Поведенческие доктрины холода[163]
Поведенческие доктрины холода[163]
Когда Георг Лукач в апреле 1941 г. давал на Лубянке показания о фракционной работе, которую он за десять лет до того проводил в Берлине в рамках «Рабочего сообщества по изучению планового хозяйства» («Арбплан»), он среди известных членов сообщества назвал на первом месте Карла Шмитта, «главного юриста Третьего рейха». По словам Лукача, это сообщество «было основано на исходе осени 1931 г., чтобы укрепить в этой направленности ряд высококвалифицированных интеллектуалов, стоявших в политическом отношении преимущественно на правых позициях, но которые по некоторым причинам были приверженцами просоветской ориентации немецкой политики, а некоторых из них, насколько возможно, приблизить к нашим идеям». Среди известных членов сообщества Лукач помимо Шмитта назвал профессоров Отто Гётча, Фридриха Ленца, Адольфа Грабовского, публицистов Эрнста Юнгера, Фридриха Хильшера и Эрнста Никиша, молодого доцента кёнигсбергского Института Восточной Европы Клауса Менерта, Арвида Гарнака, который еще публиковался в журнале «Тат», но уже, видимо, был «тайным членом КПГ», Пауля Массинга и Карла-Августа Витфогеля, тоже членов партии{949}.
Летом 1932 г. был основан еще и «Союз гуманитарных профессий», призванный оказывать «идеологическое влияние на таких интеллектуалов», которые для самой партии недоступны. Самыми активными членами союза были: экономист Фридрих Ленц, который симпатизировал Советскому Союзу «прежде всего по германско-патриотическим причинам» и заявил, что согласен «на советизацию Германии как награду Советскому Союзу за его военную помощь»; писатель Эрнст Юнгер, чьи «симпатии к Советскому Союзу» проистекали из несколько «замысловатой концепции социализма», как он сформулировал ее в своей книге «Рабочий» (1932), и, наконец, Адам Кукхоф, который также входил в национально-революционную группировку вокруг журнала «Тат» и вместе с Арвидом Гарнаком после начала войны составил ядро «Красной капеллы», с 1940 г. работавшей как организация сопротивления на советскую зарубежную разведку{950}.
Сопоставление этих личностей и их свободное общение многое говорит о подвижных границах политического спектра Веймарской республики. Важным медиумом, позволявшим легко выходить за пределы собственной позиции, служила очарованность советскими пятилетними планами, которые на фоне мирового экономического кризиса занимали немецких националистов ничуть не меньше, чем сторонников коммунистов. Своей великогермански ориентированной «программой национального и социального освобождения немецкого народа» (1930) КПГ, в свою очередь, перевела стрелки на такое сближение — однако, как всегда, на собственных условиях.
То, что в подобных право-левых коалициях речь шла не просто о конъюнктурных симпатиях, можно продемонстрировать на примере таких фигур, как Эрнст Юнгер или же Карл Шмитт. В 1920 г. полемика между Каутским, Лениным и Троцким по поводу понятия «пролетарская диктатура» побудила начинающего правоведа, специалиста в области государственного права Шмитта к первым размышлениям об отношении права, демократии и диктатуры. Для Шмитта безусловной заслугой ленинистской литературы было то, что она назвала «диктатурой не только политический строй, с которым боролась, но и собственное политическое господство, к которому стремилась», и тем самым четко выработала «комиссарский характер» этой формы господства «как средство достижения конкретной цели». Еще Фихте довел это определение, восходящее к традиции французских революционных комиссаров, до представления о диктаторе как о «тиране», который вынуждает «сопротивляющуюся природу» человечества, «понимает ли она это или нет, к господству права и высших соображений». В философии таких католических контрреволюционных государственных мыслителей, как Бональд и Доносо Кортес, идея диктатуры, преодолевающей произвол и анархию, приняла в конечном счете столь определенную форму, что на ее основе частично сошлись «те великие католики… со сторонниками диктатуры пролетариата»{951}.