Мафия: лев прыгнул
Мафия: лев прыгнул
Партия, стоящая у власти, не выродилась, не рассыпалась. «Власть развращает», — твердит буржуазный и мелкобуржуазный интеллигент. Тут органическое непонимание существа нашей Советской власти.
А. Воронский, декабрь 1921
Мафия — не красивый образ, мафия — реальность, болезнь, о которой мы раньше беспечно думали, что уж она-то нашему обществу не грозит.
«Литературная газета», 20.7.1989
Много лет назад молодой милиционер Александр Гуров застрелил в центре Москвы убежавшего из зоопарка льва. Этот случай, попавший во все советские газеты, вспомнил журналист Юрий Щекочихин, интервьюировавший Гурова, ставшего ныне юристом, специалистом по организованной преступности. «Александр Иванович, — спросил журналист, — если сравнить льва с мафией, то все-таки... Лев готовится к прыжку или уже прыгнул?..» — «Лев прыгнул».
«Мафия», «рэкет, «отмытые деньги», «ганги» — слова, недавно относившиеся только к разлагающемуся миру капитализма, получили в эпоху гласности полные права гражданства в советском лексиконе. «Краткий политический словарь» в 1969, 1978, 1983 гг. определял — неизменно — мафию, как «бандитско-террористическую организацию на о. Сицилия (Италия), фактически находящуюся на службе буржуазно-помещичьих кругов...» К определению добавлялось, что мафия установила связи с другими организациями преступного мира, в том числе с гангстерскими организациями в США. В издании 1987 г. «Краткий политический словарь» пополняет сведения о мафии многозначительной фразой: «Мафия стала нарицательным понятием, используемым для обозначения методов оказания незаконного, преступного давления, направленного против отдельных лиц, организаций для достижения политических целей». Еще ничего не сказано прямо о возможности появления мафии в стране социализма, но для советского читателя намек очевиден.
В 1981 г. в Варшаве работала комиссия ЦК партии, расследовавшая деятельность уже свергнутого первого секретаря Эдварда Терека. В своих показаниях Э. Терек заявил, в частности, что в ЦК «возникла целая мафия». Слово это появлялось в показаниях других польских руководителей так часто, что председатель комиссии предложил, опасаясь, что стенограммы тайных заседаний попадут в руки «Солидарности» (что и случилось), вместо «мафия», «банды», «ганги» употреблять выражение «неформальные группы в Политбюро».
Слово, понятие, обвинение, страшная опасность — «мафия» врывается в советскую политику вскоре после начала «перестройки». Слухи, нередко умело муссируемые, ходили и раньше. Они касались преимущественно южных республик. Говорили о коррупции давно. В Азербайджане и Грузии были сняты первые секретари. Их заменили: в Азербайджане бывший председатель КГБ Гейдар Алиев стал в 1969 г. первым секретарем ЦК, в Грузии им стал — в 1972 г. — бывший министр внутренних дел Эдуард Шеварднадзе. С 1981 г. начинается расследование «узбекского» дела. Из Ташкента все более очевидные нити тянутся в Москву, в окружение умирающего Брежнева.
Никого уже не удивляют утверждения журналистов, объясняющих кровавые погромы в долине Ферганы летом 1989 г. происками мафии. Пишут о роли мафии в организации резни армян в Нагорном Карабахе или погромов в Баку. Борьба с мафией становится избирательным лозунгом Тельмана Гдляна и Николая Иванова, следователей, руководивших раскрытием «узбекской мафии». Когда методы их следственной работы подверглись критике за нарушение закона и они были отстранены от расследования с сохранением содержания, вспыхнул политический скандал. Возник комитет в защиту Гдляна и Иванова. Президиум Верховного совета создал специальную комиссию для разбора дела. Министр юстиции СССР выступил в «Правде» с особым «пояснением». Гдлян был триумфально избран в народные депутаты в Москве. Еще больший избирательный успех имел Иванов в Ленинграде, после того, как он заявил 12 мая 1989 г. по телевидению, что нити мафии, которую ему мешают разоблачить, тянутся до самого верха, что в деле «замелькали фигуры членов Политбюро Соломенцева, Лигачева и бывшего председателя Верховного суда СССР Теребилова». Рабочие крупнейших ленинградских заводов голосовали единогласно за следователя Николая Иванова.
