Почему он?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Почему он?

Возьмите силлогизм: я гуманен, следовательно, меня любят. Меня любят, стало быть, чувствуют доверенность.

Ф. Достоевский, «Скверный анекдот»

Категория «любви» вряд ли принималась в расчет членами Политбюро — «великими электорами», решавшими 11 марта 1985 г. кто станет генеральным секретарем после смерти К. У. Черненко. Категория «доверенности», доверия, бесспорно принималась во внимание. Возникал, правда, вопрос: кто доверял кому? Строя политическую машину «нового типа», Ленин не включил в нее механизм наследования. Возможно потому, что был убежден в своем бессмертии: в дни Октябрьского переворота ему было 47 лет и мысль о наследниках в голову не приходила. Она пришла в 1922 г., после второго, тяжелейшего приступа болезни. Ленин диктует знаменитое письмо XII съезду партии, известное как «Завещание». Выделив шесть виднейших руководителей партии, Ленин каждому дает отрицательную характеристику, настаивая, что ни один из них самостоятельно не может заменить Отца-Основателя. Как свидетельствует Хрущев, Сталин хорошо понял смысл ленинского маневра, не раз повторяя: «Вот Ленин написал завещание и перессорил нас всех».

После смерти Сталина выборы генерального секретаря происходили в Политбюро. Слово «выборы» следует понимать в его советском смысле. Не было голосования: «выборщики» договаривались о кандидате, из числа тех, кого в советской номенклатуре называют «старшими секретарями», т. е. секретарей ЦК, которые одновременно являются членами Политбюро. Правило это нигде не записано, но до сих пор строго соблюдалось.

Выборы после смерти Черненко произошли мгновенно. Еще не успел остыть труп покойного генерального секретаря. После смерти Андропова согласование кандидатуры преемника длилось три дня. Известно было, что избрание Андропова состоялось против воли Брежнева, который ничему помешать не мог, ибо уже умер, задолго до кончины, выбрав своим наследником Черненко. В советской печати — газетах, журналах 1988 г. — появлялись письма читателей, задававших вопрос: как можно было выбрать генеральным секретарем такого человека, как Черненко? Вопрос риторический, ответ подразумевается: механизм выборов не годится. Первый раз этот механизм был испытан в 1924 г. После смерти Ленина имелась значительная группа претендентов — шестеро названы в «завещании» — опытных партийных работников, совершивших революцию, победивших в гражданской войне, начавших реконструкцию (так в то время называлась перестройка) страны. Второе испытание состоялось в 1953 г. На этот раз кандидатами на трон Сталина были верные его сподвижники, руководившие коллективизацией, индустриализацией, войной с Германией, уничтожением в процессе строительства социализма десятков миллионов людей. Некоторые из них начали служить партии еще в ленинские времена (Молотов, Микоян), другие шли к власти вместе со Сталиным (Маленков, Берия, Хрущев, Булганин). Третья «война за трон» отличалась от предыдущих прежде всего резким повышением возраста претендентов. В 1917 г. Ленину не было 50 лет, Сталин был избран генеральным секретарем в возрасте 41 года, Хрущев стал первым секретарем в 59 лет, Брежнев — в 58. Власть досталась Андропову в 68 лет, а Черненко — в 73 года.

11 марта 1985 г. претендентов оказалось мало. В принципе, следуя обычаю выбирать только из числа «старших секретарей», «электоры» имели всего лишь двух кандидатов: Михаила Горбачева и Григория Романова. Романов имел скверную репутацию: в Ленинграде, на посту первого секретаря, он был известен не только своей жесткостью и догматизмом, но и страстью к гульбе. Ходили упорные слухи о коррупции. Мастер советской политической интриги, Ю. Андропов взял Романова в Москву, но не разрешил ему, как обычно бывает, выбрать кандидатуру своего преемника. Эта привилегия позволяет уходящему боссу быть уверенным, что скелеты из его шкафа не будут вытащены на белый свет. В архивах ленинградского обкома партии хранилось, несомненно, достаточно материалов, компрометирующих первого секретаря, которые ему не дали ни времени, ни возможности «просеять». На выборы преемника Романова в Ленинград поехал Горбачев: он предложил на освободившийся пост Льва Зайкова, занимавшего лишь шестое место в ленинградской номенклатуре. Зайков был избран. Дальнейшая его карьера пойдет в шлейфе Горбачева.

