Второе Совещание коммунистических и рабочих партий в Москве

Второе Совещание коммунистических и рабочих партий в Москве

Итак, в рамках коммунистического движения произошел разлад, и постепенно он обострился. Обе стороны искали поддержки среди других стран социалистической системы. Китайцев поддерживало албанское правительство, которое так и не простило примирения Хрущева с Белградом. На одном из заседаний Политического консультативного комитета Варшавского Договора китайский наблюдатель оказался несогласным с союзниками[25]. На встрече Всемирной федерации профсоюзов в Пекине китайцы полемизировали с делегатами других стран[26]. Казалось, что исправить положение в этот момент может созыв второго международного Совещания коммунистических и рабочих партий, призванного примирить противоречивые тенденции. Советские руководители сначала предложили собрать только правящие партии, но встретили возражения, заставившие их планировать новую международную встречу. Было решено, что состоится обмен мнениями об этом среди иностранных гостей на съезде Румынской рабочей партии в Бухаресте в июне 1960 г. В последний момент туда прибыл лично Хрущев[27].

Советские представители попытались вызвать в Бухаресте дискуссию по существу, а не по процедурным вопросам. Китайские тезисы в том виде, в каком они были известны, не получили одобрения. Однако полемика и разногласия до тех пор были ограничены встречами правящих партий. Представители других партий о них не знали, но могли догадываться. Никто не почувствовал расширения и усиления полемики, и никто не был готов высказаться. Когда все собрались на съезд компартии Румынии, Хрущев, дождавшись начала дебатов, неожиданно взял слово и произнес ожесточенно полемическую речь. Он говорил долго, пылко, не думая о дипломатии. Он упрекал китайцев и лично Мао не только за их концепцию, но и за конкретную политику — от конфликта с Индией до экономических решений[28]. Не говоря уже о содержании речи, его слова произвели тягостное впечатление из-за агрессивного тона. Если он и хотел настроить всех против китайцев, то не сумел добиться этого. Пэн Чжэнь, китайский делегат, протестовал против (как он назвал) «неожиданного нападения» и «тиранического» поведения[29]. Другие собравшиеся были слишком потрясены обнаружившимися глубокими противоречиями, чтобы понять хоть что-нибудь. Совещание закончилось без видимых результатов.

За первым шагом последовал второй, более тяжелый. Чтобы заставить китайцев уступить бесцеремонному нажиму, Советское правительство приняло одностороннее решение отозвать из Китая /515/ всех советников, направленных туда по просьбе Пекина. С момента провозглашения Народной республики китайское правительство всегда имело в своем распоряжении советских специалистов разных профессий. Их число достигло максимума в 1957 г. В 1960 г. их было 1500 человек, не считая военных[30]. Сотрудничество советских специалистов было, несомненно, полезным для китайцев, несмотря на усиление разногласий и взаимного непонимания, ухудшения отношений между двумя странами. Уже в 1958 г. китайцы решили, что должны больше «рассчитывать на свои собственные силы» и меньше — на «помощь извне»[31]. Москва сослалась на возникшие трудности для оправдания своего решения. Это был слабый предлог, даже сами советники признали его неубедительным[32]. СССР разорвал ряд международных соглашений и нанес удар Китаю в тот момент, когда страна уже чувствовала кризис, вызванный «большим скачком». Советские специалисты уехали, увозя с собой документацию по многим производимым работам, которые не могли быть закончены. В Китае поднялась волна возмущения.

Отношения между двумя странами настолько ухудшились, что произошло последнее объяснение между правительствами. Многие партии высказывали пожелание, чтобы СССР и Китай попытались найти согласие между собой. С 17 по 22 сентября в Москве проходили переговоры с китайской делегацией, возглавляемой Дэн Сяопином. Советские руководители несколько раз приглашали Мао и были разочарованы, что он не приехал[33]. Встреча с делегацией не дала результатов. Стоит задержаться на единственном известном нам документе — платформе соглашения, предложенной китайцами, как они сами говорили, «от всего сердца». Документ этот разъясняет суть конфликта и состоит из 5 пунктов, два из которых представляют собой проект политического соглашения. СССР и Китай должны были взять на себя обязательства «консультироваться и обстоятельно обсуждать все проблемы, имеющие взаимный интерес». Как «самое важное» было выделено положение — «провести четкую разграничительную линию между противником и нами самими». После этого можно было восстановить в коммунистическом движении положение, существовавшее в 1957 г. Обоим правительствам следовало «объединиться против врага» и не дать ему разъединить их[34]. Другими словами, никаких диалогов, никаких сепаратных инициатив, но жесткое противоборство с Америкой и с югославами, которые хотели сохранить хорошие отношения с Западом. Тогда союз СССР и Китая был бы для каждой из стран основным направлением их политики. Однако в этот момент интересы двух держав уже разошлись. Мы не знаем советских контрпредложений, знаем только, что переговоры свелись к взаимным обвинениям. С этого момента, подчеркивали потом китайцы, «острая борьба стала неизбежной»[35].

