Эмиграция

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эмиграция

В «годы ожидания» существует еще одна возможность сравнения: продолжает оставаться открытой форточка на Запад. С конца 1922 г. выезд заграницу на определенный срок становится явлением распространенным: выезжают по делам инженеры, советские торговцы и нэпманы, но выезжают и писатели, артисты, ссылка за границу становится наказанием для опальных партийных деятелей. Запад был всегда для русских местом привлекательным и враждебным; в эти годы, однако, он становится значительно более свойским: там существует огромная колония эмигрантов. Поощрение советскими властями сменовеховских тенденций выражается в создании газеты «Накануне», редакция которой находилась в Москве и Берлине, в разрешении советским писателям публиковать свои книги в Москве, Берлине, Праге, Риге. Встречи с эмигрантами прямо не запрещались и не карались после возвращения советских граждан на родину. Кинопрокатные организации, в поисках прибыли, охотно покупали заграничные боевики. И «Правда», помещавшая на последней странице рекламные объявления о новых фильмах, тоже в поисках прибыли, не стеснялась печатать портреты Асты Нильсен и Мэри Пикфорд. Непременным аттракционом советских фильмов становятся сцены буржуазного разложения на Западе, преимущественно в «эмигрантских кабаках». И в театрах зрители с удовольствием созерцают, как живет «разлагающаяся, но все еще прекрасная заграница». Партийные деятели ведут оживленную полемику с эмигрантскими политиками, литературные критики пишут о книгах эмигрантских писателей. Тон полемики и критики грубый, злой, насмешливый, победители издеваются над побежденными. Но эмиграция остается в определенном смысле частью жизни советской республики: ее ругают, над ней издеваются, но ее побаиваются. В свою очередь, эмиграция жадно прислушиваясь ко всему, что происходит на родине, менялась под влиянием советских идей, но и влияла на советскую идеологию

Эмиграция была верным отображением русской дореволюционной жизни с ее многочисленными политическими партиями, группировками, религиозными, философскими, литературными течениями. Революция и гражданская война, поражение и необходимость покинуть родину ожесточили взгляды, усилили непримиримость к противникам, укрепили догматизм. Один из важнейших уроков гражданской войны — поражение антибольшевистского лагеря в результате отсутствия внутри него единства — не был учтен. Оказавшись в эмиграции, политические деятели ведут борьбу прежде всего между собой, одна партия с другой.

Пример подает церковь. Осенью 1921 года в югославском городке Карловцы собирается Собор зарубежной церкви. Группа монархистов добивается провозглашения от лица собора «законного царя из Дома Романовых». Часть присутствующих протестует, считая это «вмешательством в политику, не допустимым на церковном собрании».

Патриарх Тихон в 1922 году осудил Карловацкий собор за политическую деятельность и передал власть в зарубежной церкви митрополиту Евлогию. Большинство эмигрантов считало, что церковь в изгнании должна быть связана с московской патриархией. В 1926—1927 годах происходит раскол, большинство епархий Западной Европы признает юрисдикцию митрополита Евлогия, епархии на Балканах, Ближнем Востоке, на Дальнем Востоке переходят в юрисдикцию митрополита Антония, сторонника решений Карловацкого собора.

Распри раздирают монархическое движение: ведут борьбу две тенденции — абсолютистская и конституционная, и два претендента Николай Николаевич — дядя Николая II и Кирилл Владимирович — внук Александра II, двоюродный брат последнего царя.

В августе 1922 года Кирилл Владимирович объявляет себя законным претендентом, большинство монархистов выбирают вождем Николая Николаевича, оставляя решение вопроса о троне на будущее, после возвращения в Россию. Программа монархистов сводилась к необходимости вторжения в Россию новой добровольческой армии. Залогом успеха они считали финансовую и может быть военную помощь заграницы.

П. Н. Милюков, организатор и идеолог Республиканско-Демократического союза, категорически отвергал использование иностранной помощи: «Я не знаю, как мы вернемся в Россию, — говорил он в 1925 году, — но я знаю, как мы не вернемся», имея в виду: не вернемся в обозе иностранной армии. В период НЭПа Милюков приходит к выводу, что в России эволюция произойдет в результате дальновидной политики советского правительства, вынужденного перейти от разрушения к реконструкции производственных сил страны. Лидер Республиканско-Демократического союза не предлагал программы действия, возлагая надежды на исторический процесс, который приведет к тому, что сам русский народ свергнет гнетущий его режим.

