От войны к миру
От войны к миру
Сколько было населения в СССР к концу Второй мировой войны? Официальная статистика не сообщает никаких данных на 1945 год. Но имеются сведения на начало 1950 года: 178,5 млн. населения, то есть на 15,6 млн. меньше, чем было до войны. (Конец 1939 г. — 194,1 млн.)
После войны начал снижаться уровень рождаемости. В 50-х годах он составлял 25 (на 1000), а до войны 31. В 60-е же годы произошло еще большее снижение. Падение рождаемости в первые послевоенные годы было связано с гибелью целых возрастных групп мужчин. Но позднее в действие вступили неблагоприятные экономические и социальные факторы; низкая заработная плата, острый жилищный кризис, вовлечение все большего числа женщин в производство и прочее.
В 1971—1972 годах на 1000 женщин в возрасте 15-49 лет приходилось в два раза меньше детей, родившихся за год, чем в 1938—1939 годах. В первые послевоенные годы существенно ниже довоенной была также численность населения СССР в трудоспособном возрасте.
Хозяйство страны, особенно на территории, подвергшейся оккупации, было основательно подорвано. Концентрация усилий на военном производстве, необходимая для достижения победы, привела к значительному оскудению ресурсов населения и к снижению производства товаров народного потребления. Во время войны резко сократилось и до того незначительное строительство жилья, в то время как жилищный фонд страны был частично разрушен.
Переходный период от войны к миру был в СССР довольно кратким. 4 сентября 1945 года был упразднен Государственный Комитет Обороны и его функции были переданы Совнаркому СССР. Произошла реорганизация в ведомствах промышленности вооружений: от выпуска танков и артиллерийских систем переключились на производство тракторов и транспортных средств.
Экономика в местностях, разоренных войной, нуждалась в значительных капиталовложениях. По советским официальным данным, было полностью или частично разрушено 1710 городов и городских поселков, более 70 тысяч сел и деревень, около 32 тысяч промышленных предприятий, 65 тысяч км железнодорожных путей. 25 млн. человек лишились крова. По плану четвертой пятилетки 40% капитальных вложений (115 млрд. рублей) было выделено для восстановления разрушенного или пострадавшего от войны хозяйства.
Восстановление нормальной жизни в стране происходило в сложных условиях обнищания населения, голода на юге страны и повстанческого движения на присоединенных к СССР землях.
Осенью 1947 года были установлены единые цены на продукты вместо существовавших ранее раздельных карточных и коммерческих цен. В результате стоимость основных продуктов питания существенно возросла для большинства городского населения. Цена на 1 кг черного хлеба увеличилась с 1 до 3,40 рублей, на 1 кг. мяса — с 14 до 30 рублей, на 1 кг сахара — с 5.50 до 15 рублей, на сливочное масло — с 28 до 66 рублей, на молоко — с 2.50 до 8 рублей. СССР был одной из первых стран, отменивших введенную во время войны карточную систему.
Для низкооплачиваемых категорий рабочих и служащих одновременно с установлением единых государственных цен была введена «хлебная надбавка» до 110 рублей в месяц (в старом исчислении) в виде увеличения зарплаты для тех, кто зарабатывал меньше 900 рублей в месяц. Минимальная заработная плата в то время составляла 300 рублей. Средняя заработная плата равнялась 475 рублей в месяц в 1946 году и 550 рублей в 1947 году.
В годы войны и в первые послевоенные годы резко усилилась инфляция в связи с обесцениванием рубля, нехваткой товаров и продовольствия, а также из-за нескольких существенно разнившихся уровней цен.
В конце 1947 года была проведена денежная реформа — деноминация. Старые банкноты были обменены на новые в соотношении 10:1. Держатели вкладов в сберегательных кассах получали переоцененные деньги на более льготных условиях, чем те, кто сохранял деньги дома. От реформы пострадали главным образом жители сельскохозяйственных районов и частично спекулянты, не успевшие реализовать огромные суммы, оказавшиеся у них на руках. Денежная реформа, несомненно, оказала на экономику страны оздоровляющее влияние.
Хотя развитие военной экономики во время войны дало толчок отдельным отраслям производства: авиационной и автотракторной (танковой) промышленности, производству специальных сортов стали, созданию новой нефтяной базы на востоке страны, — в целом промышленное производство в стране переживало трудности.
В конце войны производство металла было приблизительно на уровне 1933—1935 годов, производство тракторов на уровне 1930 года. В связи с переводом экономики страны на мирные рельсы объем валовой продукции составлял 92% от довоенного уровня. Но уже в 1948 году промышленное производство было на 18% выше довоенного и продолжало расти.
К исходу Второй мировой войны СССР обладал огромными вооруженными силами — свыше 11 млн. человек. После мобилизации армия сократилась более чем в три раза. Однако уже в 1948 году под ружьем было 2 874 тыс. человек, а еще спустя семь лет армия удвоилась.
Советский Союз спешил изготовить атомную бомбу, чтобы не допустить создания перевеса в мире в пользу единственного обладателя атомного оружия — Соединенных Штатов Америки.
На изготовление атомной бомбы были мобилизованы лучшие советские и сочувствующие коммунизму иностранные ученые. Советская разведка приступила к массовой вербовке агентов для добычи любой информации, касающейся атомной энергии. Появилось несколько специализированных институтов, закрытых городков и полигонов, создано специальное министерство среднего машиностроения, фактически министерство строительства и использования атомной энергии.