«Дело» Гдляна — Иванова демонстрирует место «мафии», реальности и мифа, в сознании современников «перестройки». Известная советская журналистка Ольга Чайковская, десятилетиями писавшая (насколько это было разрешено) о пороках советского правосудия, завоевавшая себе редкий моральный авторитет, собрала огромное досье, свидетельствующее о незаконных методах, применявшихся следователями бригады Гдляна — Иванова, пытавших арестованных, державших их годами (до 7 лет) в тюрьме на следствии. «Следователи типа Гдляна, — пишет Ольга Чайковская, — сложившиеся в условиях безнадзорности, являют собой часть той же административно-командной системы, с которой, судя по их декларациям, борются».
В апреле 1990 г. комиссия съезда народных депутатов представила Верховному совету результаты своей работы. Они подтвердили нарушения Гдляном и Ивановым законов, использование «форм давления» или «методов следствия», которые проще всего назвать пытками. В отчете говорится даже, что «среди форм давления на обвиняемых мы можем найти почти половину тех методов следствия», о которых писал А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». Из отчета следует также, что это были привычные, распространенные методы работы советских следователей, что Гдлян и Иванов пользовались покровительством высших прокурорских властей. А также и то, что следователи, посланные на борьбу с узбекской мафией, были инструментами борьбы за власть, которая шла в Москве. Узбекские руководители были клиентами Брежнева. Удар по ним был ударом по тогдашнему генеральному секретарю.
В очень короткое время удалось превратить «мафию» в главного врага, на которого направляется гнев народа. Жажда справедливости так сильна, экономическое положение в стране так катастрофично, что каждое обещание «чистки», к тому же «на верху», встречает невиданный энтузиазм масс. Ольга Чайковская рассказывает, что разговаривала с молодой женщиной в Ленинграде, которая на избирательном митинге выразила сомнение по поводу кандидатуры Иванова. «Обливаясь кровью от дикого удара в лицо, она стояла перед разъяренной толпой, а ей кричали: „Мало тебе, подавись ты своей кровью“».
Очевидны политические выгоды превращения «мафии» в главного врага. Это оружие в борьбе за власть. Член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК Егор Лигачев обратился в прокуратуру СССР, а затем в ЦК КПСС с заявлениями, категорически отвергающими обвинения в причастности «к уголовному делу о взяточничестве в Узбекистане». Долгое время западные эксперты видели в Лигачеве лидера № 2, в Советском Союзе его воспринимали как руководителя «консерваторов». «С моей точки зрения, — оправдывается Е. Лигачев, отвергая все обвинения, — это сказано для дискредитации нынешнего руководства партии и в целях политической карьеры. А также для того, чтобы уйти от ответственности за серьезные обвинения, предъявленные Иванову Н. В. в многочисленных письмах граждан при ведении следственных дел». Вторая половина объяснения не вызывает комментариев, но первая — не очень убедительна. Выражение «дискредитация нынешнего руководства партии» носит слишком общий характер. Удар был направлен, прежде всего, против Лигачева. Н. Иванов обвинил в «связях» и другого члена Политбюро — Михаила Соломенцева. На XIX партконференции в июне 1988 г. один из ораторов, говоривший о том, что в период перестройки не могут работать в центральных органах те, кто «активно проводил политику застоя», назвал, по требованию Горбачева, имена. Первым в списке был М. С. Соломенцев. В апреле 1989 г., после того, как его имя было названо Ивановым, Соломенцев «добровольно», вместе с сотней других «деятелей застоя», подал в отставку. Обвинение в связях с «мафией» стало окончательным приговором.
За мифом «мафии» существует, однако, и реальность. Следователь Гдлян, завершив (многие считают, что дело еще далеко не закончено) расследование узбекской «мафии», организовал в Москве выставку. Ее можно было посетить или увидеть по телевидению: в большом зале столы, а на них горы денег, золото, драгоценности — изъятые у арестованных. Так демонстрировалась наглядность «мафии». Но это был спектакль. В реальности все гораздо страшнее. И сложнее.
Сложность демонстрируется внезапностью прихода слова «мафия» в советский политический словарь. Понадобилось объяснение причин кризиса, возникла нужда в «козле отпущения», враге, на которого легко направить «гнев масс» — появилось слово. Советское телевидение как раз в это время показывало итальянский сериал о проделках мафии в Сицилии.
Пришло слово. Что стояло за ним? Преступный мир существовал в Советском Союзе всегда. Уголовные преступники жили в первом в мире социалистическом государстве примерно по тем же — своим — законам, по каким живут уголовники во всех странах мира. Особенность Советского Союза — в наличии двух видов собственности: социалистической, т. е. государственной, и личной, принадлежащей отдельным гражданам. Преступления против социалистической собственности всегда наказывались значительно строже, ибо их совершали функционеры государства. Это касалось подавляющего большинства населения страны, ибо все советские граждане работают на государство: на государственных предприятиях. Уголовные преступления всегда наказывались мягче, ибо их жертвой была личная собственность, с точки зрения государства менее ценная. В 20—40-е годы уголовники рассматривались как «социально-близкий элемент».
