Битва на Рейне

Битва на Рейне

Посулы общего фронта против Pax Americana, которыми Радек и Чичерин кормили Паке в начале октября, напутствуя его перед поездкой в Берлин, соответствовали этим внутренним директивам и к тому же примыкали к германским дискуссиям о «levee en masse», исходившим из того, что рейх, собрав последние силы, отобьет натиск врагов, чтобы избежать односторонне навязанного мирного договора и одновременно реваншизма собственных демобилизованных солдат.

Германия, постоянно подчеркивали большевистские вожди, противостоит союзническому диктату, который станет куда более тяжким и жестоким, чем «Брестский мир» для России. Радек заявил оставшемуся в Москве генеральному консулу Хаушильду, что, «поскольку Германия проиграла войну, она сейчас должна бороться за восстановление status quo ante, причем, тем не менее, он и сейчас не преуменьшает военной мощи Германии». Единственным решением является теперь введение «диктатуры и осадного положения», в том виде, в каком их уже практиковали большевики. Разумеется, европейская революция может принимать другие формы, отличные от российской, «в зависимости от национального характера». «Он (Радек) вчера опять провел двухчасовое совещание с Лениным… Последний также видит… подготовку большевистского блока, который будет единодушно направлен против американского капитализма». После встречи у Хаушильда осталось впечатление, что «идея общности германо-российских интересов находит сильную поддержку»^{451}.

При всех этих дипломатических ходах и обменах предложениями, конечно, предполагался масштабный переворот в Германии и Австро-Венгрии. Но какую форму он мог бы принять «в зависимости от национального характера», оставалось неясным. Однако не вызывало сомнений, что эта политика резко отличалась от ленинской линии «революционного пораженчества» в мировой войне. Напротив, она была нацелена на социально- и национально-революционную мобилизацию в Германии, которая вместе с Советской Россией должна была сообща противостоять западным союзникам и на Рейне, и на Урале. Импульсы национального самоутверждения дали бы толчок социальному перевороту в Германии и уж подавно — в распадавшейся Габсбургской империи, и наоборот, только социальный переворот создал бы необходимый базис национального самоутверждения против Pax Americana.

Это были именно те перспективы, которые так наэлектризовали Альфонса Паке осенью 1918 г., отголоски его споров с Радеком и Чичериным: «Если Германия продержится еще несколько месяцев и сделает почин у себя — (не английская революция!! слава Богу, а европейская, которая принесет великое объединение против Америки), то во Франции рванет тоже… Советская республика — наша стража на востоке, мы — ее стража на западе»^{452}. Во всяком случае не может быть речи, что он что-то не так понял. В статье Радека в номере «Известий» от 5 октября говорилось: «Рабочие Германии должны быть уверены в том, что у них на востоке появится надежный страж… Своим телом мы закроем империализму Антанты дорогу на красный Берлин, и не только на Волге, не только на Днепре, нет, но и на Рейне юные полки нашей Красной армии… будут биться за германскую революцию и против капитала»^{453}.