Весна 1917

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Весна 1917

В конце 1916 года всеобщее недовольство, вызванное усталостью от войны, неудачами на фронте, ростом цен, усиливается в связи с сокращением поставок продовольствия в Петроград и Москву. 19 января 1917 года «Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в столице» доносило в «совершенно секретном докладе»: «Рост дороговизны и повторные неудачи правительственных мероприятий по борьбе с исчезновением продуктов вызвали еще перед Рождеством резкую волну недовольства...»

Продовольственные трудности, которые начинают испытывать города в 1916 году, были вызваны прежде всего неумением правительства организовать закупку сельскохозяйственных продуктов и их транспортировку. В годы войны собиралось даже больше зерна, чем до войны (если вычесть занятую немцами территорию): в 1914 году — 4304 миллионов пудов, в 1915 — 4659 миллионов, в 1916 — 3916 миллионов пудов. Армия брала больше чем до войны: 85 миллионов пудов в 1913—14 годах, 485 в 1916—17 годах. Но в это же время экспорт зерна, составлявший в 1913—14 годах 640 миллионов пудов, упал в 1916—17 годах до 3 миллионов. Причиной продовольственных трудностей в городах было нежелание крестьян продавать зерно по ценам, которые не переставали падать по мере роста инфляции.

Правительство не понимало причин трудностей: попытки контролировать цены сводились нередко к мерам, применяемым ташкентским генерал-губернатором, который по субботам ходил по базару и приказывал пороть торговцев, превышавших «нормальные» с его точки зрения цены; попытки организовать заготовки с помощью уполномоченных провалились. Правительство не знало, что предпринять, меняло политику, колебалось. Не понимали причин трудностей и общественные деятели, — правые объясняли их происками евреев и немцев: Союз русского народа открыл свои «русские хлебные лавки», левые объясняли происками помещиков и кулаков. Все сходились на том, что виноваты железные дороги, не успевающие перевозить хлеб. В действительности же трудность состояла не в отсутствии железнодорожного транспорта — в 1918 году в стране имелось 18757 паровозов и 444 тысячи вагонов по сравнению с 17036 паровозов и 402 тысячами вагонов в 1914 году — а в отсутствии зерна: поезда гонялись за зерном, а не зерно за поездами.

Доклад охранного отделения о положении в столице от 19 января 1917 года кончался выводом: общество жаждет «найти выход из создавшегося политически ненормального положения, которое с каждым днем становится все ненормальнее и напряженнее».

Парламентская оппозиция все более проникается убеждением, что необходимо добиться от царя «ответственного министерства», в котором ключевые посты должны занять представители Прогрессивного блока. Группа депутатов Думы во главе с А. И. Гучковым, убежденным монархистом, лидером умеренных либералов, начинает готовить заговор с целью свержения Николая II для сохранения династии.

Революционные партии, антивоенные и антицарские, лозунги которых находят все более широкий отклик в стране, оценивают тем не менее ситуацию, как еще не созревшую для переворота. Член Думы, один из лидеров меньшевиков Николай Чхеидзе, сторонник Циммервальда и Кинталя, утверждает в начале января 1917 года: «В настоящее время нет никаких надежд на удачную революцию. Я знаю, что полиция пытается инсценировать революционные вспышки и вызвать рабочих на улицу, чтобы с ними расправиться». Полностью оторванный от России Ленин, до которого в Цюрих доходят редкие и неясные сведения, говорит в январе тоже самое, что и Чхеидзе: «Мы, старое поколение, не увидим будущей революции». Представитель Ленина в Петрограде, руководитель русского Бюро ЦК Александр Шляпников констатирует: «Все политические группы и организации подполья были против выступления в ближайшие месяцы 1917 года».

Все в стране ждут неминуемых перемен, кроме революционеров. Как скажет В. Шульгин: революционеры еще не готовы, но революция готова.