Особенность советского уголовного законодательства была одной из причин, по которой число заключенных в СССР всегда значительно превышало число заключенных во всех других странах. Речь идет не только о жертвах политических репрессий, т. е. об осужденных по статье 58 ленинско-сталинского уголовного кодекса, или по статьям 70 и 190 действующего кодекса. Миллионы заключенных были осуждены (осуждаются и находятся в лагерях и в настоящее время) по т. н. хозяйственным статьям. Очень часто они действительно нарушают советский закон, нацеленный на охрану социалистической собственности.
Хроническое присутствие в стране миллионов заключенных, личное знакомство с тюрьмой и лагерем значительного процента населения — прямой результат криминогенности советского законодательства, советской системы, нуждающейся в заключенных и порождающей преступников в количестве, неизвестном до сих пор в истории. Русская пословица — от сумы и тюрьмы не отказывайся — выражала фаталистическую готовность смириться с судьбой. Победа Октябрьской революции превратила пословицу в обязательную заповедь. Принятая советскими гражданами неизбежность тюрьмы породила презрение к закону, принципиальное неуважение к нему.
Организованная преступность была характерной чертой эпохи новой экономической политики. Сатирический роман Ильфа и Петрова «Золотой теленок» приобрел теперь поразительную актуальность, ибо изобразил ситуацию — время действия конец 20-х годов, — которая сегодня привлекает усиленное внимание журналистов, следователей и пропагандистов. Герой романа, аферист и мошенник Остап Бендер, исходит из логического умозаключения: если по стране ходят денежные знаки, кто-то их собирает. Остап обнаруживает, что их собирает «подпольный миллионер» Корейко. Поскольку Корейко действует за пределами закона, Остап находит возможность безнаказанно грабить его. Корейко «коллекционирует» свои миллионы, умело используя дефицит и то, что сегодня называют «теневой экономикой». Авторы «Золотого теленка» убедительно демонстрируют, что важнейшим элементом, позволяющим Корейко богатеть, является коррупция государственного аппарата.
Александр Гуров, считающий, что «лев прыгнул», относит рождение «организованной преступности», «мафии», к эпохе «застоя». «Могла ли появиться организованная преступность в сталинские годы? — спрашивает он риторически. И отвечает: — Да нет, не могла. Тоталитарное государство не допустит. Как известно, и Гитлер, и Муссолини в своих странах организованную преступность уничтожили». Характеризуя тем самым «сталинские годы» как время существования советского тоталитарного государства, А. Гуров утверждает одновременно, что теперь система изменилась. В частности потому, что организованная преступность расцвела. Советский специалист по мафии ошибается, говоря об отсутствии организованной преступности в нацистской Германии и фашистской Италии. Возможно потому, что никогда этим вопросом не интересовался. Он ошибается, что более удивительно, отрицая существование организованной преступности в сталинские годы. Юрист Геннадий Хохряков считает, что подобные утверждения есть результат «незнания истории» И, в качестве примера, напоминает о существовании в конце войны фиктивной воинской части, о торговцах дефицитными лекарствами во время войны. Можно привести еще множество примеров. Нет никакого сомнения, что организованная преступность существовала в сталинские годы, действуя в знакомых по «Золотому теленку» рамках: дефицит — коррупция — теневая экономика — гигантские доходы. В это время борьба велась с политическими врагами, поэтому экономические преступления хотя и преследовались жесточайшим образом, не были объектом пропаганды.
В 1939 г. был создан отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности министерства внутренних дел СССР, отлично известный советским гражданам под аббревиатурой ОБХСС. Отдел стал потом главным управлением и вот уже полвека занимается борьбой с организованной экономической преступностью.
Экономические преступления становятся важным «фронтом борьбы» в годы «оттепели». В 1961—1962 гг. принимаются законы, резко ужесточающие наказания за экономические преступления. Проводится серия широко рекламируемых крупных процессов, заканчивающихся нередко смертными приговорами — за крупные хищения, взяточничество, валютные операции. Одной из особенностей этой кампании было подчеркивание роли евреев в нарушении советских законов.