В 1949 году было официально объявлено о наличии у СССР атомной бомбы, а в 1953 году — водородной. Сталин мог чувствовать себя вполне удовлетворенным: Советский Союз превратился в атомную державу.
В 1950 году Советский Союз начал первый послевоенный этап гонки вооружений. Прямые военные расходы накануне смерти Сталина составили в 1952 году почти четверть всего годового бюджета.
Восстановление народного хозяйства в области тяжелой промышленности было закончено в целом в конце 1950 года. Значительно возросло, по сравнению с довоенным, производство стали, проката и нефти. Были построены новые металлургические предприятия в Прибалтике, в Закавказье, в Средней Азии и в Казахстане.
Производство товаров народного потребления к концу 4-й пятилетки так и не достигло довоенного уровня. Население по-прежнему страдало от нехватки товаров первой необходимости, острого жилищного кризиса. В то же время огромные средства вкладывались в строительство дворцов-небоскребов в Москве, монументов, призванных увековечить эпоху Сталина. Советское правительство щедрой рукой раздавало подарки своим восточноевропейским сателлитам в виде зданий университетов, институтов, госпиталей и прочего.
Значительные средства были вложены государством в развитие здравоохранения в стране. В городах улучшилось амбулаторное лечение, но в больницах положение было очень плохим — не хватало коек, обслуживающего персонала, необходимых медикаментов. Медицинский персонал: врачи, сестры, не говоря уже о технических работниках, — оставались одной из самых низкооплачиваемых категорий.
Дальнейшее развитие народного хозяйства страны упиралось, как и прежде, в органическую порочность системы советского социализма. Все вопросы экономики, большие и малые, решались в центре. Инициатива местных хозяйственных органов была ограничена до предела. Планы и необходимые материальные фонды для их выполнения «спускались» сверху. В Москве заранее определялся план для каждого предприятия, часто без правильного учета специфических особенностей. Заводы-изготовители находились в постоянной зависимости от своевременной подачи сырья и получения деталей от смежников. Транспорт не справлялся с перевозками. Абсурдность централизованного управления приводила к тому, что коммуникации между поставщиками, производителями и смежниками растягивались на тысячи километров. Нередко с Дальнего Востока везли в центральные районы страны сырье, которое находилось под боком, но принадлежало другому ведомству. Бесхозяйственность и неразбериха порождали простои на производстве, штурмовщину и вели к огромным материальным издержкам.
Сосредоточение всех решений в центре привело к разбуханию центрального бюрократического аппарата. Появилось множество ненужных центральных инспекций. Предприятия изнывали под напором комиссий, обследовании и расследований. Огромная армия «толкачей», то есть специальных уполномоченных предприятий по доставанию сырья, добыче дефицитных материалов, моторов и прочего наводнила заводы, фабрики, министерства. Взяточничество стало обычной формой деловых отношений.
Власть пыталась бороться с коррупцией, но была бессильна справиться с этим злом, ибо коррупция стала неотъемлемой частью системы.
Другой частью системы стала «показуха», то есть заведомое введение в заблуждение вышестоящих инстанций относительно выполнения плана, состояния производства и так далее. Руководители предприятий часто боялись сказать правду о положении на производстве и предпочитали слать победные реляции о выполнении и перевыполнении планов, росте производительности труда, шли на всевозможные ухищрения, лишь бы не попасть в число «отстающих». Поэтому официальные статистические данные следует воспринимать с большой осторожностью, многие из них, как позднее было официально установлено, были просто недостоверными.
Ложь стала образом жизни. Врали все — снизу доверху и сверху донизу. Предприятия обманывали министерства. Райкомы вводили в заблуждение обкомы партии, те, в свою очередь, ЦК, ЦК же, и особенно его лидеры, лгали народу, самим себе, всему прогрессивному и регрессивному человечеству.
В 50-е годы начались работы по сооружению гидроэнергетических узлов по Днепру и Волге. В 1952 году был выстроен руками заключенных Волго-Донской канал, протяженностью в 101 км, соединивший в одну систему Белое, Балтийское, Каспийское, Азовское и Черное моря.
Каналы, предприятия, гидротехнические сооружения, местные «моря» создавались, как правило, без учета влияния искусственного изменения природных условий на окружающую среду. В результате бассейны рек оказались на значительном протяжении отравлены ядовитыми отходами производства. Вымирала речная фауна. Рыбное хозяйство по Волге, ее притокам, которым Россия издавна славилась, захирело. Во многих местах оказались под водой лесные угодья, пашни, произошло заболачивание почвы вокруг. Так случилось, например, в районе «Рыбинского моря», во многих других местах. Попытки ученых, местных властей, населения остановить это беспощадное уничтожение природных ресурсов ни к чему не приводили: планы, утвержденные союзным правительством, не подлежали изменению.
После войны много раз производились внутриведомственные административные реформы, менялись характер и функции планирующих органов, но существенных изменений эти меры в планирование и руководство экономической жизнью страны не внесли. 15 марта 1946 года народные комиссары стали министрами. Этим как бы подчеркивалась возросшая роль государства, давно уже не зависящего от воли народа. По указанию Сталина во многих министерствах была введена форма для служащих. Теперь не только военные, милиция, государственная безопасность и железнодорожные служащие, но и водники, дипломаты, связисты, работники суда и прокуратуры стали носить форму. Повсеместно были введены гражданские звания — разных рангов и классов.
О глубокой реакции, воцарившейся в стране, свидетельствовало принятие в 1947 году закона о запрещении брака советских граждан с иностранцами.
