3. Война против Запада
3. Война против Запада
Если Первая мировая война началась с того, что Германская империя объявила войну царской России, то не из-за особой «враждебности к России» со стороны немцев и не из-за неразрешимых конфликтов между обеими империями, но на основании стратегических расчетов, касавшихся баланса сил великих держав в целом. Вместе с тем кайзеровское правительство могло нанести свой «освободительный удар», только утверждая, что оно таким образом предотвратило нападение России, поддерживаемое Францией и Англией или даже инспирируемое ими. Противодействие якобы необузданным экспансионистским планам царской России использовалось не только как средство, с помощью которого рассчитывали приковать к Германскому рейху Австро-Венгрию, где опасались распада дунайской монархии. Оно, как надеялись, служило еще и действенным аргументом для нейтрализации пропаганды союзников по Антанте в среде европейской общественности. Объединение демократических держав Франции и Великобритании с «варварской деспотией» царизма продемонстрировало бы лицемерие их выпадов против «милитаризма» и «автократии» вильгельмовского кайзеровского рейха.
Решающей в ожесточенной антирусской пропаганде начала войны была, однако, внутриполитическая функция. Для нового большинства в рейхстаге, сдвинувшегося после выборов 1912 г. далеко влево, и прежде всего для СДПГ (Социал-демократической партии Германии) как второй по количеству депутатов партии, «оборонительная война» против России представляла собой единственно возможный легитимный мостик, позволявший проголосовать за военные кредиты и принять активное участие в военных усилиях рейха. При этом энергичная многословная агитация социал-демократов против царизма как «кровавого гнезда европейской реакции, врага всяческого прогресса и культуры, смертельного врага демократии и свободы» прикрывалась не только почтенной традицией от Маркса и Энгельса до Бебеля. Она ссылалась и на резолюции международного социалистического конгресса 1912 г. в Базеле. На нем царизм — с учетом последней балканской войны — в который раз, вполне в духе риторики XIX столетия, клеймился как «враг демократии», «приближение гибели которого весь Интернационал должен рассматривать как одну из самых благородных своих задач»{113}.
Лишь ссылкой на эти якобы единодушные и однозначные высказывания общеевропейских и даже французских и российских социал-демократов руководство СДП Г в августе 1914 г. могло оправдать объявление войны рейхом «союзникам царизма» — Франции и Англии. При этом ее собственная агитация против «московитов» и «царистского деспотизма» была во многом устаревшей и двусмысленной, почти лицемерной. Ибо и социал-демократы уже давно встали на рельсы активной германской «мировой политики». Все более широкие партийные и профсоюзные круги усваивали аргумент, согласно которому «рабочие места и благосостояние могут быть обеспечены лишь благодаря защите от “экономического удушения” и “изоляции от мирового рынка”, осуществляемых Антантой: под этой защитой подразумевались возможность свободной торговли и “открытая дверь” — или владение колониями»{114}. Этот постепенный политический поворот нашел зримое выражение в осторожном одобрении колониальной политики и в поддержке сильно выросшего оборонного бюджета на 1913 год.
Соответственно социал-демократические формулировки целей войны носили двусмысленный характер. Так, официально заявлялось{115}, что лишь в том случае, если удастся помешать «Франции и Англии предотвращать свержение царизма», будет расчищен путь к желаемому взаимопониманию между «тремя культурными державами» — Англией, Францией и Германией. В переводе на общепонятный язык это означало, что социал-демократическое руководство на Западе выступало за «мир с сохранением статус-кво», однако, как позднее сетовал Шейдеман, «не нашло по ту сторону Ла-Манша или Вогезов руки, готовой ответить на рукопожатие»{116}. И наоборот, в отношении Востока провозглашалась цель «освобождения наций… от московитов»{117}, дабы сразу создать пространство для политических маневров и крупномасштабных военных действий.