Русская и «советская» литература

Русская и «советская» литература

В 1931 г. советник по библиотекам Курт Ворман на основе собранных в различных библиотеках данных отмечал: «Новый российский роман, который практически всегда является большевистским романом, имеет многочисленных читателей не только в крупных, но и в средних городах… Этот роман читают столь же охотно в крупном городе, как, например, “Будденброков” Томаса Манна или “Плоды земли” Гамсуна, как “Анну Каренину” Толстого, как “Преступление и наказание” Достоевского. Наибольшим спросом пользуются “Цемент” Гладкова (1927) и “Мать” Горького…»^{996}

Параллели говорили сами за себя. Новые «советские романы» читались как неонатуралистические социальные и бытовые романы, как романы и рассказы Горького, Гамсуна или раннего Томаса Манна. Но вместе с тем они были причастны и к наследию классической русской литературы. Их успех, кстати, гармонировал с тем феноменальным эхом, которым немецкая общественность откликнулась тогда на выставки нового революционного искусства и архитектуры, на гастроли Московского театра Мейерхольда или на новые «российские фильмы», и прежде всего на «Броненосца “Потемкин”»^{997}.

Разумеется, можно показать относительность этих данных. Так, число зрителей, пришедших на «российские фильмы», и близко не подходило к числу зрителей, смотревших западные, прежде всего американские, фильмы, не говоря уже о продукции кинофабрики «Уфа». Да и переводы с русского языка (с их 12% с момента окончания войны) постоянно пребывали «только» на третьем месте, уступая переводам с английского (46%) и французского (24%). Но ведь новая советская литература и культура и завоевала свой специфический вес именно как более серьезный и значительный соперник (якобы) ориентированных преимущественно на коммерцию и развлечение искусства и литературы западных стран.

Если оценить книжную продукцию тех лет в целом, то факты окажутся еще более разительными. Составленная мной общая библиография немецкоязычной литературы (книги и брошюры) о России периода 1917–1924 гг. включает более 1 200 названий и сама может читаться как своего рода документ эпохи^{998}. Наверняка в эти годы в Германии не существовало столь же интенсивного интереса к США, Великобритании или Франции. И наоборот, нигде еще в мире, видимо, не было такого обилия текстов в этой категории литературы о старой и новой России. В библиографии литературы о России всего англоязычного пространства для указанного периода зафиксировано менее 400 названий^{999}.

Чрезвычайное изобилие немецкой литературы о России тех лет можно было бы, однако, лишь частично объяснить читательским спросом. Как раз в это время и именно в Германии имелось огромное число людей, которые чувствовали себя субъективно вынужденными писать о России и благодаря знаниям и опыту обладали для этого специфической компетенцией. Кроме того, в эти годы Германия представляла собой субъект и объект борьбы мировоззрений. Львиная доля литературы из России и о России была одновременно и инструментом, и частью этой борьбы за «немецкую душу».

Альфред Хеншке, выступавший под псевдонимом «Клабунд», один из самых популярных авторов тех лет, в эпилоге своей «Литературной истории» (1929), выразившем это настроение эпохи, писал: «Мы живем, как Средневековье около 1000 года, когда царило ожидание конца света. Великая война, великая большевистская революция породили его. Расцветают теософия и хилиазм, вера и суеверие. Люди, которые не находят опоры в самих себе, ищут ее вне себя… Бог жив, даже тогда, когда он спит и видит сны. Ближайшее будущее земли зависит от великих народов, в которых сон Бога снится живейшим образом: от России и Германии»^{1000}.