Террор 30-х годов подорвал основную ячейку общества — семью. Идеологический раскол, система доносительства расшатали и без того непрочные после революции семейные устои в городах. В деревне же семья распадалась под влиянием принудительной коллективизации, обнищания и бегства в города.
Гибель значительной части мужского населения страны во время войны создала для миллионов семей тяжелую, часто катастрофическую ситуацию. Появилась многочисленная категория вдовых семей и матерей-одиночек.
Действовавшее до и во время войны законодательство о семье с его несложной процедурой развода, разрешением на аборт в случае медицинской необходимости (закон 1936 года о запрещении абортов содержал эту оговорку), отражавшее марксистскую концепцию равенства полов и свободной любви, также сыграло немалую роль в развитии советского общества на его ранней стадии. Само по себе советское законодательство о семье 20-х и 30-х годов, признававшее в качестве принципиальной основы полное равенство между мужчиной и женщиной, несомненно, имело прогрессивный характер. Но, провозгласив равенство мужчины и женщины во всем, включая производство, и открыв женщине теоретически доступ к любой профессии и любым должностям, государство не обеспечило необходимых экономических и социальных условий, подкрепляющих равенство полов.
На женщину легли двойные обязанности: материальная поддержка семьи и заботы о самой семье и о воспитании детей. Хотя государство и взяло на себя, особенно в крупных промышленных центрах, часть заботы о детях, создав сеть яслей и детских садов, но их было далеко недостаточно. Спасал в некоторой мере институт «бабушек».
В конце войны советское государство возвращается к старой, «буржуазной» концепции: семья — первоначальная ячейка общества. Сталин догадался, что прочная семья значительно облегчает задачу управления народом. Доктрина нерегистрированных браков и свободной любви в корне противоречила задачам и практике советского социалистического государства с его политикой ограничения передвижения и контроля над жизнью граждан посредством паспортной системы.
В 1944 году был издан новый закон о семье. Отныне государство признавало только зарегистрированные браки. Вновь возродилось понятие незаконнорожденных детей. Формально их так не называли, но в свидетельстве о рождении, в графе «отец» ставился прочерк. Процедура разводов значительно усложнилась. Развод перестал быть актом желания лишь одной из сторон. Требовалось согласие обеих сторон. За развод нужно было уплатить государству довольно существенную сумму.
Государство подчеркнуло ответственность семьи за воспитание детей в коммунистическом (т. е. конформистском) духе.
Закон 1944 года имел также своей долговременной целью увеличение народонаселения страны. Аборты были запрещены. Матери-одиночки получили пособия от государства. Были введены специальные правительственные награды для многодетных матерей.
Законодательство о семье 1944 года отражало социальные сдвиги, происходившие в стране. Завершалось формирование современного советского общества с его конформистской моралью и внутренним стремлением к успокоению после многих лет страданий и испытаний. Если первое послереволюционное поколение хотело вырваться из узких рамок «старого быта», то остатки поколений 20-х и 30-х годов мечтали об устойчивой семейной жизни, возможно о возврате к мифическому «старому доброму времени». Но здесь возникло серьезное противоречие между намерением государства и стремлением граждан. Семья — изначальная ячейка государства-общества — могла также и противостоять ему. Для многих семья стала укрытием и защитой от «всевидящего ока» партии и от «всеслышащих» ушей государства.
Продолжало оставаться в силе введенное еще во время войны разделение школ в городах по принципу пола. Раздельное обучение мальчиков и девочек имело глубоко отрицательные психологические последствия. Школьников одели в мундирчики и в фуражки, напоминающие форму, которую носили гимназисты в царское время. Говорят, что был проект введения формы для работников Академии наук, но не успели договориться о количестве звезд на погонах академиков...
Форма, надетая на служащих и школьников, стала как бы обрамлением советского общества позднесталинского времени.
* * *
В 1947 году значительную часть европейской территории страны постиг голод. Он возник после сильной засухи, охватившей основные сельскохозяйственные житницы европейской части СССР: значительную часть Украины, Молдавию, Нижнее Поволжье, центральные районы России, Крым. В предшествующие годы государство подчистую забирало урожай в счет государственных поставок, не оставляя иногда даже семенного фонда. Неурожай случился в ряде областей, подвергшихся немецкой оккупации, то есть многажды ограбленных и чужими и своими. В результате не было никаких запасов продовольствия, чтобы пережить тяжелое время. Советское же государство требовало от дочиста ограбленных крестьян все новые и новые миллионы пудов зерна. Например, в 1946 году, в год сильнейшей засухи, украинские колхозники должны были сдать государству 400 млн. пудов (7,2 млн. тонн) зерна. Эта цифра, как и большинство других плановых заданий, произвольно была установлена и никак не соотносилась с действительными возможностями украинского сельского хозяйства.
Отчаявшиеся крестьяне слали письма украинскому правительству в Киев и союзному в Москву, умоляя прийти им на помощь и спасти от голодной смерти. Хрущев, который был в то время первым секретарем ЦК КП (б) У после долгих и мучительных колебаний (он опасался быть обвиненным в саботаже и потерять свое место) все же послал письмо Сталину, в котором просил разрешить временно ввести карточную систему и сохранить продовольствие для снабжения сельскохозяйственного населения. Сталин в ответной телеграмме грубо отверг просьбу украинского правительства. Теперь украинских крестьян ожидали голод и смерть. Народ начал умирать тысячами. Появились случаи каннибализма. Хрущев приводит в своих мемуарах письмо к нему секретаря Одесского областного комитета партии А. И. Кириченко, посетившего в зиму 1946—1947 года один из колхозов. Вот, что он сообщал: «Я увидел ужасную сцену. Женщина положила трупик своего собственного ребенка на стол и разрезала его на куски. Она безумолчно говорила, когда это делала: «Мы уже съели Манечку. Теперь мы засолим Ваничку. Это поддержит нас некоторое время». Можете Вы себе это представить? Женщина сошла с ума на почве голода и разрубила своих собственных детей на куски!» Голод бушевал на Украине.