19 февраля председатель Думы М. В. Родзянко приезжает в Царское Село с докладом о положении в стране и предупреждением, что в случае роспуска Думы, который намечал Николай II, вспыхнет революция. Революция эта, предупреждал Родзянко царя, «сметет вас, и вы уже не будете царствовать». «Ну, Бог даст», — ответил последний русский самодержец. И услышал в ответ: «Бог ничего не даст, вы и ваше правительство все испортили, революция неминуема».

Волнения в Петрограде начались даже раньше, чем предвидел их председатель Государственной Думы — через две недели после его доклада. 23 февраля в разных районах Петрограда стали собираться группы людей и требовать хлеба. Рабочие бросают работу и присоединяются к демонстрантам. 26 февраля 4-ая рота Павловского полка открыла огонь по конной полиции. Солдаты начали переходить на сторону демонстрантов.

Парламентская оппозиция надеется, что создание «ответственного министерства» может спасти положение, «В столице анархия, — телеграфирует Родзянко царю. — Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца». Николай II, ознакомившись с телеграммой, сказал министру двора Фредериксу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать». Единственным ответом царя на предупреждения парламентской оппозиции о грозящей стране и династии революционной опасности было решение о роспуске на два месяца Думы.

Революционная оппозиция, захваченная врасплох нараставшим стихийным движением, не знает, что следует предпринять и ограничивается разговорами. На квартире Керенского, где собрались представители всех революционных партий — меньшевики всех тенденций, эсеры, трудовики, большевики (большевиков представлял Александр Шляпников) — энтузиазм присутствующих погасил близкий к большевикам К. Юренев. Революции нет и не будет, — заявил он. — Реакция нарастает. У рабочих и солдат разные цели. Следует приготовиться к длительному периоду реакции. Мы должны занять позицию наблюдателя и выждать. Для всех присутствующих было очевидно, что Юренев выражает точку зрения партии большевиков. Воспоминания петроградского рабочего В. Каюрова, члена городского комитета партии, свидетельствуют о неожиданности событий для партии. Никаких указаний из партийного центра не было, — вспоминает Каюров. — Петроградский комитет был арестован и представитель ЦК Шляпников оказался не в состоянии давать директивы на следующий день. Вечером 26 февраля для Каюрова не было сомнений: революция ликвидируется. Демонстранты разоружены, никто не может больше ответить правительству, принявшему решительные меры. Большевики оставались в позиции наблюдателей не только потому, что были захвачены врасплох демонстрациями в Петербурге, не только потому, что был арестован Петроградский комитет, но и потому, что Ленин еще осенью 1916 года строго-настрого запретил Шляпникову какое бы то ни было сотрудничество с другими социалистическими партиями.

Революционное движение в столице Российской Империи нарастало без руководства не потому, что оно было так сильно — профессиональным революционерам движение это казалось слабым, обреченным на провал, — а потому, что противник, царский строй, был так слаб. «Дело было в том, — объясняет В. Шульгин, — что во всем этом огромном городе нельзя было найти несколько сотен людей, которые бы сочувствовали власти...»

К полудню 27 февраля на сторону демонстрантов перешло около 25 тысяч солдат. Это составляло немногим более 5% войск и полиции, сконцентрированных в Петрограде и его окрестностях. Но этого оказалось достаточно для превращения бунта в революцию. Правда, победители еще не знают, что они — победители, как не знают побежденные, что они побеждены. Вечером 27 февраля около 30 тысяч солдат приходят в Думу в поисках власти, в поисках правительства. Дума, которая так мечтала о власти, с трудом нашла в себе мужество создать Временный комитет Думы, заявивший (28 февраля манифест этот был расклеен по городу), что берет на себя «восстановление правительственного и общественного порядка».

За несколько часов до создания Комитета Думы организуется первый Совет. Он обращается к рабочим Петрограда с предложением прислать к вечеру депутатов — по одному на тысячу рабочих. Вечером Совет избирает председателем меньшевика Н. Чхеидзе, заместителями — левых депутатов Думы, А. Керенского и М. Скобелева. Большевиков в Совете так мало, что они не в состоянии организовать фракцию. Избранный в Исполком А. Шляпников, рассказывает, что на первом заседании Совета было сделано сообщение о продовольственном состоянии в Петрограде. Выяснилось, что оно «отнюдь не было катастрофическим». Повод, вызвавший волнения в столице, приведший к свержению царя, оказался несуществовавшим.

