Советско-китайская гегемония

Советско-китайская гегемония

Венгерская трагедия вызвала грозные отклики в коммунистическом движении, социалистических странах и Советском Союзе. Положение Хрущева, как мы знаем, было трудным. Будапештский кризис, с точки зрения его союзников, доказал непродуманность его главных предложений: договора об Австрии, открывшего для западного влияния венгерскую границу, примирения с Тито и прежде всего «секретного доклада». Толпа, разрушившая в Будапеште гигантскую статую Сталина, казалось, ответила на его речь. Однако речь шла не только о личной судьбе Хрущева, который, впрочем, победил в борьбе. В СССР, как и в странах народной демократии, усилилось влияние тех, кто призывал к осторожности и считал опрометчивой политику обновления 1956 г. Движение за социалистическую демократию, порожденное XX съездом, оказалось под ударом. В эти дни в Московском университете были арестованы несколько студентов, пытавшихся создать автономную политическую группу. Во всем мире началось развернутое политическое наступление на коммунистическое движение, которое снова объединилось вокруг СССР, несмотря на его внутренние раздоры. Полемика носила такой же характер, как и во времена «холодной войны». Раздавались призывы сплотиться, а не заниматься разъяснительными дискуссиями — обычные призывы в подобных обстоятельствах.

Однако время для этого еще не настало. Дискуссия в коммунистическом движении только началась. Поднятые XX съездом проблемы — понимание демократии и социализма и их соотношение, перспективы революционных сил в быстро меняющемся мире, союзы с другими политическими течениями, обновление общества и международной жизни — не имели ответа. Указания XX съезда были лишь первым наброском. События в Польше и Венгрии показали, что изменились как отношения между социалистическими странами, так и их связи с другими социалистическими течениями в мире. Тольятти предсказывал, что коммунистическое движение придет к «полицентрической системе»[49]. Однако он встретил слабую поддержку.

Во время событий 1956 г. внутри социалистической системы обрисовались три полюса: Москва, Пекин и Белград. Хрущев пытался /461/ действовать вместе с обеими другими столицами. Весной того года советско-югославские отношения переживали свой лучший период. После долгого перерыва возобновилось экономическое сотрудничество. В июне 1956 г. Тито совершил визит в СССР. Было опубликовано совместное заявление двух партий, в котором говорилось, что принципы, провозглашенные год назад в Белграде, универсальны для всех социалистических стран, а не только для СССР и Югославии[50]. Однако осуществлять их было трудно, так как советские руководители боялись, что влияние Тито на другие страны народной демократии вызовет центробежные тенденции, способные разрушить их союз в Восточной Европе. Между Москвой и Белградом тут же проявились разногласия по поводу оценки внутреннего положения в Венгрии (это вынудило Тито сказать, что, если бы к нему прислушались вовремя и удалили Ракоши, трагедии можно было бы избежать)[51]. Хотя Белград и согласился на вооруженное вмешательство, будапештская драма оставила горький след в отношениях двух правительств. Надь, укрывшийся в югославском посольстве, был арестован советскими властями, когда покинул свое убежище[52] (год спустя он был приговорен к смертной казни). Конечно, обиды и подозрения, накопившиеся за годы полемики, не рассеялись. Обвинения возобновились, потому что в советских руководящих кругах распространение югославских идей причислялось к основным причинам кризиса стран народной демократий[53].

Сотрудничество Москвы и Пекина складывалось лучше. Китайцы оказывали давление в пользу вмешательства в Венгрии. До этого их влияние в польских событиях было сдерживающим. Они рекомендовали СССР осторожность, а польским коммунистам советовали умерить свои требования, не доводя до разрыва или столкновения с СССР[54]. В обоих случаях они проявили известную уверенность в суждениях и достаточную сбалансированность в высказываниях по поводу восточноевропейского кризиса. Их предусмотрительность оказалась важной, когда в январе 1957 г. Чжоу Эньлай посетил Москву, Варшаву и Будапешт в качестве посредника. Китайцы присоединились к новому туру советской критики Югославии и утверждали, что СССР остается «центром» всей системы[55].

Проекты совместной гегемонии СССР и Китая, разрабатывавшиеся в предыдущие годы, в 1956 г. были сформулированы более четко. Обе партии осенью выразили совместное отношение к позиции коммунистической партии Северной Кореи, одной из тех, кто больше всех сопротивлялся новаторским решениям XX съезда. Обе партии высказались за изменения в политике и в составе корейского правительства. Они пытались добиться этого, впрочем, без особых результатов из-за сопротивления Ким Ир Сена и его сторонников[56].

Пытаясь найти выход из кризиса, китайцы внесли оригинальный вклад в развитие теории. Они выдвинули концепцию монолитности общества и системы, привлекающую внимание корректным, а не жестоким или репрессивным способом разрешения неизбежных противоречий. /462/ В самом Китае эти разговоры сопровождались тщательным анализом проблем развития страны, более сбалансированных проектов индустриализации. Но самое важное значение приобрела маоистская концепция «ста цветов», то есть соревнования «ста школ» мысли. Она открыла в стране период интенсивных политических и культурных дискуссий[57]. Эти события имели широкий отклик в СССР, где китайцы опубликовали в своем журнале «Дружба», выходящем на русском языке, многие документы дискуссии. Московских руководителей тревожили последствия слишком либеральной, на их взгляд, дискуссии в неспокойной обстановке советской политической жизни. Свои опасения они высказали Пекину[58]. Однако и сами китайские коммунисты были обеспокоены результатом политики «ста цветов»; она вызвала не только столкновение идей, но и острые политические конфликты в их собственной стране. Позднее они сказали, что получили свою «Венгрию в миниатюре». Они прекратили эксперимент и начали кампанию «против правых». Москва успокоилась[59].

В этот период сотрудничество двух правительств достигло наивысшей точки. В октябре 1957 г. было подписано секретное соглашение о военном сотрудничестве. Целью его было усиление китайской военной промышленности, строившейся по советским проектам и на советском оборудовании, передача Китаю атомной бомбы и технологии ее производства[60]. Это был первый и пока единственный договор, в котором великая держава делилась с союзником атомными секретами. В соглашении предусматривалось укрепление сотрудничества не только в экономике, но и в других сферах. Китайцы начали разрабатывать собственную программу научных исследований. Они разработали десятилетний план развития, который должен был вывести китайскую науку на мировой уровень. План отправили на изучение в Москву, в Академию наук. Комиссии ученых двух стран уточнили его отдельные положения[61].