Однако Сталин и его ближайшие помощники не желали считаться с фактами. На Украину был послан беспощадный Каганович в качестве первого секретаря ЦК КП (б) У, а Хрущев временно впал в немилость, был перемещен на пост Председателя Совнаркома Украины. Но никакие перемещения не могли спасти положения: голод продолжался, и он унес около миллиона человеческих жизней.
* * *
Вскоре после окончания войны в Прибалтике, в западных областях Украины, Белоруссии и в Молдавии были приняты энергичные меры по унификации всей хозяйственной и политической жизни этих областей наподобие остальных частей Советского Союза. Унификация проводилась путем сочетания различных методов: депортации, аграрной реформы, «раскулачивания» и коллективизации, иммиграции нового населения.
Прежде всего была проведена новая депортация «политически неблагонадежных» и «классово-чуждых» элементов. В деревне происходила конфискация собственности зажиточных владельцев и, на первом этапе, распределение земли между безземельными крестьянами. Но очень скоро, начиная с 1947 года, началась коллективизация, встреченная крестьянским населением враждебно. Например, через два года после начала коллективизации, летом 1949 года, несмотря на меры принуждения и нажима, депортацию и запугивание, 30% крестьянских дворов в Эстонии оставались индивидуальными владениями.
Быстро окончился период аграрной реформы в Латвии. Следуя традиции, партия, как написано в официальной истории Латвийской ССР, «перешла от политики ограничения кулачества к его ликвидации как класса. Создавая колхозы, крестьяне постановляли не принимать в них кулаков». Как полагается, появились и вредители... «Активных вредителей, — читаем мы дальше, — предавали суду, других кулаков высылали за пределы республики (т. е. в Сибирь. — Авт.), а их земельные участки присоединяли к землям колхозов». Массовые аресты в Прибалтике не миновали даже депутатов Верховных Советов. В Литве, когда один из арестованных воскликнул: «Я же депутат!», офицер МВД спокойно ответил: «Ничего, ничего, в Сибири депутаты тоже нужны...»
Авторы учебника «История СССР. Эпоха социализма» (изд. 3-е, Москва, 1974 г.) пишут: «ЦК ВКП (б) постановлением от 21 мая 1947 г. о колхозном строительстве в Прибалтийских республиках предупредил местные органы, что в этом важном деле не следует проявлять никакой торопливости, и рекомендовал создавать колхозы на основе полной добровольности... и на базе современной машинной техники, вокруг хорошо оснащенных МТС. Важную роль в подготовке коллективизации сыграли простейшие формы кооперирования крестьян».
А вот что было написано в «Истории Латвийской ССР», изданной в 1958 году: не было попыток «использовать уже существовавшие формы сельскохозяйственной кооперации... как исходную базу. Широкая сеть сельскохозяйственной кооперации, охватывавшая три четверти крестьянских хозяйств, была ликвидирована... Коллективизация основной массы крестьянства была проведена весной 1949 года форсированными темпами, доходившими в ряде случаев до нарушения принципа добровольности».
Как видим, разница между двумя версиями колоссальная. Первая просто фальсифицирует события, вторая дает понять читателю, что на самом деле произошло. В первом случае даже упоминания нет, что принудительная коллективизация явилась причиной вооруженной борьбы в латвийской деревне, вслед за которой последовали массовые репрессии — «...Советская власть вынуждена была изолировать часть кулаков и другие враждебные элементы».
Вооруженное сопротивление насильственной коллективизации продолжалось, например, в Литве еще не один год. VII съезд компартии Литвы (сентябрь 1952 года) уделил большое внимание борьбе против «бандитского подполья буржуазных националистов», против пережитков буржуазной националистической идеологии и религиозных предрассудков...
Коллективизация встретила вооруженный отпор и на территории западных областей Белоруссии.
В первые пять лет после войны в Прибалтике была проведена широкая индустриализация на базе реконструкции старой и создания новой энергетической системы. Спустя три года после окончания войны уровень индустриального развития в прибалтийских республиках был выше предвоенного. Объем промышленной продукции Эстонии (сланцево-химическая промышленность, машиностроение и прочее) увеличился в 1950 году по сравнению с довоенным уровнем более чем в 3,4 раза. Количество рабочих и служащих в Прибалтике возросло в 1950 году по сравнению с 1940 годом на 40%.
В Латвии довоенный уровень промышленности был превзойден в 1950 году в три раза, в Литве за тот же период в два раза.
Превращение прибалтийских государств в индустриальные разрушало старую социальную структуру. Менялся быстро, особенно в более промышленно развитых Эстонии и Латвии, этнический состав населения. В городах селились русские и украинцы. Их назначали на ответственные должности. В портах Прибалтики появилось много военных моряков. Главная стратегическая цель советского руководства заключалась в изменении соотношения национального состава населения в Прибалтике и создания там прочной опоры из числа не-прибалтов.