Вопрос о подготовке к новому международному Совещанию коммунистических партий был согласован после встречи в Бухаресте. /516/.

С 1 октября комитет из представителей 26 коммунистических[III] партий собрался в Москве, чтобы подготовить приемлемый для всех документ. Это была нелегкая работа. Более или менее полный текст был представлен Совещанию, которое состоялось в Москве с 11 по 25 ноября 1960 г. Присутствовала 81 делегация — от крупнейших советской и китайской компартий до маленьких подпольных групп из Южной Америки. Как и в 1957 г., Совещание было закрытым, сообщалось лишь о последнем заседании. Китайскую точку зрения представил Дэн Сяопин в своей речи, отмеченной прозорливостью. Значительно менее продуманной была, напротив, речь албанского союзника китайцев Ходжи, который негодовал на югославов, на этот раз не приехавших, и на хрущевскую политику примирения с ними. Дискуссия постепенно становилась все более бурной. Многие делегации брали слово по два раза. Тон советских выступлений был более умеренным, чем в Бухаресте, китайских — более острым.

Делегаты Пекина не остались в полной изоляции, но вызвали мало симпатий[36]. Правда, их наступление имело определенный успех, потому что с момента публикации сборника «Да здравствует ленинизм!» усилилось внимание не только к противоречивым аспектам деятельности Хрущева, но и к неясным и нечетким местам и самих доктринарных новациях XX съезда КПСС. Эти новые теории оказали стимулирующее влияние вначале, а потом стали бесплодными догмами с претензией на универсальность. Китайцы могли воспользоваться реальным недовольством прошлой и настоящей политикой СССР, которое проявлялось в разных отрядах комдвижения, но они своими контрпредложениями свели на нет это преимущество. Советским теориям они противопоставили жесткую и буквалистскую защиту старых ленинских тезисов, несоответствие которых новой реальности понимали многие из присутствующих, и фронтальную атаку на все решения XX съезда, в том числе и осуждение Сталина; они эти решения сочли пагубным поворотом вправо, «ревизионизмом». Их позиция не могла встретить сочувствия основных партий, которые, напротив, видели в идеях XX съезда возможность идейного обновления, а в диалоге Хрущева с Западом — предпосылку новой, менее напряженной международной жизни, в которой могло бы быть больше места для самостоятельных действий[37].

Собравшиеся в Москве делегаты начинали понимать, что за обсуждением принципов скрыт конфликт между двумя великими странами. Непонятная настойчивость, с которой китайцы твердили на Совещании, что СССР должен остаться во главе движения, тогда как они сурово критиковали всю его политику, вызывала подозрение, что они хотят сохранить централизованное руководство, лишь переведя /517/ его в Пекин, как только станет очевидно, что советские коммунисты больше не на высоте. В тот же период Мао действительно сказал: «Центр мировой революции сегодня находится в Китае»[38], Наконец была найдена видимость соглашения. Китайцы почувствовали, насколько слабо их поддерживают. Советский Союз переживал самый тяжелый период в советско-американских отношениях. Кроме того, советским руководителям не удалось добиться осуждения фракционности на международном уровне. Возврат к старой концепции Коминтерна вынудил китайцев отказаться от своих тезисов, поскольку они оказались в меньшинстве. Однако многие партии отдавали себе отчет в том, что нельзя применять это правило к такой великой стране, как Китай. Пекин имел право утверждать, что международные дискуссии такого масштаба не решаются большинством голосов[39]. Вероятно, китайцы вспомнили, что, когда американцы без успеха экспериментировали в ООН, победило право вето Советского Союза. СССР, который противостоял американцам в ООН, не мог претендовать на применение принципа большинства в коммунистическом движении.

Итак, Совещание подошло к редактированию документа, уже приготовленного Комитетом 26-ти, — текста общего заявления, которое стало известно на заключительных заседаниях. Одни поправки китайцев были приняты, другие нет. В результате получился еще более никчемный и путаный документ, чем в 1957 г., потому что его содержание должно было скрыть от мировой общественности конфликт[40]. Чисто формальный компромисс не удовлетворил никого. В ходе полемики советские представители и китайцы упрекали друг друга в пренебрежительном отношении к Декларации 1957 г.; очень скоро они начали направлять друг другу такие же обвинения и в связи с Заявлением 1960 г. Ошибочно было бы думать, что один документ, пусть даже и согласованный, имеет для отдельных партий такой же императивный характер, как старые резолюции Комиитерна. Итальянцы, например, не согласились с новой критикой югославов в Заявлении и решили не учитывать ее[41]. У других были аналогичные возражения в отношении иных пунктов.