П. Б. Струве излагал идеи консервативного либерализма и подвергался нападкам слева и справа: для левых он был монархистом, который хотел реабилитировать царизм, для правых — либералом, да к тому же с марксистским прошлым. Его программа состояла в требовании сильного правительства, которое восстановит порядок в России и поставит своей главной задачей защиту собственности, соблюдая законные свободы народа.

Многочисленные левые партии (народные социалисты, социалисты-революционеры, социал-демократы, меньшевики, левые эсеры, анархисты) вели споры о пользе или вреде диктатуры партии или класса, о том, являются большевики социалистами, или нет. С 1921 года меньшевики издавали в Берлине газету «Социалистический вестник», дававшую обильную информацию о Советском Союзе. Значение газеты было отмечено «Малой советской энциклопедией», назвавшей «Социалистический Вестник» «усердным поставщиком клеветнических измышлений для буржуазной печати всего мира» (Москва, 1930).

Наряду с традиционными русскими партиями в эмиграции рождаются новые партии и движения.

В 1921 году в Софии выходит сборник статей «Исход к Востоку», с подзаголовком «Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». В статьях Петра Савицкого, Г. Сувчинского, Н. С. Трубецкого, Георгия Флоровского были изложены основные пункты евразийства. «Мы чтим прошлое и настоящее западно-европейской культуры, но не ее мы видим в будущем», — говорится в предисловии «Исхода к Востоку». Авторы «вместе с Герценом» чувствуют, что «ныне история толкается именно в наши ворота». В статье «Поворот к Востоку» проф. Савицкий констатировал: «Много ли найдется на Руси людей в чьих жилах не течет хозарской или половецкой, татарской или башкирской крови?» Россия «есть не только «Запад», но и «Восток», не только «Европа», но и «Азия» и даже вовсе не Европа но «Евразия». Россия своей революцией, — пишут евразийцы, — раскрыла правду: «Эта правда есть: отвержение социализма и утверждение церкви». В качестве главной «мирской» идеи «Исход к Востоку» предлагает национализм. Они предупреждают, что не хотят заключать его «в узкие рамки национального шовинизма». Идя дальше славянофилов, говоривших не только о русском народе но о «славянстве», евразийцы обращают свой национализм «к целому кругу народов «евразийского» мира, между которыми народ российский занимает срединное положение». В статье «Об истинном и ложном национализме» проф. Трубецкой доказывает, что «истинного национализма в послепетровской России еще не было». Те, кто называли себя «русскими националистами», в действительности раболепно пытались подражать западным образцам: «так-де поступают немцы, а немцы — народ культурный». Князь Трубецкой считает необходимым создать в России «истинный национализм, всецело построенный на самопознании и требующий во имя самопознания перестройки русской культуры в духе самобытности».

Евразийство, пережившее в 1929 году раскол, который станет началом заката движения, оплодотворило своими идеями целый ряд политических группировок русской эмиграции (не говоря о многих научных открытиях в истории, лингвистике, географии, были положены основы новой науке — кочевниковедению) . Политические взгляды евразийцев, считавших, что, в силу своего национального духа и геополитического положения, Россия никогда не сможет стать демократией, привели часть из них в 30-е годы к сотрудничеству с советской властью.

В 1923 году в Мюнхене собрался «Всеобщий съезд национально мыслящей русской молодежи». Съезд учредил союз «Молодая Россия», председателем которого был избран А. Л. Казем-Бек. «Младороссы» (Союз впоследствии был преобразован в Младоросскую партию) считали необходимым восстановление в России монархии и возведение на престол «законного царя из дома Романовых». В декларации, принятой съездом, указывалось, в частности, что «развитие антинациональных либеральных и демократических течений, подточив государственность, расчистило дорогу наступательному социализму и его логическому завершению — современному коммунизму». Наиболее «сильными отрицательными факторам современной жизни назывались в декларации «масонство и интернациональный капитал, в большей части сосредоточенный в руках еврейства».