Этнические группы в Прибалтике жили обособленно, своими собственными культурными интересами. Антирусские, часто идентифицируемые с антисоветскими, настроения были очень сильны среди местного населения. На протяжении 40-х годов в Прибалтике, особенно в Литве и в Латвии, продолжалась вооруженная борьба против советской власти, носившая и с той, и с другой стороны весьма ожесточенный характер.
Трудности первых послевоенных лет усугублялись огромным ущербом, понесенным во время войны сельским хозяйством. Оккупанты разорили 98 тыс. колхозов и 1876 совхозов, забрали и зарезали многие миллионы голов скота, почти полностью лишили сельские местности оккупированных районов тягловой силы. В аграрных районах количество трудоспособных сократилось почти на одну треть.
Оскудение людских ресурсов в деревне было также результатом естественного процесса роста городов. Деревня теряла за год в среднем до 2 млн. человек. Тяжелые условия жизни в деревнях заставляли молодежь уходить в города. Часть демобилизованных солдат осела после войны в городах и не пожелала возвратиться к сельскому хозяйству.
Во время войны во многих районах страны значительные площади принадлежавших колхозам земель были переданы предприятиям и городам, или незаконно захвачены ими. В других районах земля стала предметом купли-продажи. Еще в 1939 году было издано постановление ЦК ВКП (б) и Совнаркома о мерах борьбы с разбазариванием колхозных земель. С точки зрения только что произведенной «революции сверху» в деревне тенденция к возрождению индивидуального землевладения вскрывала тот тщательно маскируемый властью факт, что, несмотря на драконовские меры по преобразованию деревни, психологического перелома среди крестьянского населения страны не произошло. Революция в деревне была для крестьян скорее актом насилия, чем справедливости, ибо земля, изъятая у прежних владельцев, не была перераспределена по душам, а передана колхозам, иначе говоря, присвоена государством. Теперь же земли захватывались просто более сильными, то есть заводами и городскими властями.
Советское руководство полностью осознало смысл происходящего. В новом постановлении Совета министров СССР и ЦК ВКП (б) по поводу разбазаривания колхозных земель, изданном 19 сентября 1946 года, «извращения» в деревне были названы «глубоко вредными для дела колхозов и крайне опасными для всего социалистического строительства нашей страны».
К началу 1947 года было обнаружено более 2255 тысяч случаев присвоения или использования земли, в целом 4,7 млн. га. Между 1947 и маем 1949 года дополнительно было вскрыто использование 5,9 млн. га колхозных земель. Вышестоящее начальство, начиная от местного и кончая республиканским, нагло грабило колхозы, взимая с них под разными предлогами фактически натуральный оброк.
Задолженность разных организаций колхозам составляла к сентябрю 1946 года 383 млн. рублей.
В Акмолинской области Казахской ССР было взято у колхозов начальством в 1949 году 1500 голов скота, 3 тысячи центнеров зерна и продуктов на сумму около 2 млн. рублей. Расхитители, среди которых были руководящие партийные и советские работники, не были привлечены к ответственности.
Разбазаривание колхозных земель и добра, принадлежащего колхозам, вызвало большое возмущение колхозников. Например, на общих собраниях колхозников в Тюменской области (Сибирь), посвященных постановлению от 19 сентября 1946 года участвовало 90 тысяч колхозников и активность была необычной: выступило 11 тысяч колхозников. В Кемеровской области на собраниях по выборам новых правлений были отведены кандидатуры 367 председателей колхозов, 2250 членов правлений и 502 председателей ревизионных комиссий прежнего состава. Однако и новый состав правлений не мог добиться сколько-нибудь значительного перелома: государственная политика оставалась прежней. Поэтому выхода из тупика не было.
После окончания войны производство тракторов, сельскохозяйственных машин и инвентаря быстро налаживалось. Но несмотря на улучшение снабжения сельского хозяйства машинами, тракторами, укрепления материально-технической базы совхозов и МТС, положение в сельском хозяйстве оставалось катастрофическим. Государство продолжало вкладывать в сельское хозяйство крайне незначительные средства — в послевоенной пятилетке всего 16% от всех ассигнований на народное хозяйство.
В 1946 году было засеяно только 76% посевной площади по сравнению с 1940 годом. Из-за засухи и других неурядиц урожай 1946 года был ниже даже по сравнению с полувоенным 1945 годом. «Фактически по производству зерна страна длительный период находилась на том уровне, который имела дореволюционная Россия», — признавал Н. С. Хрущев. В 1910—1914 годах валовой сбор зерна составлял 4380 млн. пудов, в 1949—1953 годах — 4942 млн. пудов. Урожайность зерновых была ниже урожайности 1913 года, несмотря на механизацию, удобрения и прочее.
Урожайность зерновых
1913 — 8,2 центнера с гектара
1925—1926 — 8,5 центнера с гектара
1926—1932 — 7,5 центнера с гектара
1933—1937 — 7,1 центнера с гектара
1949—1953 — 7,7 центнера с гектара
Соответственно меньше приходилось сельскохозяйственных продуктов и на душу населения. Принимая предколлективизационный период 1928—1929 годов за 100, производство в 1913 году составляло 90,3, в 1930—1932 — 86,8, в 1938—1940 — 90,0, в 1950—1953 — 94,0. Как видно из таблицы, зерновая проблема обострилась, несмотря на снижение экспорта зерна (с 1913 по 1938 год в 4,5 раза), сокращение поголовья скота и, следовательно, расхода зерновых. Поголовье лошадей сократилось с 1928 по 1935 год на 25 млн. голов, что давало экономию более 10 млн. тонн зерновых или 10-15% от валового сбора зерновых того времени.