В то время когда в Петрограде возникли две власти — Комитет Думы и Исполком Совета — российский император ехал из ставки в Могилеве к столице. Задержанный на станции Дно восставшими солдатами, Николай II подписывает 2 марта отречение от престола. Он принимает это решение после того, как генерал Алексеев, поддержанный командующими всех пяти фронтов, заявляет царю, что отречение является единственной возможностью продолжать войну с Германией. Только два командира корпусов — граф Келлер и Хан Нахичеванский — заявили о своей поддержке Николая II. Комитет Думы направил на станцию Дно двух монархистов, А. Гучкова и В. Шульгина, — принять отречение.

Так, при общем согласии революционеров, либералов, монархистов, пала в России монархия. Россия стала демократической республикой. Произошло это быстро, малопонятным для участников образом, с небольшим — по позднейшим масштабам — числом жертв. Всего в феврале было убито 169 человек и ранено около 1000.

Начиная с 1916 года в России, в особенности в столице, не переставали говорить о различного рода заговорах — революционных, либеральных, монархических, — которые должны были выправить положение. Единственным удачным заговором оказалось убийство Распутина в декабре 1916 года. Причем удачным заговор против Распутина можно назвать лишь потому, что, хотя и с трудом, старец Григорий был убит. Последствия этого убийства для монархии оказались катастрофическими. Убийство близкого к царской семье Распутина показало стране, что все дозволено.

Когда революция передала власть в стране тем, кого называли «заговорщиками» и кто в действительности, сознательно или бессознательно, разрушал царский строй, оказалось, что программы у них не было.

Созданное Комитетом Думы Временное правительство во главе с князем Г. Е. Львовым, бывшим председателем Земского союза, включавшее представителей бывшей парламентской оппозиции, объявило своей целью продолжение войны и созыв Учредительного собрания для решения будущего устройства России. Революционные партии, твердо знавшие, что по учению Маркса, в России на очереди была буржуазно-демократическая революция, не претендовали на власть: буржуазия должна была выполнить предназначенную ей историей задачу, а потом только наступала очередь социалистов. Не поверил в Февральскую революцию и Ленин, увидевший из Цюриха, что события в Петрограде — результат «заговора англо-французских империалистов». Первая его директива звучала знакомо: никакого сближения с другими партиями.

Слабость Временного правительства, проявившаяся с первых же дней его существования, отсутствие ясной программы, неуверенность в себе, позволили Совету стать второй властью в стране. Но и Совет не имел ясной линии поведения. 1 марта Совет подписал знаменитый «приказ №1», вводивший в частях петроградского гарнизона выборные комитеты, в распоряжении которых находилось оружие, не выдаваемое офицерам, отменявший традиционные армейские формы дисциплины. Приказ этот был немедленно распространен на всю русскую армию, несмотря на разъяснения Совета, что касается он лишь тыловых частей. Приказ №1 стал важнейшим фактором разложения армии, на которую Совет рассчитывал для продолжения войны с Германией, не ответившей на предложение заключить «мир без аннексий и контрибуций». Колебались и большевики. 12 марта прибыли из ссылки в Петроград бывший депутат Думы М. Муранов, член старой редакции «Правды» Л. Каменев и член ЦК И. Сталин. Они немедленно захватили руководство «Правдой», в которой 15 марта была опубликована статья Каменева, гласившая, в частности: «Когда армия стоит против армии, самой нелепой политикой была та, которая предложила бы одной из них сложить оружие и разойтись по домам... Свободный народ будет стойко стоять на своем посту, на пулю отвечать пулей...»

3 апреля в Россию приезжает Ленин. Значения этого приезда для судеб страны и мира никто еще не подозревает. Вождь большевистской партии удивлен, что его, вернувшегося на родину с помощью германских властей, не арестовывают, а торжественно встречают, в том числе и представители новой власти. Всех, в том числе и членов большевистской партии, несказанно удивляет речь Ленина, объявившего о необходимости начать борьбу за власть.