Адвокат Евгения Эвельсон описала в своем исследовании 400 процессов по экономическим делам, проведенных в хрущевское время: все они носят черты организованной преступности. Как правило, все дела были связаны с «теневой» экономикой. И, как правило, каждый процесс раскрывал коррупцию государственно-партийного аппарата. «Существование и процветание левой экономики, — пишет Евгения Эвельсон, — оказывается возможным только благодаря противоправной перекачке фондового сырья и оборудования из системы планового хозяйства в левую экономику. Эта перекачка производится всегда нелегально, всегда за деньги, всегда за взятки».
В годы Брежнева «теневая» экономика продолжала успешно развиваться. На этой почве расцветают экономические преступления (нарушения советского закона), коррупция, организованная преступность. О размахе преступлений и коррупции ходят с начала 80-х годов слухи, затем появляются еще робкие упоминания об отдельных случаях в газетах. Подлинные разоблачения приходят после избрания Горбачева. Сигналом стала статья в «Правде» «Кобры над золотом». Начался 1988 г. и впервые официально было сказано: мафия. «Мафия ничем не брезговала, вплоть до молчаливого согласия на активизацию ислама...» Речь шла об узбекской мафии. А потом как бы шлюзы открылись: статьи о мафиях во всех газетах и журналах, в телевидении, по радио.
География болезни расширяется. Это, конечно, юг — «наш Клондайк», как станут говорить. В Узбекистане куплено все руководство республики, включая первого секретаря ЦК. Примерно та же ситуация сложилась в Казахстане. Из городов Украины особенно заражены Киев, Львов, Одесса, Донецк, Днепропетровск. А. Гуров, рисуя географическую карту мафии, добавляет: «Сейчас в преступной среде стало престижным брать под свой контроль маленькие города. В Московской области это Балашиха, Люберцы, Пушкин, Орехово-Зуево». Величина города понятие относительное — в Киеве более 2750 тыс. жителей, в Одессе — более миллиона, в Орехово-Зуеве — около 150 тыс., в Пушкине — около 80 тыс. Но даже Киев — это город не очень большой по сравнению с Москвой. О положении в столице СССР рассказал итальянскому журналу «Коррьере делла сера» московский журналист Михаил Полторанин, занимавший пост главного редактора «Московской правды» десять месяцев, когда Борис Ельцин был первым секретарем московского комитета партии. «Город функционировал, — рассказал М. Полторанин, — потому, что взятки и коррупция процветали всюду. Московская мафия может дать сто очков вперед вашей сицилийской». Можно, конечно, отнести такое утверждение на счет понятной обиды: редактор «Московской правды» потерял свой пост вместе с Ельциным, можно даже себе представить, что в советском журналисте говорила несколько извращенная гордость — совсем недавно еще твердилось: советское — значит отличное. Тем не менее, остается факт. Для определения положения в Москве в десятилетия правления Гришина выбирается новое определение — мафия. Чем объясняется выбор нового понятия? Как оно определяется? В чем отличие мафии от организованной преступности предыдущих эпох? Первые ответы на эти вопросы формулируются как журналистами, так и юристами — теоретиками и практиками. Хотя их и нельзя пока признать исчерпывающими и достаточно глубокими.
Первые исследователи советской мафии согласны с тем, что ее главный признак — «сращивание представителей власти с уголовным элементом». Мнение это единодушно: «Преступное сообщество становится мафией лишь в условиях коррупции: оно должно быть связано с представителями государственного аппарата, которые состоят на службе у преступников». Нет расхождения в суждениях относительно причин появления мафии: «Корни отечественной организованной преступности... питаются тотально-командно-административной системой и присущими ей методами управления». Поскольку, как сегодня признают даже советские лидеры, «командно-административная система» родилась десятилетия назад (дата ее рождения еще не утверждена окончательно), возникает вопрос о причинах рождения мафии в годы брежневского «застоя». Коррупция — условие возникновения мафии — также существует не первый день. В 1927 г. советский юрист констатировал: «С 1918 г. по сей день живет взятка в советских учреждениях». Она, как свидетельствуют бесчисленные процессы, продолжала жить и в последующие десятилетия. С ней вели — и продолжают вести — беспощадную борьбу. В 1926 г. ЦК партии призвал все партийные организации: «Каленым железом выжжем воровство, взятку, беззаконие, произвол». Лозунг не потерял своей жгучей актуальности и сегодня.