В 1916 году на территории России (в современных границах) было 58,38 млн. крупного рогатого скота, на 1 января 1941 года его количество сократилось до 54,51 млн., а в 1951 году было 57,09 млн. голов, то есть все еще было ниже уровня 1916 года. Количество коров превысило уровень 1916 года лишь в 1955 году. В целом же, согласно официальным данным, с 1940 по 1952 год валовая продукция сельского хозяйства возросла (в сопоставимых ценах) всего на 10%!
Пленум ЦК ВКП (б) в феврале 1947 года потребовал еще большей централизации сельскохозяйственного производства, фактически лишив колхозы права решать не то что сколько, а что сеять. В машинно-тракторных станциях были восстановлены политотделы — пропаганда должна была заменить пищу вконец изголодавшимся и обнищавшим колхозникам. Колхозы были обязаны помимо выполнения государственных поставок, засыпать семенные фонды, отложить часть урожая в неделимый фонд, а лишь после этого выдавать колхозникам деньги на трудодни. Государственные поставки по-прежнему планировались из центра, перспективы урожая определялись на глазок, а реальный урожай был часто намного ниже запланированного. Первая заповедь колхозников «сначала отдай государству» должна была быть выполнена любым способом. Местные партийные и советские организации часто заставляли более успевающие колхозы расплачиваться зерном и другими продуктами за своих оскудевших соседей, что в конечном счете вело к обнищанию и тех, и других. Колхозники кормились главным образом за счет продуктов, выращенных на их карликовых приусадебных участках. Но для вывоза своих продуктов на рынок они нуждались в специальной справке, удостоверявшей, что они рассчитались с обязательными государственными поставками. В противном случае их считали дезертирами и спекулянтами, подвергали штрафам и даже тюремному заключению. Увеличились налоги на личные приусадебные участки колхозников. От колхозников требовали в виде натуральных поставок продукты, которые они часто не производили. Поэтому они были вынуждены приобретать эти продукты по рыночной цене и сдавать их государству бесплатно. Такого ужасного состояния русская деревня не знала даже во времена татарского ига.
В 1952 году государственные цены на поставки зерна, мяса и свинину были ниже, чем в 1940 году. Цены, уплачиваемые за картофель, были ниже расходов по транспортировке. Колхозам платили в среднем 8 рублей 63 копейки за центнер зерна. Совхозы же получали за центнер 29 рублей 70 копеек.
Для того чтобы купить килограмм масла, колхозник должен был отработать... 60 трудодней, а чтобы приобрести весьма скромный костюм, нужен был годовой заработок.
В большинстве колхозов и совхозов страны в начале 50-х годов собирались крайне низкие урожаи. Даже в таких благодатных областях России, как Центрально-Черноземная область, Поволжье и Казахстан урожаи оставались крайне низкими, ибо центр бесконечно предписывал им, что сеять и как сеять. Дело, однако, заключалось не только в глупых приказах сверху и недостаточной материально-технической базе. На протяжении многих лет из крестьян выколачивали любовь к своей работе, к земле. Когда-то земля вознаграждала их за затраченный труд, за их преданность своему крестьянскому делу иногда щедро, иногда скудно. Теперь этот стимул, получивший официальное название «стимул материальной заинтересованности», исчез. Работа на земле превращалась в бесплатный или малодоходный принудительный труд.
Многие колхозники голодали, другие систематически недоедали. Спасали приусадебные участки. Особенно тяжелое положение было в европейской части СССР. Гораздо лучше обстояло дело в Средней Азии, где были высокие заготовительные цены на хлопок — основную сельскохозяйственную культуру, и на юге, специализировавшемся на овощеводстве, производстве фруктов и виноделии.
В 1950 году началось укрупнение колхозов. Их количество сократилось с 237 тысяч до 93 тысяч в 1953 году. Укрупнение колхозов могло способствовать их экономическому укреплению. Однако недостаточные капиталовложения, обязательные поставки и низкие заготовительные цены, отсутствие достаточного количества подготовленных специалистов и механизаторов и, наконец, ограничения, наложенные государством на личные приусадебные хозяйства колхозников, лишали их стимула к работе, разрушали надежды выбиться из тисков нужды.
Гордиев узел сельского хозяйства Хрущев предложил в 1951 году разрубить путем создания агрогородов, то есть крупных сельскохозяйственных предприятий взамен многочисленных и маломощных колхозов. Хрущев был подвергнут за свое предложение резкой критике в печати. И это понятно, так как предложение Хрущева фактически означало признание провала многолетней аграрной политики партии. Идея Хрущева перекликалась с аграрной реформой, начатой в России Столыпиным незадолго до революции, которая должна была привести к созданию крупного товарного свободного крестьянского хозяйства. Теперь Хрущев предлагал создать крупные рентабельные сельскохозяйственные предприятия, основанные на превращении колхозного крестьянства в сельскохозяйственных рабочих. Однако реальных материальных предпосылок для осуществления плана Хрущева не было.
Руководство государством продолжало трубить об успехах «социалистического» государства. На XIX съезде партии главный докладчик Маленков объявил, не моргнув глазом, что зерновая проблема в СССР решена и собран урожай в 8 млн. пудов зерна. Спустя всего два года, после смерти Сталина, было также официально объявлено, что все данные о сельскохозяйственном производстве в стране являются «липой».
33 миллиона колхозников, кормивших своим тяжелым трудом 200-миллионное население страны, оставалось вслед за зэками самым нищим, самым обиженным слоем советского общества.