Спор об отношениях Ленина с Германией в годы войны и революции продолжается и сегодня. Начался он в апреле 1917 года. «Тогда, — писал близкий сотрудник Ленина В. Бонч-Бруевич, — этот способ путешествия (в так называемом пломбированном вагоне) вызвал бешеный вой со стороны злобствующей буржуазии и ее подпевал-эсеров и меньшевиков. Очень многие даже в нашей партии находили этот способ неудобным, некорректным». Сила Ленина заключалась в том, что он считал любой способ, приближавший победу революции, которой он руководил, удобным и корректным. Нужно, учил он большевиков, уметь идти на «всяческие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытие правды». Ленин прекрасно понимал, что Германия заинтересована в помощи русским революционерам, борющимся за поражение своей страны. Людендорф напишет после войны, что русская революция была с давних пор его страстным желанием: «Сколько раз мечтал я об его осуществлении... Вечная химера». Химера совершенно неожиданно становится действительностью, спасительным чудом: «В апреле и мае 1917 года, — пишет немецкий генерал, — несмотря на наши победы на Эн и в Шампании, нас спасла только русская революция». Спасение кайзеровской Германии не было целью ленинской деятельности, но тот факт, что революция в России спасла Германию от поражения в 1917 году нисколько не смущал вождя большевистской партии, стремившегося любой ценой прийти к власти.

«Апрельские тезисы» — программа, с которой Ленин выступил 4 апреля на заседании Петроградского совета, поразила своей неожиданностью всех, в том числе и большевиков. Быть может, члены партии были бы менее изумлены, если бы они могли прочитать высылаемые Лениным из Швейцарии «Письма издалека». Однако, «Правда» опубликовала первое письмо с купюрами, а следующие три не напечатала вообще. Руководители «Правды», Л. Каменев и И. Сталин, имели свой план; объединение с меньшевиками и, в определенных формах, сотрудничество с Временным правительством. Плеханов, на которого выступление Ленина произвело впечатление бреда, полагал, что «тезисы эти написаны как раз при той обстановке, при которой набросал одну свою страницу Авксентий Иванович Поприщин.

«Числа не помню. Месяца тоже не было. Было черт знает, что такое». «Правда», опубликовавшая тезисы 7 апреля, 8 апреля напечатала редакционный комментарий, который, если не считать формы, совпадал с оценкой Плеханова: «Что же касается общей схемы т. Ленина, то она представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит из признания буржуазно-демократической революции законченной и рассчитывает на немедленное перерождение этой революции в революцию социалистическую».

Трудно лучше выразить разницу между редакторами «Правды», которые были руководителями партии в отсутствие вождя, и Лениным: для Каменева, Сталина и других большевиков марксизм был учением, от которого нельзя отступать, для Ленина не существовало доктринальных истин, — он был одержим одной идеей — идеей власти. На заседании в Таврическом дворце 4 апреля Ленин, по свидетельству Бонч-Бруевича, вызвал «ядовитые усмешки» и «заметный смешок» у слушателей, когда «откровенно заявил, что имел и очень мало времени и очень мало материала для наблюдения». Если не считать нескольких недель в 1905 году, Ленин с 1900 года не был в России. В апреле 1917 года, по дороге в Петроград «всего один рабочий попался мне в поезде», — признался вождь большевистской партии. Но этого было для него достаточно. «Мои рассуждения, — заявил он, — будут несколько теоретичными, но полагаю в общем и целом правильными, соответствующими всей политической обстановке страны».

Ленину могло и не посчастливиться, ему мог и не «попасться в поезде» рабочий. И без этого рабочего он понял главное в политической обстановке России: страна стала, по признанию самого Ленина, самой свободной в мире; власть в стране — слабая и нерешительная.