Кандидатура Романова, окруженная ароматом коррупции и пьяных скандалов, не имела шансов на победу в атмосфере чистки, начатой Андроповым, прерванной Черненко, но не сошедшей с повестки дня. Был, однако, еще один кандидат — первый секретарь московского горкома партии Виктор Гришин. Он не был секретарем ЦК, но с 1967 г. руководил московской парторганизацией, а с 1971 г. был членом Политбюро. Родился Гришин в 1914 г. Его избрание генеральным секретарем гарантировало продолжение брежневско-черненковской линии, но и скорые очередные похороны на Красной площади. В Москве в то время родился анекдот: — Ты опять был на Красной площади на похоронах? — Да, у меня абонемент.

Несмотря на казавшуюся очевидность кандидатуры Горбачева — оставался только он, — выборы не были легкими. Мешала прежде всего «юность» кандидата. Средний возраст членов Политбюро составлял 67 лет, секретарей ЦК, как и членов ЦК — 66 лет. Действовал физический закон однопартийной системы: при отсутствии серьезных внешних или внутренних раздражителей (революций, войн) вожди остаются у власти до биологического конца. Успехи медицины все более отдаляют конец и поэтому руководство социалистических стран было в 1985 г. самым старым в мире. Можно думать, что Юрий Андропов видел в Горбачеве будущего генерального секретаря, но рассчитывал, что созревание продлится — под его руководством — еще 5—10 лет.

В Политбюро выборы Горбачева прошли быстро. В частности и потому, что на заседании отсутствовали три члена Политбюро: первый секретарь Украины Владимир Щербицкий был с делегацией в Сан-Франциско, первый секретарь Казахстана Динмухамед Кунаев не успел прилететь из Алма-Аты, Виталий Воротников был в Югославии. Тем не менее, сообщение о выборе нового генерального секретаря содержало тонкость, на которую обратили внимание все «кремлеведы». Андрей Громыко рассказывает в своих воспоминаниях: «...сразу (после смерти Черненко) встала задача избрать нового Генерального секретаря ЦК КПСС. По этому поводу прежде всего должно было сказать свое слово Политбюро. И оно сказало: единодушно, дружно выдвинуло кандидатуру М. С. Горбачева». Экспертов удивило слово «единодушно». В сообщениях об избрании (решение Политбюро автоматически утверждается ЦК) Андропова и Черненко говорилось, что их кандидатура проходила «единогласно». В случае Горбачева подразумевалось, что все были за него «душой», но все ли реально поддержали юного кандидата?

После смерти Черненко в Политбюро оставалось 10 человек. Трое отсутствовали. Осталось семь. И, как в романе Агаты Кристи, исчезали «негритята», не поддерживавшие Горбачева. В марте 1987 г. драматург Михаил Шатров, автор семи пьес о Ленине, один из вернейших рыцарей перестройки, сообщил финской газете «Суомен Кувалехти», что сначала голоса разделились поровну между Гришиным и Горбачевым. Как могут семь голосов разделиться поровну — неясно. Во всяком случае, по словам Шатрова, Громыко отдал свой голос Горбачеву и перетянул чашу весов. Биографы Горбачева — индусский журналист Дев Мурарка, многолетний корреспондент в Москве, и Жорес Медведев, биолог и историк, живущий в Лондоне, сообщают, что перевесил голос председателя КГБ Виктора Чебрикова. Кандидат в члены Политбюро, он не имел права «голосовать», но зато мог говорить и привести данные, компрометирующие Гришина. Оба биографа согласны, что Чебриков, в частности, объявил членам Политбюро, что сын Гришина был женат (а к тому времени уже разведен) на незаконной дочери Берии.