Хронический дефицит, этот неотъемлемый элемент советской системы, и порожденная им «теневая» экономика — почва, на которой родилась организованная преступность. Мафия — новое качество феномена, характерного Для государства, созданного после захвата большевиками власти. В 1927 г. юрист констатировал: «Среди привлекавшихся и осужденных за взяточничество в период с 1918 по 1925 год включительно по крупным процессам обвиняемых с высшим, средним и домашним образованием более 70%. По профессии из главных фигур процессов преобладают инженеры, техники, по социальному происхождению — буржуазная интеллигенция». Шесть десятилетий спустя социальное положение «главных фигур процессов» значительно улучшилось, возможно, повысился и образовательный ценз преступников. Достаточно взглянуть на газетные заголовки. В Молдавии арестованы второй секретарь ЦК компартии и заместитель председателя совета министров республики; в Москве прошел процесс руководящих работников министерства легкой промышленности РСФСР, дававших взятки секретарю Брежнева (с 1970 по 1982) Г. Д. Бровину; в Туркмении осужден министр хлопкоочистительной промышленности; в Узбекистане арестованы (в частности) 98% руководителей областных управлений внутренних дел, заместители министра внутренних дел и сам министр. Только самоубийство спасло министра внутренних дел СССР Щелокова от суда. Состоялся «всего лишь» вызвавший множество недоуменных вопросов процесс Чурбанова. На XIX партконференции присутствовало 4 делегата, замешанных в «узбекском деле» и арестованных сразу же после окончания конференции. И так далее, и так далее...
Мнения относительно образования и уровня мышления арестованных и осужденных «опасных преступников» могут расходиться. Можно предполагать, что их социальное происхождение вполне удовлетворяло отделы кадров, ибо иначе трудно было бы сделать карьеру. Одно — совершенно очевидно. Все они были членами партии, все они принадлежали в широком смысле слова — к партийному аппарату, были номенклатурными работниками. Можно рассматривать как символ арест одного из 4 упомянутых на партконференции взяточников — И. И. Смирнова, занимавшего пост заведующего сектором отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Этот отдел (в ходе «политической реформы» он переименован в комиссию) является мозгом номенклатуры, контролируя все назначения на все важные посты в стране.
История преступности в СССР свидетельствует о том, что наиболее криминогенным сегментом общества является коммунистическая партия, прежде всего ее аппарат. Место партии в жизни страны, присвоенная ею и зафиксированная (до 1990 г.) конституцией «руководящая роль» во всех областях жизни является важнейшим фактором превращения страны в дикое поле, где бесчисленное количество законов порождают необходимость их ломать. Криминогенность аппарата не зависит от его персонального состава. Бесспорно, метод «естественного» подбора гарантирует выживание наиболее приспособленных к обитанию в системе.
Особенность эпохи Брежнева заключалась в захвате коррупцией самой верхушки власти. Ленин, Сталин, Хрущев — лидеры, одержимые жаждой власти, не искали внешних ее атрибутов. К тому же еще доживал век аскетизм эпохи фанатиков идеи. Леонид Ильич Брежнев настоятельно нуждался во внешних атрибутах власти, в пышном богатстве окружающей его среды. Появившийся вскоре после восшествия Брежнева на кресло генерального секретаря анекдот точно передавал признаки нового времени. Показав приехавшей к нему матери свои шикарные аппартаменты, золото и бриллианты, фарфоры и меха, он услышал от старушки: «Леня, а что будет если большевики придут?» Сохранилось множество подлинных историй, которые звучат, как анекдоты. О выпрашивании во время заграничных поездок автомобилей — их коллекционирование было хобби генсека. О том, как Брежнев, увидев на руке одного из советников Киссинджера золотые часы «Роллекс», обменял их на свои стальные советские. Как выражаются воры — дал сменку.
Патологическая страсть к богатству генерального секретаря изменила атмосферу бытия партаппарата. Брежнев не только дал пример, сделал роскошь модной, он сделал обогащение партработников обязательным. Никто не мог выйти «из игры», как не могут безнаказанно уйти из банды преступники, связанные общим «делом». Регулярные обязательные подношения Брежневу драгоценных подарков по случаю дня рождения и других праздников вынуждали секретарей обкомов и крайкомов собирать дань в своих наделах.
Как это происходило — рассказали корреспондентам «Правды» партийные руководители, арестованные в Узбекистане: «Раз-два в год Рашидов с женой объезжали все области республики и, помимо всего прочего, собирали с нас, секретарей обкомов, дань. Считалось это в порядке вещей». Журналисты назвали свою статью-интервью — «Колонна». Они имеют в виду колонну взяток, о которой говорит один из арестованных: «Главное — это вертикальная колонна в партийном или советском аппарате... Я брал лишь от доверенного лица. И секретарь обкома действует так же, не говоря уже о работнике ЦК. И тут важно понять, что колонну можно обрубить, а «система» останется».