«Апрельские тезисы» были программой, одновременно, конкретной и утопической. Конкретные требования — прекращение империалистической войны, а для этого — братанье с противником; конфискация помещичьей земли и национализация всех земель в стране с передачей ее в распоряженье местных советов — направлялись в адрес Временного правительства, которое, как знал Ленин, не могло их выполнить, следовательно необходимо было свержение правительства. Утопическая часть программы — устранение полиции, армии, чиновничества, плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше платы хорошего рабочего — была обещаниями со стороны будущей власти, Н. Суханов называет программу Ленина «разудалой левизной, бесшабашным радикализмом, примитивной демагогией, не сдерживаемой ни наукой, ни здравым смыслом...». Ленинская программа была «бесшабашным радикализмом» и «примитивной демагогией», но она учитывала два главных требования основной массы населения — крестьян — мир и земля.

После Февральской революции в Петроградский совет стали приходить «наказы» — жалобы и пожелания, прежде всего крестьян и рабочих. Анализ первых ста крестьянских наказов показывает, что они требуют прежде всего конфискации помещичьих, государственных и других земель и раздачи их крестьянам, а затем — быстрого заключения «справедливого мира». Первые сто рабочих «наказов» свидетельствуют, что рабочие были настроены менее революционно, чем крестьяне. Их требования касаются прежде всего улучшения положения (8-часовой рабочий день, повышение зарплаты и т. п.), но не его радикального изменения. Характерно, что требование мира есть в 23 из 100 крестьянских наказов и всего в 2 из 100 рабочих наказов.

Требования крестьян заключить мир частично совпадали с пораженческими лозунгами Ленина, их требования земли противоречили программе партии большевиков. Вождь партии мгновенно забывает длившиеся годами схоластические споры по аграрному вопросу, раздиравшие социал-демократов, — «муниципализация», «социализация», «национализация» — и присваивает программу партии эсеров: земля — крестьянам.

Апрель 1917 года можно считать месяцем рождения советской идеологии. Впервые в государственном масштабе была продемонстрирована важнейшая черта этой идеологии, которая вскоре станет господствующей в стране: гибкость, несвязанность ее ничем, способность мгновенно принять то, что вчера осуждалось и осудить то, что вчера принималось. Важнейшими элементами этой идеологии было: во-первых то, что решение о радикальном и неожиданном повороте на 180% принимается вождем партии; во-вторых, то, что партия, с некоторыми колебаниями, правда, сразу же соглашается с вождем.

Ленину, не связанному ничем, одержимому стремлением к власти, располагающему партией, насчитывавшей в апреле 1917 года 77 тысяч членов, противостоит Временное правительство, связанное со всех сторон. Оно связано прежде всего тем, что является лишь половиной власти; вторая половина — Совет. Оно связано отсутствием аппарата власти: старый государственный аппарат был разрушен и отвергнут, как пережиток царизма, создание нового задерживается, ибо сверху донизу возникает двоевластие, местные советы успешно конкурируют с рождающейся администрацией Временного правительства. Временное правительство, наконец, связано нормами и чувствами, которые вскоре начнут называть пережитками капитализма: верность слову, верность союзникам, вера в демократию, вера в народ. Представители социалистических партий, эсеров и социал-демократов-меньшевиков, играющие, начиная с первой коалиции (май 1917), все большую роль во Временном правительстве, связаны теоретическими воззрениями на революцию и историю, теоретическими представлениями о «движущих силах», о том, что классы по очереди, в порядке исторической закономерности, приходят к власти. Власть как бы жжет руки членов Временного правительства, они как бы только ждут момента, чтобы от нее освободиться. «20 апреля, — рассказывает Александр Шляпников, — на заседании Исполкома Совета Л. Каменев, критикуя Временное правительство, добавляет: «выход — в переходе власти в руки другого класса...» С мест министров раздаются голоса: «Тогда возьмите власть». В июне на съезде советов И. Церетелли с некоторой тоской восклицает: в настоящее время нет такой политической партии, которая готова сказать: дайте нам власть. Такой партии в России нет. В ответ Церетелли слышит знаменитый ответ Ленина: есть такая партия. И Ленин добавляет: ни одна партия не имеет права отказываться от власти и наша партия не отказывается.

