Отлучение Тито

Отлучение Тито

Второе послание Сталина заканчивалось заявлением, что Москва намерена перенести спор на совещание Коминформа. Югославы отказались от этого. Несколькими днями позже советские руководители все же потребовали созыва совещания Информационного бюро. Сначала предполагалось встречу провести на Украине; было дано понять, что в совещании будет участвовать Сталин собственной персоной[29]. Тито ответил, что не приедет ни в коем случае. Тогда решили перенести совещание в Бухарест, где оно и состоялось 20–22 июня 1948 г.[II] Результаты его в той части, которая относилась к советско-югославскому конфликту, были предопределены. Маленков проинформировал собравшихся о последнем отказе югославов[30]. Жданов выступил с докладом, в котором повторил аргументацию посланий Сталина и присовокупил, что последние радикальные мероприятия, осуществленные Тито, являются всего лишь еще одним доказательством «авантюризма». Поскольку остальные делегаты по очереди высказались в поддержку советской позиции, текст речи Жданова послужил основой для составления резолюции, которая и была принята в заключение конференции. Белградские руководители были обвинены в «национализме» и исключены из Коминформа, поскольку они «поставили себя вне единого фронта коммунистов»: югославская партия должна или заставить свое руководство изменить позицию, или заменить его другим, «интернационалистским руководством[31].

Публикация в конце июня документов, принятых в Бухаресте, оповестила весь мир о конфликте, который до той поры разворачивался в обстановке строжайшей секретности. Тито реагировал энергично и предусмотрительно. Он быстро опубликовал в своей стране текст решений Коминформа и ответ на них[32]. В его руках была сила сплоченной, единой партии и обновленного государства. Двое руководителей, относившихся к Москве благоприятно, Жуйович и Хебранг, были арестованы. В Югославии, как и в других европейских странах, в наибольшей степени пострадавших от войны, условия жизни были трудными и, конечно, было много причин для недовольства населения, но национальные чувства, питаемые воспоминаниями о тяжелой борьбе с агрессорами, работали на Тито. Он созвал съезд партии, который собрался 20 июля и продемонстрировал полное единство с руководством. Тито продолжал выступать за проведение социалистической политики и за ориентацию на дружбу с Советским Союзом в той мере, в какой она возможна[33]. Другие партии, члены Коминформа, по требованию Москвы вынуждены были /350/ бойкотировать съезд, хотя им были посланы приглашения прислать своих делегатов. Даже Сталин должен был осознать теперь, что его атака на Югославию не будет таким уж простым предприятие[III].

Война была объявлена. Вести борьбу Сталин готовился теми методами, которые были ему знакомы по фракционным стычкам в собственной партии. Но характер конфликта был совсем иным, а его противники были вооружены теми же инструментами, какими владел и он.

Но по двум проблемам международной жизни Югославия все-таки еще выступала с инициативами, согласованными с СССР и его восточноевропейскими союзниками. Первая из них – общее заявление по германской проблеме, которое было направлено против политики западных держав в Германии и призывало решать этот вопрос на основе предложений, безрезультатно выдвигаемых Москвой[34]. Вторая – конференция по проблемам судоходства по Дунаю, созванная в Белграде в конце июля в соответствии с положениями мирного договора. Семь придунайских государств, включая СССР и Югославию, оставляли за собой исключительное право контроля судоходства и выступали единым фронтом против английских, французских и американских предложений, которые предусматривали свободный проход по реке для всех.

Столкновение между партиями затронуло также и отношения между двумя государствами: советская дипломатия была поставлена на службу сталинской политики изоляции и «разоблачения» югославских руководителей в глазах общественного мнения в коммунистическом движении. Отлучение Югославии превратилось в то же самое время в акцию «холодной войны» и усилило ее, хотя Белград старался еще держаться вместе со странами социалистического лагеря.

Враждебность, которая установилась в Европе между двумя частями этого континента (обвинения против Тито совпали по времени с разрывом Германии на части и блокадой Берлина), благоприятствовала антиюгославскому походу Сталина. На Западе по команде американцев была развязана яростная антикоммунистический кампания. Все, что ни делали коммунисты, объявлялось кознями дьявола: еще до того как в «Правде» появились нападки на предложение Димитрова, дипломатия и печать Запада проявили явное скудоумие, окрестив проект федерации восточноевропейских /351/ стран вредоносным советским изобретением[35]. Предвыборная борьба в Италии велась в экзальтированных тонах крестового похода. Правые и консервативные силы, ослабленные в результате разгрома нацизма, вновь перешли в наступление по всей Западной Европе. И это главным образом пробудило в коммунистических партиях старое чувство безусловной преданности СССР. Оно подтолкнуло их сначала к одобрению создания Коминформа, а затем и осуждению Тито. Необходимо было встать с полной определенностью на ту или другую сторону – для «третьей силы» не был более места; таков был наиболее веский аргумент в споре перед необходимостью сделать выбор. Глобальный и массированный характер американского наступления облегчил таким образом намерение Сталина превратить весь свой лагерь в единый монолит по образу и подобию Советского Союза.