В одной лишь области в Казахстане было арестовано 122 руководителя разного ранга. 115 осуждены. Конфисковано свыше 5 млн. рублей. Старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР Владимир Калиниченко не считает эти — и другие подобные — аресты особым успехом: «Ведь арестовывают уже тех, кто пришел на смену арестованным». По его мнению, аресты многочисленных руководителей ни в Казахстане, ни в Узбекистане «не изменили там криминогенную обстановку».
Включение вождя в пирамиду коррупции завершило создание законченной системы. Личные качества винтика аппарата не имеют больше значения: машина производит отбор, выбрасывая, перемалывая тех, кто ей сопротивляется, кто ей не подчиняется. Участие в коррупции — каждый на своем уровне — становится единственным «нравственным» законом.
Всемогущий и вездесущий партийный аппарат участвует в антизаконной прибыли всюду, где она появляется. Организованная преступность на «гнилом» Западе черпает доходы, поощряя человеческие пороки: контролирует торговлю наркотиками, азартные игры и т. п. Организованная преступность в СССР черпает доходы, пытаясь удовлетворить естественные нужды советских людей. «Теневая» экономика приносит, конечно, прибыль организаторам нелегальных предприятий, производящих дефицитные товары (от трикотажных изделий до пластмассовых мешков), но в то же время питает партаппарат. Источник питания был богатым: по подсчетам экономистов товарооборот в «теневой» экономике составляет 70-90 млрд. рублей.
Неограниченная власть дает неограниченные возможности обогащения. Следователи, работавшие в Узбекистане, превращенном в витрину разложения для удовольствия и в назидание советским гражданам, говорят, что только при заготовке и переработке хлопка-сырца было похищено от полутора до трех миллиардов рублей. Неопределенность суммы хищения говорит о ее размерах. В каждой из республик хозяева, партийные руководители, находят возможности для обогащения, каждая возможность обогащения разлагает их. В годы нефтяного бума Советский Союз заработал на внешнем рынке не менее 170 млрд. долларов. Профессор Владимир Шаститко считает, что бережное использование этой суммы позволило бы решить — неразрешимую сегодня — проблему обратимости рубля. Журналист Константин Логунов, рассказывая о том, как по-варварски, хищнически бралась нефть Западной Сибири, приводит цифры: в 1970 г. Тюмень добывала ежесуточно 100 тыс. тонн, а в 1983 г. — суточная добыча нефти достигла миллиона тонн. И добавляет: ежегодные прибавки тюменской нефти, «развратив верхушку страны, разложили вскоре и нижестоящих».
Организованная преступность в масштабах страны не может существовать если нет соответствующей почвы, если она не является частью системы. Она не может действовать, если ей мешают правозащитные органы. Как свидетельствуют бесчисленные статьи, интервью, процессы, защитники законов — милиция, прокуратура — не только не боролись с преступниками, они им активно помогали, деятельно участвуя в разграблении социалистической, кооперативной и личной собственности. После 5 лет «перестройки» перестала быть сенсацией информация о продажности защитников закона. Не может произвести впечатления сообщение министра внутренних дел Туркмении (новоназначенного) о «бескомпромиссной войне», объявленной им «предателям», людям, запятнавшим милицейский мундир, если уже рассказано о преступлениях бывшего министра внутренних дел всего Союза, а первый заместитель министра оказался на скамье подсудимых.
Особое место среди правозащитных органов Советского Союза занимает «щит и меч» революции, Орган с большой буквы — Комитет государственной безопасности. Со дня своего рождения в декабре 1917 г. политическая полиция Ленина была всемогущей и считала себя всеведущей. Эти два признака делали ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ могучим оружием в руках партии. Возникают вопросы. Если, как пишет «Правда», «в брежневские времена мафиози внедрились в самые высшие эшелоны власти, в своих целях влияли не только на развитие экономики, но и на законодательство», мог ли Комитет госбезопасности ничего об этом не знать? Следователь по особо важным делам Николай Иванов, соратник Т. Гдляна по расследованию узбекского дела, возвращаясь к началу следствия, вспоминает: «Так вот, в ноябре 1982 г. скончался Брежнев. Генеральным секретарем стал Андропов. Не надо забывать, что многие годы он возглавлял КГБ, а потому был человеком, обладавшим большой информацией по части внутриполитической обстановки в стране, человеком, который не мог не видеть того серьезного положения, которое общество переживает. И естественно, поскольку Андропов был патриотом Родины, ему было больно за Народ и державу. Это сразу нашло отражение в практической политике». Николай Иванов добавляет, что «в семидесятые годы, и в начале восьмидесятых все наиболее значимые дела по организованным группам преступников в основном возбуждал Комитет госбезопасности, а органы МВД не поднимались до крупных разоблачений». Факт бесспорный: «узбекское дело» началось после того, как КГБ Узбекистана обнаружил «ниточку» в Бухаре. Следственная группа Т. Гдляна была создана в сентябре 1983 г., когда Андропов был уже генеральным секретарем. Это была, как утверждают «мафияборцы», — его инициатива. Ольга Чайковская пишет: «Я не знаю, кто организовал Гдляну и Иванову мощную поддержку в масштабах страны...» Это, скорее всего, вопрос риторический. Силовые приемы следствия, желание дать результаты во что бы то ни стало, невзирая на законы, умение возбуждать «гнев народа» против «врагов народа» — традиционные инструменты в арсенале воинов «щита и меча».