Временное правительство было уверено, что желающих взять власть в России нет. Слова Ленина всерьез не принимались. Политических деятелей обычно упрекают в том, что они лгут, скрывают свои планы. История демонстрирует, однако, что когда политические деятели — Ленин, Сталин, Гитлер — говорят правду о своих планах, им никто не верит.

Слабость власти в стране сняла все преграды на пути революционной волны, заливавшей Россию. Революция превращается в бунт, дающий выход многовековой ненависти, скопившейся в народе. И чем очевиднее становится слабость власти, тем сильнее становится бунт. С недоумением смотрит на страну русская интеллигенция, десятилетиями ее готовившая. «Мы как влюбленные романтики, — записывает в свой дневник слова интеллигента М. Горький, — обожали ее, но пришел некто дерзкий и буйно изнасиловал нашу возлюбленную». Временное правительств, правительство русской интеллигенции, неуклонно идет налево, желая поспеть за бунтующим народом, но всегда отстает, ибо народ, подстрекаемый архикрайними лозунгами Ленина, мечтает о полном безвластии. В соревновании революционных лозунгов нельзя было опередить Ленина, проповедовавшего экспроприацию экспроприаторов, что в переводе с иностранного звучало неотразимо заманчиво: грабь награбленное.[4]

В июне военному министру Керенскому удается убедить армию в возможности наступления. 18 июня русские войска начинают наступление и добиваются значительных успехов. Слухи об укреплении дисциплины в армии вызывают тревогу у солдат Петербургского гарнизона, опасающихся, что их могут отправить на фронт. Лозунги свержения Временного правительства находят благодарную почву прежде всего в первом пулеметном полку, находившимся под влиянием большевиков и анархо-коммунистов.

На время подготовки вооруженного выступления солдат и рабочих Петрограда, к которым присоединятся 4 июля 10 тысяч кронштадских моряков, Ленин уезжает из столицы отдыхать на дачу Бонч-Бруевича в Финляндию. Вождь революции возвращается 4 июля, выступает с балкона дворца Кшесинской перед демонстрантами, но без воодушевления. Ему ясно, что власть захватить на этот раз не удастся.

Историки спорят по сей день: было ли июльское выступление заговором большевиков или стихийным выступлением солдат, рабочих и матросов. Не могут прийти к окончательному решению даже официальные историки КПСС. В сталинском «Кратком курсе» говорилось, что «большевистская партия была против вооруженного выступления в этот момент, так как она считала, что революционный кризис еще не назрел, что армия и провинции еще не готовы для поддержания восстания в столице, а послесталинский «Краткий курс» полагает, что «у рабочих и солдат Петрограда хватило бы сил свергнуть Временное правительство и взять государственную власть в свои руки», но что брать власть было еще рано, ибо «большинство народа в стране еще шло за эсерами и меньшевиками».

Ленин не возражал против июльского выступления и не настаивал на его продолжении, когда верные правительству и Совету войска пришли в Петроград. Для Ленина июльское выступление было репетицией, пробой сил, проверкой готовности противника сопротивляться. Г. Зиновьев вспоминает, что «в июльские дни весь наш ЦК был против немедленного захвата власти. Так же думал и Ленин. Но когда 3 июля высоко поднялась волна народного возмущения, товарищ Ленин встрепенулся. И здесь, наверху, в буфете Таврического дворца, состоялось маленькое совещание, на котором были Троцкий, Ленин и я. И Ленин, смеясь, говорил нам: а не попробовать ли нам сейчас? Но он тут же прибавлял: нет, сейчас брать власть нельзя; сейчас не выйдет, потому что фронтовики еще не все наши.

Зиновьев чуть-чуть путает, ибо 3 июля Ленина в Петрограде не было, но смысл отношения Ленина к событиям передан верно; удастся — «смеясь» возьмем власть, не удастся — повторим попытку.