Движение «младороссов» пыталось сочетать монархизм с «молодыми национальными идеями», нараставшими «во всех государствах, т.е. прежде всего с идеями итальянского фашизма, позднее придет увлечение нацизмом — в частности, его декоративной стороной» («младороссы» одевают голубые рубашки и приветствуют своего вождя — Казем-Бека криками: «Глава! Глава!»). Историк эмигрантской молодежи «незамеченного поколения» отмечает, что пафос социальности у «младороссов» и других молодежных национальных объединений, выражавшийся в их программе: «надклассовая монархия, монархия трудящихся», был связан не только с влиянием фашизма и национал-социализма, но и с их личным жизненным опытом. Нелегкая эмигрантская жизнь усиливала сомнения в демократии. Фашизм давал, казалось, программу, сочетавшую национальное и социальное возрождение.

Парадоксальным явлением в эмиграции была революционная активность правых партий и движений, в России консервативных, и пассивность программ партий, которые в России вели революционную борьбу.

Активность правых партий — подготовка ими кадров для будущей армии, засылка в страну агитаторов или террористов, делала их легкой добычей ГПУ. Советские агенты и провокаторы действовали во всех эмигрантских организациях, особенно податливыми на их уловки оказывались все те движения, которые искали связей со страной.

Эволюция всех партий и движений, положивших в основу своей программы восстановление сильной русской государственности, национализм, антидемократизм, была одинаковой — сменовеховцы, евразийцы, младороссы находили в советской системе все больше и больше привлекательных сторон, приходили к выводу, что «не следует преувеличивать расхождения между „идеологическими“ мерами коммунистов и народными нуждами». И в итоге соглашались сотрудничать с коммунистической властью. «Лукавая диалектика революции» позволяла закрывать глаза на все невнятное.

Политические партии объединяли незначительную часть эмигрантов, зато большинство из них было членами воинских, земляческих, профессиональных, литературных союзов, обществ и объединений. Примерно до середины 20-х годов центром русской эмиграции была Германия, прежде всего — Берлин. В столице Веймарской республики насчитывалось 40 русских издательств, каждое из которых выпустило более тысячи названий, выходили три ежедневные газеты, журналы, отражавшие взгляды — от монархических до анархических, работали театры. В середине 20-х годов в Париже, который в это время стал центром русской эмиграции, насчитывалось до 300 организаций Только в Париже выходило 7 газет: монархические — «Двуглавый орел» и «Русское время», «Россия», издаваемая П. Струве, «Возрождение», представлявшая умеренный центр, «Дни», редактируемая А. Керенским, «Борьба за Россию», издаваемая Национальным комитетом (коалиция центра), наконец, лучшая из газет — «Последние новости» орган Республиканско-Демократического союза, возглавляемого П. Милюковым.

Публиковалось множество журналов, в том числе «Современные записки», выходившие с 1920 по 1940 год и остающиеся до сих пор ценнейшим документом русской культуры.

Трагедия отрыва от родной земли, трудности и невзгоды жизни в изгнании, мелочи повседневности, вечное недовольство Западом, мешали русским эмигрантам увидеть огромное дело, которое они делали, огромный их вклад в русскую культуру и жизнь. Творчество крупнейших русских писателей (в том числе И. Бунина и А. Ремизова), поэтов (в том числе В. Ходасевича и М. Цветаевой), историков, философов, богословов, ученых-естественников, инженеров, артистов художников, представляет собой составную неотъемлемую часть русского наследства. Но до сих пор не написана история русской эмиграции. Редкие понимали, что трагедия эмиграции имеет оборотную сторону. Лучше всего выразил это Владимир Набоков, в эмиграции ставший великим русским писателем. В годовщину Октябрьской революции он писал: «Прежде всего, мы должны праздновать десять лет свободы. Свободы, которой мы пользуемся, не знает, пожалуй, ни одна страна в мире. В этой особенной России, которая невидимо окружает нас, оживляет и поддерживает, питает наши души, украшает наши сны, нет ни одного закона, кроме закона любви к ней, и никакой силы, кроме нашей совести... Когда-нибудь мы будем благодарны слепой Клио за то, что она позволила нам вкусить эту свободу и в эмиграции понять и развить глубокое чувство к родной стране. Не будем проклинать изгнание. Будем повторять в эти дни слова античного воина, о котором писал Плутарх: «Ночью в пустынной земле, вдалеке от Рима, я разбивал палатку, и палатка была моим Римом».

В. Набоков писал этот гимн внутренней, духовной свободе в то самое время, когда в Советском Союзе кончались годы ожидания.