Причины и последствия немецкого поражения
Причины и последствия немецкого поражения
Первые полгода войны завершились, таким образом, не германской победой, как планировалось в Берлине, а неким промежуточным результатом. Мощный натиск по плану «Барбаросса» принес немцам впечатляющие успехи, но не позволил достичь стратегических целей, разбившись о стойкость Москвы. По другую сторону фронта Красная Армия была в какой-то момент на волосок от катастрофы, но сумела выстоять. Ее положение оставалось куда более трагичным, /47/ чем у противника. И все же, если вспомнить, как началась война, у советских людей было больше оснований надеяться, чем у врага.
Что касается причин поражения немцев под Москвой, то спор на этот счет занял не один год. Гитлеровские генералы и западные историки, основывавшиеся на их свидетельствах, ставят акцент прежде всего на природных условиях: огромные русские пространства, непроходимая грязь в осеннюю распутицу, жестокие морозы континентальной зимы. Советские военачальники и историки, напротив, делают упор на морально-политические факторы, такие как прочность связей между народом и общественным строем в час смертельной опасности, сознание собственной правоты, и придают естественным факторам второстепенное значение[41].
«Конечно, — пишет Жуков, — и погода, и природа играют свою роль в любых военных действиях». Советское командование принимало это в расчет в своих решениях и планах. «Зима не сулит ему (т.е. противнику. — Авт.) ничего хорошего», — сказал Сталин 6 ноября[42]. Кстати, суровость русской зимы слишком хорошо известна, чтобы делать из этого открытие. В 1941 г. зима к тому же пришла раньше, чем обычно. В своих воспоминаниях немецкие генералы явно преувеличивают жестокость морозов. Некоторые даже утверждают, что на термометре было минус 60° — для Московской области это совершенно невероятная температура. В ноябре температура колебалась в пределах 7—10° ниже нуля, то есть была более холодной, чем в другие годы, но такой, к какой вполне можно было подготовиться. К тому же холод, как и распутица, созывал равные неудобства и давал равный выигрыш обеим сторонам. Правда, советские войска были лучше защищены от холода: в ноябре они уже были одеты и обуты по-зимнему, между тем как у немцев зимнего обмундирования не было. Они крали теплые вещи у местного населения и напяливали их поверх мундиров. Захватчики быстро утратили спесивый вид и впали в жалкое состояние.
Споры о климате подводят нас вместе с тем к истинным причинам поражения. Немцы сражались в природной и человеческой среде, которая была и с каждым днем становилась все более враждебной им. Их коммуникации растягивались на тысячи километров по непривычной, мало знакомой земле, и их уже начинали нарушать партизаны, мощное движение которых станет одной из характерных черт этой войны. Пьянящий эффект начальных успехов постепенно улетучивался перед фактором растущих трудностей на пути к намеченной цели. Упорство, с каким советские солдаты дрались на подступах к столице, явилось для гитлеровцев ударом, от которого они уже так и не оправятся полностью. Захваченные советскими войсками во время наступления письма немецких военнослужащих представляют собой еще одно свидетельство, более красноречивое, нежели послевоенные воспоминания их генералов. Они изобилуют выражениями вроде: «чувствую, что смерть близка», «нервы больше не выдерживают», «больше я не вынесу». «Если бы и существовал /48/ ад, писал жене один унтер-офицер, — то он не мог бы быть ужаснее того, в котором я живу сейчас»[43].
Советские люди сражались на родной земле. О передвижениях противника сообщали разведчики-добровольцы. Будучи крупным транспортным узлом, столица стала мощным перевалочным пунктом между тылом и фронтом, а также между разными участками самого фронта, что позволяло советскому командованию быстро перебрасывать резервы из одного пункта в другой. В этом и крылись причины успеха, а успех этот был для советских людей необходимым условием выживания и имел психологические последствия, не менее важные, чем стратегические. В процессе накопления тех политических и технических ресурсов, которым в конечном счете суждено было решить исход войны, битва под Москвой сделалась поворотным пунктом. Битва под Москвой, записал потом Эренбург, не была военным эпизодом, она многое предрешила.