Посмотрим теперь, каково было положение рабочего класса и других городских слоев в позднесталинское время.
Как известно, одним из первых актов Временного правительства после Февральской революции было введение 8-часового рабочего дня. До этого рабочие России работали по 10, а иногда и по 12 часов в день. Что касается колхозников, то их рабочий день, как и в дореволюционные годы, оставался ненормированным. В 1940 году возвратились к 8-часовому. Тогда же были введены и антирабочие законы, о которых упоминалось выше. Антирабочее законодательство было окончательно отменено только в 1956 году.
Согласно официальной советской статистике средняя заработная плата советского рабочего возросла более чем в 11 раз в период между началом индустриализации (1928) и концом эры Сталина (1954). Но это не дает представления о реальной заработной плате. Советские источники дают фантастические выкладки, которые ничего общего с реальностью не имеют. Западные исследователи подсчитали, что в указанный период стоимость жизни, по самым консервативным подсчетам, увеличилась в период 1928—1954 годов в 9-10 раз. Однако рабочий в Советском Союзе имеет помимо официальной заработной платы, получаемой на руки, дополнительную, в виде социальных услуг, оказываемых ему государством. Оно возвращает трудящимся в виде бесплатного медицинского обслуживания, образования и прочего часть заработка, отчуждаемого государством.
Согласно подсчетам крупнейшего американского специалиста по советской экономике Жанет Чепмен дополнительные прибавки к заработной плате рабочих и служащих с учетом происшедших изменений в ценах, после 1927 года составляли: в 1928 году — 15,8%; в 1937 — 22,1%; в 1940 — 20,7%; в 1948 — 29,6%; в 1952 — 22,2%; в 1954 — 21,5%. Стоимость жизни в те же годы росла следующим образом, принимая 1928 год за 100:
1937 — 478
1940 — 679
1944 — 952
1948 — 1565
1952 — 1053
1954 — 900
Таким образом, стоимость жизни к концу сталинской эры возросла в 9-10 раз по сравнению с периодом перед коллективизацией.
Реальная заработная плата за то же период, исключая налоги и подписку на заем, но включая прибавку к заработной плате на социальные нужды, была:
1920 — 100
1937 — 86
1940 — 78
1944 — 64
1948 — 59
1952 — 94
1954 — 119
Из этой таблицы видно, что рост заработной платы советских рабочих и служащих был ниже роста стоимости жизни. Например, к 1948 году заработная плата в денежном выражении удвоилась по сравнению с 1937 годом, но стоимость жизни выросла более чем в три раза. Падение реальной заработной платы было связано также с увеличением суммы подписки на заем и налогообложения. Значительное повышение реальной заработной платы к 1952 году все же было ниже уровня 1928 года, хотя и превышало уровень реальной заработной платы предвоенных 1937 и 1940 годов.
Чтобы составить правильное представление о положении советского рабочего по сравнению с его заграничными собратьями, сравним, сколько продуктов можно было купить за 1 час затраченной работы. Приняв исходные данные часовой заработной платы советского рабочего за 100, мы получим такую сравнительную таблицу:
Картина разительная: за одно и то же затраченное время английский рабочий мог приобрести в 1952 году более чем в 3,5 раза больше продуктов, а американский рабочий в 5,6 больше продуктов, чем советский рабочий.
У советских людей, особенно старших поколений, укоренилось мнение, что, мол, при Сталине ежегодно снижали цены, а при Хрущеве и после него цены постоянно росли. Отсюда происходит даже некоторая ностальгия по сталинским временам.
Секрет понижения цен чрезвычайно прост: он основан, во-первых, на огромном взлете цен после начала коллективизации. В самом деле, если принять цены 1937 года за 100, то окажется, что цены на печеный ржаной хлеб возросли с 1928 по 1937 год в 10,5 раза, а к 1952 году почти в 19 раз! Цены на говядину 1 сорта возросли с 1928 по 1937 год в 15,7, а к 1952 году — в 17 раз; на свинину соответственно в 10,5 и в 20,5 раза. Цена на сельдь выросла к 1952 году почти в 15 раз. Стоимость сахара поднялась к 1937 году в 6 раз, а к 1952 году в 15 раз. Цена на подсолнечное масло поднялась с 1928 по 1937 год в 28 раз, а с 1928 до 1952 — в 34 раза. Цены на яйца возросли с 1928 по 1937 в 11,3 раза, а к 1952 году в 19,3 раза. И, наконец, цены на картофель поднялись с 1928 по 1937 год в 5 раз, а в 1952 году были в 11 раз выше уровня цены 1928 года.
Все эти данные почерпнуты из советских ценников за разные годы.
Подняв один раз цены на 1500-2500 процентов, потом было уже довольно несложно устраивать трюк с ежегодным понижением цен. Во-вторых, снижение цен происходило за счет ограбления колхозников, то есть чрезвычайно низких государственных сдаточных и закупочных цен. Еще в 1953 году заготовительные цены на картофель в Московской и Ленинградской областях равнялись... 2,5-3 копейкам за 1 килограмм. Наконец, большинство населения вообще не ощущало разницы в ценах, так как государственное снабжение было очень плохим, во многих областях годами не завозили в магазины мясо, жиры и другие продукты.
Таков «секрет» ежегодного снижения цен в сталинские времена.
Рабочий в СССР спустя 25 лет после революции продолжал питаться хуже, чем западный рабочий.