Июльская репетиция окончилась неудачей большевиков прежде всего потому, что Петроградский совет поддержал Временное правительство. «Что же дальше? — спросил я у Владимира Ильича, — пишет Бонч-Бруевич о разговоре, происходившем после июльской неудачи. — Вооруженное восстание, другого выхода нет. — Когда? — Когда покажут обстоятельства, но не позднее осени». Возможно, что Бонч-Бруевич, писавший свои воспоминания уже после победы партии Ленина, несколько преувеличивает оптимизм своего собеседника. 5 июля, когда Троцкий встретился с вождем партии, тот был в панике: «Они теперь нас перестреляют, — говорил Ленин, — самый подходящий момент для них». «Но, — добавляет Троцкий, — Ленин переоценил противника... — не его злобу, а его решимость и способность к действию.

У Ленина были основания для опасений. Важным аргументом, убедившим верные Временному правительству и Совету войска, выступить против демонстрантов, были документы, доказывавшие, что Ленин и большевики — немецкие шпионы. Троцкий назовет в своей «Истории русской революции» июль 1917 года «месяцем величайшей клеветы в мировой истории». Обвинение в получении денег от немцев служит основанием Временному правительству для решения об аресте руководителей большевистской партии. Ленин, хорошо зная, что, будучи он на месте министров Временного правительства, арестованные по обвинению в подготовке заговора против власти, да еще на деньги иностранцев, не дождались бы суда, бежит в Финляндию. Арестованные большевистские лидеры: Каменев, А. Коллонтай, А. Луначарский, Л. Троцкий были вскоре выпущены.

Спор о «немецких деньгах» продолжается и сегодня. Спор этот можно разделить на две части: был ли Ленин немецким агентом и получали ли большевики немецкие деньги?

Вождей всех революций побежденные объявляли агентами иностранных держав, давая наиболее примитивное объяснение своего поражения, объяснение, которое мало что объясняет. Понятие «агент иностранной державы» — подразумевает человека, выполняющего чужую волю. Нет сомнения, что у Ленина была собственная воля и собственные цели, которые на определенном этапе совпадали с целями Германии. Пройдет год и многие из тех, кто обвинял Ленина в сотрудничестве с кайзеровской Германией, станет пользоваться ее помощью в борьбе с властью Ленина.

Вождей всех революций обвиняли в том, что они получали деньги от иностранных держав. И в большинстве случаев это было правдой. В июле 1917 года были опубликованы документы, свидетельствовавшие о связях большевиков Ганецкого и Козловского с Парвусом, немецким социал-демократом, своих связей с германским министерством иностранных дел не скрывавшим. Ленин ожесточенно отрицал обвинения. Но отрицал странно и малоубедительно. Он писал, например, что Ганецкий, всего-навсего, вел торговые дела, как служащий фирмы, которой управлял Парвус. Партия, утверждал Ленин, не могла иметь дела с Парвусом, ибо еще в 1915 году Ленин назвал его «немецким Плехановым» и «ренегатом, лижущим сапоги Гинденбурга». Наконец Ленин категорически заявлял: «Гнусная ложь, что я состоял в сношениях с Парвусом». Ленин, действительно, в сношениях с Парвусом не состоял, состояли его посланники. Несмотря на все отрицания Ленина, Троцкого и других вождей партии, никто из них не объяснил каким образом в апреле 1917 года партия могла издавать, по официальным данным, 17 ежедневных газет тиражом в 320 тысяч. Их еженедельный тираж составлял 1415 тысяч.