1 июля 1988 г., выступая на 19-й партконференции, Егор Лигачев дополнил историю выборов Горбачева некоторыми деталями: «Надо сказать всю правду; это были тревожные дни (имеются в виду дни после смерти Черненко. М. Г.) ...Могли быть абсолютно другие решения. Была такая опасность. Хочу вам сказать, что благодаря твердо занятой позиции членов Политбюро, тт. Чебрикова, Соломенцева, Громыко и большой группы первых секретарей обкомов на мартовском пленуме ЦК было принято единственно правильное решение». Как сказано выше, Чебриков не был членом Политбюро. Лигачев подчеркивает, что он выступил в поддержку Горбачева. Он подтверждает, что за юного кандидата были Громыко и Соломенцев. Лигачев выступил не для того, чтобы сообщить известные факты. Он просто счел нужным напомнить Горбачеву, что благодарность является добродетелью. Накануне, 30 июня, делегат конференции В. Мельников потребовал привлечь к персональной ответственности тех, кто «в прежние времена активно проводил политику застоя». По настоянию Горбачева, прервавшего выступление, Мельников назвал «в первую очередь» Соломенцева, затем Громыко, главного редактора «Правды» В. Афанасьева, директора института США и Канады Г. Арбатова. К осени 1989 г. на своем посту из них остался только Г. Арбатов. Горбачев следовал золотому правилу тиранов: не правят вместе с теми, кто помог захватить власть. Поспешно созванный пленум ЦК КПСС утвердил «рекомендацию» Политбюро. Громыко вспоминает: «На мартовском (1985) пленуме ЦК я по поручению Политбюро выступил с предложением избрать Генеральным секретарем Михаила Сергеевича Горбачева и обосновал это предложение. Речь была опубликована в печати...» Вопреки обыкновению, речь Громыко не была опубликована в ежедневных газетах. После двухнедельного перерыва она появилась — как можно судить — в «исправленном» виде в журнале «Коммунист», а потом отдельной брошюрой. Громыко обосновал, как он пишет, предложение выбрать Горбачева. Он не расхваливал деятельность кандидата — хвалить было не за что: сельское хозяйство, которым Горбачев, как секретарь ЦК, руководил в 1978—1983 гг., переживало в эти годы кризис, сравнимый только с катастрофой эпохи коллективизации: от нового голода спасали лишь массивные закупки зерна за границей. Громыко представил кандидата как «выдающегося деятеля», подчеркнул, что он был «поражен способностями» Горбачева. Громыко не скупился на похвалы: кандидат на пост генерального секретаря проявил себя блестяще, председательствуя на заседаниях Политбюро в отсутствие Черненко; всегда умеет найти решение, соответствующее линии партии; ясно, с ленинской прямотой, выражает свое мнение; очень образованный; обладает способностью аналитически подходить к проблемам — разложить проблему на составные элементы и исследовать их, прежде чем прийти к заключению. Самый знаменитый комплимент Горбачеву, сделанный Громыко, не вошел в опубликованный текст его речи. Его повторяют все биографы генерального секретаря, он стал известен в Москве в день избрания Горбачева. «У него милая улыбка, но железные зубы», — якобы заявил Громыко. Как говорят итальянцы: если это не правда, то хорошо придумано.

И еще одну любопытную деталь приводит в мемуарах самый знаменитый дипломат XX в. За три дня до смерти ему позвонил Черненко: «Андрей Андреевич, чувствую себя плохо... Вот думаю, не следует ли мне самому подать в отставку?.. Советуюсь с тобой... Мой ответ был кратким, но определенным: — Не будет ли это форсированием событий, не отвечающим объективному положению? Ведь, насколько я знаю, врачи не настроены так пессимистично. — Значит, не спешить. — Да! Спешить не надо, это было бы неоправданно, — ответил я». Громыко не хотел, чтобы Черненко спешил: еще не все было готово для выборов Горбачева.

Эдуард Шеварднадзе, преемник Громыко, кандидат в члены Политбюро во время выборов, отверг мнение, что «при избрании нового Генерального секретаря ЦК КПСС в марте 1985 г. могли быть абсолютно другие решения». Шеварднадзе категоричен: «Иного выбора просто не могло быть. И это был по существу выбор всей партии».

Ответ на вопрос: почему он? — не оставлял сомнений. Потому, что он — молодой, талантливый, преданный линии партии, умеющий работать с людьми и т. д. и т. д. Через некоторое время, после изгнания Гришина из Политбюро, начнут открыто говорить о глубокой коррумпированности московского партаппарата. Были, следовательно, серьезные причины (кроме оккультной связи с покойным Берия) не сажать его в кресло генерального секретаря. Выборы 1985 г., когда два из трех кандидатов на высший пост в стране были явно замешаны в темных делах, — это красноречивый знак разложения системы. Началось оно сразу же после захвата большевиками власти. В 20-е гг. Христиан Раковский говорил об «автомобильно-гаремном синдроме» высшего слоя советских руководителей. О преступной деятельности в окружении Брежнева стали говорить еще при его жизни. М. Горбачев в этом отношении, казалось, был чист. Необходимость говорить о моральной чистоплотности кандидата на пост генерального секретаря свидетельствовала о длинном пути, проделанном государством, рожденным Октябрьской революцией.