Советский народ ожесточился в душе, как происходит с народами, задетыми в чем-то самом сокровенном. Это ожесточение усилилось еще больше, когда в ходе первых наступлений взорам солдат стали открываться дотла сожженные деревни, трупы людей, повешенных на деревьях, рвы, заполненные изуродованными телами, — истинная картина нацистской оккупации. В армии намечались позитивные перемены: некоторые соединения демонстрировали уже не только отвагу на поле боя, но и владение тактическими и организационными принципами, соответствующими требованиям современной войны. Лучшим частям стали присваивать звание «гвардейских»: начинание, впервые примененное во время боев за Смоленск, получило широкое распространение после битвы за Москву[44]. Увеличилось число награжденных солдат и офицеров. Появились новые генералы. 13 декабря в «Правде» были напечатаны портреты тех, кто командовал наиболее крупными соединениями, отстоявшими Москву. В числе прочих фигурировали два имени, которым суждено будет стать знаменитыми: Жуков и Рокоссовский.
Советским войскам еще не хватало новейших видов вооружения, но те, что были применены под Москвой, отлично зарекомендовали себя. Танки Т-34 воевали с первых дней войны, но число их было слишком невелико. Включение нескольких десятков таких машин в состав танковых бригад, контратаковавших колонны Гудериана под Мценском, сразу повлияло на ход сражения. Обнаружив, что по тактико-техническим данным они превосходят немецкие танки и неуязвимы для их пушек, немецкий генерал послал в Берлин встревоженное донесение. Позже он записал: «Превосходство материальной части наших танковых сил... теперь перешло к противнику»[45]. Свою эффективность продемонстрировали также новые реактивные минометы, знаменитые «катюши». Первая отдельная их батарея уже была использована в июле в боях за Смоленск. Однако вначале в целях секретности их применение было обставлено такими мерами предосторожности, что сам этот вид оружия оказывался маломаневренным. /49/ Под Москвой же реактивные установки впервые появились в таком большом количестве (несколько сотен штук), а эффект от их залпов оказался настолько действенным, что стала ясна целесообразность их дальнейшего массированного применения[46].
Именно потому, что причины поражения германской армии не были случайными, конец года, который должен был стать годом великого триумфа Гитлера, окрасился для него в зловещие тона. «Миф о германской непобедимости кончился», — записал Гальдер в Берлине[47]. Стратегия «блицкрига», служившая стержнем всего плана нападения на СССР, на этот раз дала осечку: высшее германское командование обнаружило, что настоящая война только начинается. Гитлер выместил злобу на своих генералах. Он произвел массовые замены в руководстве верховного главнокомандования вермахта и командования Восточным фронтом. Верховное главнокомандование вермахтом он возложил на самого себя. На протяжении последующих месяцев немецкие солдаты и офицеры с трудом смогли избежать участи наполеоновской «Великой армии» — в декабре такая угроза по-видимому, висела над ними — и сохранить боеспособность. Но их спесивая самоуверенность лета 1941 г. была утрачена навсегда.
В те же самые дни, когда под Москвой развивалось контрнаступление советских войск, нападение японцев на Пёрл-Харбор вовлекло во вторую мировую войну Соединенные Штаты Америки. Англо-советско-американская коалиция, как мы увидим в дальнейшем, обрисовалась с первых же недель немецкого вторжения в СССР. То был один из ободряющих факторов, о котором Сталин напомнил соотечественникам в своих ноябрьских выступлениях. В декабре- Гитлер и Муссолини вступили в войну с Соединенными Штатами на стороне Японии. В частном разговоре Сталин, посмеиваясь, комментировал: «Интересно, какими силами и средствами гитлеровская Германия собирается воевать с США? Для такой войны она не имеет ни авиации дальнего действия, ни соответствующих морских сил»[48]. Каким бы мучительным испытаниям ни суждено было в дальнейшем подвергаться отношениям между союзниками, великая антифашистская коалиция становилась реальным фактом. Разгром гитлеровцев под Москвой отрезвляюще подействовал на потенциальных союзников Германии по агрессии против СССР. Такие страны, как Япония и Турция, которые ранее не отказались бы от участи в разделе остатков Советского Союза, теперь предпочитали выжидать и, прежде чем ввязаться в авантюру, хотели убедиться, к кому будет благосклонней военная фортуна. Так благодаря стойкости СССР соотношение мировых сил за считанные месяцы претерпело глубокие изменения в его пользу.