Марк Алданов вспоминал, что маленькая политическая партия, которая агитацией почти не занималась, издавала в 1917 году небольшую газету и израсходовала за год около 300 тысяч рублей, полученных от нескольких богатых членов партии. А. Шляпников, в добросовестности которого нет оснований сомневаться, сообщает, что с 1 декабря 1916 по 1 февраля 1917 года в большевистскую кассу поступило 1 117 рублей 50 копеек. В марте расщедрился Максим Горький и дал 3 тысячи рублей. Троцкий, разоблачая «величайшую клевету в мировой истории», утверждает, что деньги на большевистскую печать давали рабочие. Трудно, однако, себе представить, чтобы в условиях жестокой инфляции, когда деньги теряли свою ценность, а стоимость типографских расходов росла, рабочие могли собирать еженедельно десятки и сотни тысяч рублей для партии, которая отнюдь не была единственной рабочей партией, да и не была главной социалистической партией. Марк Алданов, свидетель революции, талантливый исторический романист и проницательный историк, мечтал в 1935 году: «Гроссбухи Вильгельмштрассе могли бы оказаться ценным документом по истории октябрьской революции, но до них история доберется не скоро. К тому же и записи гроссбухов, вероятно имеют характер односторонних документов, — расписки в подобных случаях не выдаются». Алданов ошибся: история добралась до «гроссбухов» германского министерства иностранных дел очень скоро — через 10 лет. Но Алданов оказался прав — расписок Ленина там не было, там были лишь немецкие документы о передаче денег большевикам. Марк Алданов, написавший первым в 1919 году биографию Ленина, приводит наиболее убедительный, психологический аргумент: «Не стеснялся Ленин дела Таратуты, не стеснялся фальшивых ассигнаций, не стеснялся тифлисского мокрого дела, — незачем ему было стыдливо относиться и к немецким деньгам, весьма удачно им использованным в интересах большевистской партии».[5] Проблема немецких денег, которая так волнует историков — проблема этическая. Для Ленина, буржуазной морали не признававшего, вопроса: брать или не брать? — не было.

Немецкие деньги не объясняют, однако, причин успеха большевистской пропаганды. Немецкие деньги дали возможность вести эту пропаганду в широких масштабах, но правительство располагало не менее серьезными средствами. Важно было уметь эти средства использовать.

Июльская неудача большевиков и повсеместное убеждение, что они — немецкие агенты останавливает на короткое время динамику ленинского бега к власти. Но положение в стране становится с каждым днем все более критическим: неудачи на фронте — немецкие войска угрожают Риге и Нарве, на юге под угрозой оказываются Молдавия и Бессарабия; инфляция; растущая безработица; продовольственные трудности. Образованное в июле, второе коалиционное правительство, возглавляемое Керенским, по-прежнему откладывает решение важнейших вопросов до окончания войны, до созыва Учредительного собрания. 26 августа Верховный главнокомандующий генерал Корнилов решает вмешаться в события. Он направляет 3-й корпус генерала Крымова на Петроград. Намерения Корнилова неясны: он хочет остановить развал страны, навести порядок, нанести удар по большевикам — главной причине беспорядков, по мнению генерала, но эффект его действий приведет к обратным результатам. Храбрейший солдат, прославленный в годы мировой войны, человек демократических убеждений, генерал Корнилов был совершенно несведущ в политике. То, что называют «заговором Корнилова» было недоразумением. Не имея достаточных сил, не имея союзников, верховный главнокомандующий бросил вызов Петроградскому совету, который, увидев угрозу своей власти, обращается за помощью к большевикам. Серьезной опасности Корнилов не представлял. Комиссар Северного фронта В. Войтинский заверил руководителей Совета: «Ни один полк, ни одна рота Северного фронта не будут выполнять приказов Корнилова, если их не подтвердит армейский комитет или я. Части не подчинятся Корнилову, если он прикажет выступить против Совета или правительства. Корниловские войска — призрак. Они исчезнут до того, как раздастся первый выстрел».

Корниловские войска развеялись как призрак, не дойдя до Петрограда. Но большевистская партия была очищена от всех обвинений, предъявленных ей всего несколько недель назад тем же Советом и тем же правительством, которые теперь дали ей патент на революционность и преданность свободе. В созданный Советом Комитет народной борьбы с контрреволюцией был включен руководитель большевистской военной организации, «военки», В. Невский. В это время «военка» насчитывала 26 тысяч членов, действовавших в 43 фронтовых и 17 тыловых группах.

Узнав о выступлении Корнилова, Ленин немедленно дает директиву: бороться с Корниловым, но не поддерживать Керенского; воспользоваться положением и вырвать у Керенского как можно больше уступок, прежде всего оружия для рабочих. «Развитие событий, — пишет Ленин, — может на этот раз привести нас к власти, но об этом следует в нашей пропаганде говорить, как можно меньше». В беге к власти партия вышла на завершающую прямую.