Не надо, однако, забывать, пользуясь терминологией следователя Иванова, что Юрий Андропов стал председателем КГБ в 1967 г. — в тот самый момент, с которого начинают отсчет истории советской мафии ее нынешние летописцы. Значит: видел и не препятствовал? Не видел вначале, а потом вдруг очнулся? Видел и собирал материалы для использования в будущем? Участвовал? Об Андропове известно только то, что он хотел, чтобы было известно. В частности — о его неподкупности, аскетизме. В потоке разоблачений всех органов советской власти очень редко попадается информация о коррупции в госбезопасности. Всегда в извинительной форме: «...не удалось узнать на какие деньги бывший работник Одесского областного КГБ Бобовский... уволенный из органов госбезопасности, устраивал пышные застолья с коньяком и икрой прямо в тюремной камере». Автор настаивает: «бывший сотрудник», «уволенный из органов»...
Появление термина «мафия», внезапное, как по сигналу, (несомненно — по сигналу) — свидетельствует о том, что проблема носит характер прежде всего политический. Бесспорно, организованная преступность существует как проблема криминальная. Как существовала долгие десятилетия. Сегодня имеется достаточно доказательств теснейшей связи, сращивания, как говорят эксперты, организованной преступности с аппаратом власти. «Мафия» — умело выбранное слово, не нуждающееся в переводе, богатое кино- и телеассоциациями, обозначающее все, что угодно, для того, кто им пользуется, — не может сравниться по эффективности со скучным термином «организованная преступность». «Мафия» стала инструментом в борьбе за власть, заняв в политическом словаре эпохи Горбачева место рядом с «перестройкой» и «гласностью».
Сказано — мафия. Назван враг. Лидер, сменивший разложившееся руководство эпохи «застоя», выступает в благородной роли ассенизатора авгиевых конюшен брежневского времени. Борец с мафией может рассчитывать на поддержку народа. Выборы в народные депутаты Гдляна и Иванова убедительно подтвердили это. Во время новой процедуры утверждения министров Верховным советом СССР Вадиму Бакатину, кандидату на пост министра внутренних дел, был прежде всего задан вопрос: почему милиция не борется с мафией? Кандидат, быстро утвержденный на пост, который он занимал и прежде, удовлетворенно ответил: «Борется, созданы специализированные подразделения, можно уже назвать ликвидированные очаги». О первых успехах уже сообщено журналистам: в Москве завершилась операция, позволившая захватить целый арсенал оружия, а также товары — на сумму 1 млн. 300 тыс. рублей.
«Борьба с мафией» позволяет разрушать, создаваемые десятилетиями, бастионы местных аппаратов власти, выбрасывая из машины отдельные детали — разложившихся ставленников прежнего руководства, сохраняя структуры. Она дает возможность демонстрировать эффективность борьбы за «социальную справедливость». Когда в Москве открылась вышеупомянутая выставка богатств, захваченных бригадой Гдляна в Узбекистане: столы, на которых были разложены ценности на 8 миллионов рублей, — было очевидно: давят богатых! Восстанавливается справедливость.
В этом контексте становится понятной удивительная эпопея Гдляна — Иванова, следователей, использовавших привычные советские следственные методы и сумевших воспользоваться ситуацией и представить себя Робин Гудами, наказывающими сильных мира сего и мечтающими о разделе богатств среди бедных. Прокуратура СССР обнаружила в их действиях «грубейшие нарушения социалистической законности». Специальная комиссия Верховного совета СССР подтвердила обвинения и рекомендовала лишить бывших следователей парламентской неприкосновенности и передать дело в суд. Верховный совет, однако, отверг рекомендации комиссии, прислушавшись к голосу масс, собравшихся в апреле 1990 г. на Красной площади и восторженно приветствовавших деятельность «Робин Гудов».
