает, что доля сельских тружеников колебалась в пределах от 31 до 47 %, между тем как районы, где действовали отряды, имели в составе населения абсолютное преобладание деревни над городом[57]. Следует помнить, однако, что у местного населения, то есть прежде всего у крестьянства, партизаны находили не только пополнение для своих рядов, но также ту моральную и материальную поддержку, и в частности продовольствие, информацию о противнике, спасительные укрытия и т. п., без которых они не смогли бы долго продержаться.
Вооруженная борьба в тылу имела как военное, так и политическое значение. Партизаны устраивали засады против подразделений противника и совершали нападения на отдельные его гарнизоны, пытаясь не вступать в бой со слишком крупными частями. Когда у них появилась связь с «Большой землей», они собирали и передавали сведения о передвижениях вражеских войск[58]. Но главным видом их деятельности были диверсии на железнодорожных и шоссейных путях. Со временем (особенно в ходе операций по освобождению Белоруссии в 1944 г.) значение подобных актов вышло за рамки чисто тактических вылазок и приобрело серьезный оперативный смысл.
Партизаны сражались всегда небольшими группами, однако отряды, насчитывавшие вначале несколько десятков человек, в дальнейшем разрастались до таких размеров, что объединяли уже порой не одну сотню бойцов. Их организация варьировалась от области к области, но, как правило, отдельные отряды сводились в более крупные соединения, которые обычно именовались бригадами. Вооружение было преимущественно легкого типа; взрывчатка занимала в нем особое место. Нередко, впрочем, в отрядах имелись также минометы, а в некоторых случаях — даже пушки и танки[59]. С развертыванием движения в тылу у немцев стали возникать целые районы, полностью изъятые из-под контроля оккупантов: речь идет о знаменитых «партизанских краях», особенно обширных в Белоруссии. Отсюда начинались не менее знаменитые партизанские рейды. Колонны по 2—3 тыс. бойцов, летом — верхом или на телегах, зимой — на санях, совершали продолжительные походы, порой длиною в несколько тысяч километров, по оккупированным немцами районам. Передвигались они по ночам, днем пережидая в укромных местах, а завершив рейд, вновь скрывались в лесных массивах. Эти походы, в которых особенно отличились такие прославленные партизанские командиры, как Ковпак, Федоров, Сабуров, Мельник, сыграли особенно важную роль в стимулировании вооруженной борьбы на Украине; /114/ позже они помогли также дать импульс партизанскому движению в сопредельных странах[60].
Политические результаты по своей важности даже превосходили военные. Партизанское подполье на оккупированных землях знаменовало присутствие Советского государства и его Коммунистической партии, подтверждало их руководящую роль в организации отпора захватчикам. Благодаря партизанам и подпольщикам удавалось распространять листовки и даже некое подобие нелегальной печати. Передаваемые из рук в руки, эти листки поддерживали веру в победу и призывали население противодействовать немецким мероприятиям, особенно угону людей в Германию и заготовкам сельскохозяйственной продукции[61]. Борьба партизан давала поэтому и экономический эффект: оккупанты, например, лишь в минимальной степени смогли воспользоваться лесными богатствами оккупированных областей[62]. Число коммунистов и комсомольцев в партизанских отрядах также колебалось в зависимости от местных условий, но неизменно было достаточно высоким[63]; институт политических комиссаров сохранялся здесь и после того, как был отменен в армии. Действия партизан обращались своим острием не только против немцев, но и не в меньшей степени против тех, чьим сотрудничеством немцы сумели заручиться. Коллаборационистам предлагалось дезертировать и тем заслужить снисхождение. Во многих случаях подобные призывы давали результат. Если же этого не происходило, мстители не знали пощады.
По самой своей природе партизанская герилья представляет собой одну из наиболее жестоких сторон войны. Да иначе и быть не может, ибо лишь крайняя решимость способна обеспечить надежный эффект партизанским действиям. Если немцы не останавливались перед зверским обращением с безоружными людьми, пленными и гражданским населением, которых они избивали и угоняли в Германию, то легко представить себе, с каким остервенением они стремились расправиться с лесными воинами. «Борьба с партизанами на востоке, — заявил Гитлер, — есть смертельная борьба: одна из двух участвующих в ней сторон должна быть истреблена». Количество приказов, выдержанных в подобном духе, трудно сосчитать. В прифронтовой полосе карательными акциями против партизан занимались непосредственно части вермахта; во всех остальных районах эти функции были возложены на войска СС и их славившихся жестокостью офицеров. Достаточно было, чтобы на человека упала лишь тень подозрения в том, что он оказывает помощь партизанам или подпольщикам, как его хватали, подвергали мучительным пыткам и казни[64]. Ответные меры бойцов подпольной армии не могли быть мягкими. Необходимо было следовать правилу «око за око». Деятельность предателя, агента, засланного врагом, просто миг малодушия могли стать роковыми. Для жалости не было места. То была война, по словам одного из ее участников, в которой «человеческая жизнь была страшно дешевой» и люди очень быстро /115/ усваивали «уроки решимости и необходимой жестокости»[65]. В оккупированных районах, как ни в каком другом месте, было ясно, что советские народы ведут борьбу не на жизнь, а на смерть.