Обострился жилищный кризис. По сравнению с дореволюционным временем, когда проблема жилья в густонаселенных городах была нелегкой (1913 год — 7 кв. метров на 1 человека), в послереволюционные годы, особенно в период коллективизации, жилищная проблема необычайно обострилась. Массы сельских жителей хлынули в города, ища спасения от голода или в поисках работы.
Гражданское жилищное строительство в сталинские времена было необычайно ограничено. Квартиры в городах получали ответственные работники партийного и государственного аппарата. В Москве, например, в начале 30-х годов был выстроен огромный жилой комплекс на Берсеневской набережной — Дом Правительства с большими комфортабельными квартирами. В нескольких ста метрах от Дома Правительства находится другой большой жилой комплекс — бывшая богадельня, превращенная в коммунальные квартиры, где на 20-30 человек была одна кухня и 1-2 туалета.
До революции большинство рабочих жило неподалеку от предприятий в казармах, после революции казармы назвали общежитиями. Крупные предприятия выстраивали новые общежития для своих рабочих, квартиры для инженерно-технического и административного аппарата, но решить жилищную проблему было все равно невозможно, так как львиная доля ассигнований расходовалась на развитие индустрии, военной промышленности, энергетической системы.
Жилищные условия для подавляющего большинства городского населения ухудшались в годы правления Сталина с каждым годом: темпы роста населения значительно превышали темпы гражданского жилищного строительства.
В 1928 году жилищная площадь на 1 городского жителя составляла 5,8 кв. метров, в 1932 году — 4,9 кв. метров, в 1937 году — 4,6 кв. метров.
План 1-й пятилетки предусматривал строительство новых 62,5 млн. кв. метров жилой площади, выстроено же было лишь 23,5 млн. кв. метров. По 2-му пятилетнему плану планировалось выстроить 72,5 млн. кв. метров, было выстроено в 2,8 раза меньше — 26,8 млн. кв. метров.
В 1940 году жилищная площадь на 1 городского жителя составляла 4,5 кв. метров.
Через два года после смерти Сталина, когда началось массовое жилищное строительство, на 1 городского жителя приходилось 5,1 кв. метров. Для того, чтобы отдать себе отчет, в какой скученности люди жили, следует упомянуть, что даже официальная советская жилищная норма составляет 9 кв. метров на одного человека (в Чехословакии — 17 кв. метров). Многие семьи ютились на площади в 6 кв. метров. Жили не семьями, но кланами — по два-три поколения в одной комнате.
Клан уборщицы крупного московского предприятия в 13 человек А-вой жил в общежитии в комнате площадью в 20 кв. метров. Сама уборщица была вдовой коменданта пограничной заставы, погибшего в начале германо-советской войны. В комнате было всего семь стационарных спальных мест. Остальные шесть человек —взрослые и дети раскладывались на ночь на полу. Сексуальные отношения происходили почти на виду, к этому привыкли и не обращали внимания. В течение 15 лет три семьи, проживавшие в комнате, безуспешно добивались расселения. Лишь в начале 60-х годов их расселили.
В таких условиях жили сотни тысяч, если не миллионы, городских жителей Советского Союза. Это было обыденным явлением. Еще в 1975 году жилищные управления в Москве не брали на учет для улучшения жилищных условий граждан, если на 1 человека приходилось больше 5 кв. метров жилой площади. Таково было наследие сталинской эпохи.
Ахиллесовой пятой советской экономики была и остается проблема повышения производительности труда. Между 1928 годом и началом новой послесталинской эпохи (1955) производительность труда возросла в среднем по всей советской промышленности в два раза. Сложная система поощрений и премий призвана стимулировать рост производительности труда. В денежном выражении эта система означает в случае выполнения и перевыполнения плана прибавку к заработной плате. Премии, как правило, выше у инженерно-технического персонала и значительно ниже у рабочих.
Хотя рабочий класс теоретически считался главной движущей силой советского общества, его реальное политическое значение падало по мере численного роста бюрократической элиты и увеличения ее роли в государстве. Идентификация элитой своих интересов как интересов всего народа нашла свое отражение затем в основных партийных документах — уставе и программе КПСС. На закате сталинской эры определение партии — «организованный отряд рабочего класса» (XVII съезд ВКП (б)) было заменено другой формулой: «добровольный боевой союз единомышленников-коммунистов» (ХIХ съезд КПСС). Изменение определения партии знаменовало не только переход от концепции диктатуры пролетариата к общенародному государству, но также и констатацию реального снижения роли рабочего класса, хотя партийные боссы и продолжали говорить от его имени и называть его ведущей силой советского социалистического общества.
* * *
Мы уже упоминали о том, что благоприятный для Советского Союза поворот в войне после Сталинградской битвы был использован руководством для восстановления моральных позиций, утраченных партией в начале войны. Был взят курс на резкое увеличение численного состава партии в действующей армии и в тылу. Авторитет партии восстанавливался по мере успехов армии. Это наглядно видно из следующих данных о численности партии во время войны и в первые послевоенные годы.
На 1 января 1941 года ВКП (б) насчитывала 3872 тыс. человек. За время войны погибло более 3 млн. членов ВКП(б). Однако на 1 января 1946 года численный состав партии вырос в 1,5 раза и составлял 5511 тысяч. Особенно быстро партия росла со второй половины 1942 года и до окончания войны. Во втором полугодии 1941 года в ВКП (б) вступило (кандидатов и членов) 343,5 тыс. человек, во втором полугодии 1942 года — 1147 тысяч, в 1943 — 2794 тысяч, в 1944 — 2416 тысяч.