Гитлер и «национальная Россия»
Гитлер и «национальная Россия»
Взгляды Гитлера на большевизм и Россию развивались вначале в том же направлении, что и воззрения Розенберга и его мюнхенских друзей. Для него было аксиомой, что сама мировая война, а не только революция, была решающим средством для евреев в попытке захватить мировое господство — как раз посредством стравливания наиболее ненавистных (потому что самых враждебных им) народов — немцев и русских. В соответствии с этим внешнеполитические концепции НСДАП вплоть до 1923 г.{746} все еще не выходили за пределы «весьма примитивно понимавшейся традиции, которая восходила к Бисмарку»{747}. Например, Розенберг считал систему взаимоотношений великих держав застывшей геополитической преемственностью, в 1921 г. он писал в газете «Фёлькишер беобахтер», трактуя наследие Бисмарка: «С Францией мы никогда не заключим мир, с Россией у нас никогда не будет необходимости вести войну»{748}.
Однако все планы или теоретические выкладки, предполагавшие в крайнем случае вступить в более тесное сотрудничество с Советской Россией для создания противовеса версальским державам, планы, которые вынашивались в кругах рейхсвера и промышленников, но также и на левом крыле самой нацистской партии (в группировке вокруг братьев Штрассеров), резко отвергались Гитлером и Розенбергом — хотя бы потому, что это было бы предательством по отношению к общей борьбе двух народов против еврейской политики разложения и господства и тем самым отказом от единственной перспективной возможности союза для Германии: а именно союза с возрожденной «национальной Россией».
Большевистские преступления в России, помимо прочего, грубо и наглядно демонстрировали то, что угрожало и Германии. Советская Россия показывала Германии ее будущее: «Тот же еврей, который с помощью банков и биржи обескровливал народ, он же и натравливал рабочих на собственников, если они не евреи». Если же теперь собираются «поддержать московское еврейское правительство в его нынешнем бедственном положении» в борьбе «против голодающего русского народа», на чем многие настаивают, то «мы громко протестуем… стремясь помочь, наконец, русскому народу обрести свободу». Тут, согласно опубликованному в «Фёлькишер беобахтер» отчету об этой речи Гитлера в августе 1921 г., разразились бурные аплодисменты{749}.
Исходя из такой позиции, Гитлер отвергал также все коммунистические заигрывания с немецкими националистами ради совместной борьбы против Версальского договора — как это имело место в речи в апреле 1922 г. по поводу договора в Рапалло: «Газеты изобразили, будто Германия благодаря союзу с Россией достигла большого успеха. Где теперь этот успех? Не народы примирились, а руководящие евреи (аплодисменты)». Одному из «товарищей из КПГ», который взял слово, Гитлер, согласно полицейскому отчету, заявил: «Сотрудничество было бы весьма возможно, но, пока наши собрания взрывают и до крови избивают наших людей, это невозможно». Кроме того, если бы с переворотом 9 ноября 1918 г. были связаны серьезные намерения, то «у него должно было быть одно последствие: борьба против капиталистического Запада». Вместо этого Ноябрь привел к полному разоружению Германии. Если бы действительно существовал интернационал рабочих, «то он заявил бы о себе в странах Антанты». А вместо этого Германия подорвана и сделано все, чтобы и здесь возникло «еврейское государство». Следовало бы не вести переговоры с «губителями России», а «призвать русский народ сбросить своих мучителей, чтобы можно было сблизиться с ним»{750}.