«Что касается мафии — здесь верят во все, самым невероятным слухам», — пишет главный редактор «Московских новостей». И это очень полезно: если верят во все, можно распространять любые слухи. Специалисты для этого имеются. Рассказывая о погроме месхов в Ферганской долине летом 1989 г., «Казахстанская правда» вспоминает об их депортации в 1944 г.: «Психологический фон (для депортации. — М. Г.) был создан компетентно, тонко, продуманно — НКВД располагал специалистами любого профиля, способными сконструировать провокацию в несколько этажей. Причем надежную, на уровне слухов, — что при известной ловкости вызывает особое доверие и убеждает гораздо сильнее, чем официальная версия». Нет оснований считать, что КГБ забыл традиции НКВД. Во всяком случае, настойчиво и планомерно ведутся разговоры, распространяются слухи о том, что кооперативы являются мафиозными организациями. На очередном брифинге о состоянии борьбы с преступностью в Москве генерал Богданов сообщает, что среди работников МВД «оказались подлецы», сотрудничающие с преступниками. «Милиция очищается: за первые шесть месяцев 1989 г. уволено из органов 980 милиционеров. До 600 уволенных из органов МВД устроились в кооперативы. Эта цифра Должна встревожить многих». Намек, как нельзя более, прозрачен: коррумпированные защитники порядка, разоблаченные, идут в кооперативы — источник разложения, незаконного обогащения, социальной несправедливости.
Кооперативное движение только начинает возникать, еще нет рынка, о необходимости которого говорят экономисты — сторонники реформ, но советская система уже приготовила оружие для борьбы с будущей опасностью. Между тем, опасность организованной преступности существует в реальности. Уже составлена учеными-криминологами схема структуры организованной преступности, состоящей из трех этажей, говорится о существовании, по крайней мере, 1200 гангов. Родилось даже опасение, что «рано или поздно укрепившиеся „крестные отцы“ включатся, и весьма энергично, в борьбу политическую». Тревога понятна. Мафия — единственная пока «неформальная» группа, которая имеет реальные возможности воздействия на жизнь страны. Коммунисты всегда больше всего боялись секретных организаций. До сих пор, несмотря на усилия правозащитных органов, не обнаружены подлинные «боссы» организованной преступности. Чурбанов или высокие партийные чиновники, обкрадывавшие государство, считаются только «шестерками», занимающими в пирамиде «мафии» в лучшем случае «второй этаж» — где расположены «группа обеспечения», «группа безопасности». Криминологи считают, что возникают связи между городскими и республиканскими гангами, которые могут привести к созданию центральной организации. Имеется, следовательно, угроза возникновения второй мощной партии. Как выразился журналист: «Как бы не начала вытесняться родимая наша, исконная бюрократия бандократией, властью бандитов». Автор добавляет: «Это не такое уж безумное предположение».
Объясняя причины «событий в Фергане» — кровавых погромов, жертвами которых стали жившие в Казахстане турки-месхетинцы, начальник внутренних войск МВД СССР генерал-полковник Шаталин говорил о «несомненном наличии координирующего центра, сильной и хорошо законспирированной преступной организации на территории области». Начальник Ферганского областного управления КГБ сообщил о том, что накануне погромов в Фергану приехали «ряд особо опасных преступников из РСФСР». Хранители порядка признали, что «ни один из главарей банд пока не задержан». Мафию обвиняли в организации резни в Сумгаите, в других районах страны. Как правило говорилось и о связи этих волнений со «старым, скоррумпированным» партийным руководством.
Отношение к проблеме «мафии» может служить моделью «перестройки»: рождение термина, сенсации в печати, разоблачения, имеющие, как правило, персональные последствия. Проблема «мафии» рассматривается, как и все другие, прежде всего, в аспекте политической борьбы. В ее трактовке проявляется важное и характерное качество «перестройки» — умение использовать, как в джиу-джитсу, слабость как силу. Перевернуть — с помощью пропаганды — ситуацию. Характерно и то, что практически все ограничивается разговорами, сенсациями и разоблачениями прошлого. Егор Яковлев признает: «Щупальца мафии и сегодня пронизывают нашу жизнь». Советская жизнь сегодня немыслима без организованной преступности, которая является одним из проявлений этой жизни. Можно сказать, каждая система имеет ту мафию, которую заслуживает. Мафия капиталистического мира живет за счет пороков человека. Советская мафия живет за счет удовлетворения всех человеческих потребностей, которых коммунистическая система удовлетворить не может.
Перефразируя поэта, следует, наверное, сказать: партия и мафия — близнецы-братья. Советская мафия и коммунистическая партия Советского Союза.