Прибалтийские идеологи раннего национал-социализма

Прибалтийские идеологи раннего национал-социализма

Истоки национал-социалистического движения лежали в той же затхлой атмосфере немецко-националистических сект и антисемитских союзов, союзов защиты и преодоления и союзов «личностей», которые, несмотря на все писания, содержащие «сенсационные» разоблачения, и переполненные залы собраний, не выходили за пределы преимущественно маргинального существования в политической жизни ранней Веймарской республики. Без труда можно представить физиономию «этих фёлькишских Иоганнесов[131] XX столетия», которых Гитлер в «Моей борьбе» позднее подверг критике с язвительной иронией: они «размахивают в воздухе жестяными мечами» и напоминают чучело медведя с бычьими рогами над бородатой головой. Потому он и назвал свое движение «Национал-социалистическая немецкая рабочая партия» (НСДАП), пишет Гитлер, что надеялся хотя бы «таким путем… отпугнуть от нас целый рой этих фёлькишских лунатиков»^{733}.

В действительности, надо сказать, различия были куда менее значительные, по крайней мере на первых порах. В ранней НСДАП также — как и во всем германо-фёлькишском спектре — подчеркнуто важную роль играли идеологи и писатели, эмигрировавшие из Прибалтики, в особенности мюнхенские эмигранты, группировавшиеся вокруг Эрвина Шойбнер-Рихтера, Отто фон Курзеля и Альфреда Розенберга. Тем не менее воинствующий антибольшевизм и русофобские настроения, связанные, казалось, с происхождением этих деятелей, были у них скорее надуманными, чем искренними.

Макс-Эрвин Рихтер, он же «фон Шойбнер-Рихтер» — псевдоаристократическое имя взял, как и «Мюллер фон Хаузен», благодаря женитьбе, — был центральной фигурой германо-фёлькишской сцены в Мюнхене. В 1923 г. он погиб во время марша к Фельдхернхалле[132], и Гитлер задним числом отвел ему роль своего личного образца для подражания, не уточнив, однако, в чем в действительности состояло влияние на него Шойбнер-Рихтера. Тот родился в Риге в буржуазной семье и еще до войны эмигрировал в Германию, в 1917–1918 гг. служил офицером разведки при Оберкоммандо-Ост, а после окончания войны был назначен пропагандистом среди бойцов германо-фёлькишских и антибольшевистских добровольческих корпусов («фрайкоров») в Прибалтике. После провала капповского путча в апреле 1920 г. он возвратился в Мюнхен, где осенью того же года вступил в партию Гитлера.

Основная деятельность Шойбнер-Рихтера состояла в организации общества «Ауфбау» и издании газеты «Виртшафтлихе Ауфбаукорреспонденц», которая выступала за тесное германо-российское сотрудничество во время и после освобождения от «еврейско-интернациональных сил» и от «международного марксизма». Весьма важным моментом в программе издания была борьба против Версальского договора, Лиги наций и Франции. Все это сочеталось с христиански окрашенной присягой на верность Европе. Действительно, для Шойбнер-Рихтера борьба против господствовавшего в России безбожного большевизма стояла на первом месте — вот почему он также работал непосредственно в рамках «белогвардейской» эмиграции, прежде всего в ходе организации в Бад-Райхенхалле летом 1921 г. съезда российских монархистов, на котором был создан «Верховный совет» как местоблюститель будущей обновленной монархии. В этом смысле Шойбнер-Рихтер в самом деле олицетворял «реваншистский и антиреволюционный элементы внутри НСДАП»^{734}.

Несколько иначе обстояло дело с Альфредом Розенбергом, несмотря на биографическую и личную близость обоих деятелей. Сам Розенберг, будучи студентом в Москве, стал свидетелем революции 1917 г. и вовсе не осуждал ее, скорее наоборот. Еще в 1920 г. он писал в своей первой большой работе «Еврейский след в смене эпох»: нет сомнения, что, «когда весть о свержении царя пронеслась от Балтийского моря до Тихого океана, вся Россия [ощутила себя] словно вырванной из кошмарного сна»^{735}. Но и здесь, и в его последующих книгах — «Аморализм в Талмуде» (1920), «Преступления масонов» (1921), «Сионизм — враг государства» (1922) и «Протоколы сионских мудрецов и еврейская мировая политика» (1923) — события в России играли роль не более чем камешка в мозаичном панно, рисующем беспрерывную, длящуюся столетия и тысячелетия, разрушительную деятельность евреев.

Можно только удивляться, что российской революции в ранних сочинениях Розенберга отводилась второстепенная роль, хотя она явно относилась к его переживаниям, связанным с политической инициацией. В апокалиптическом историческом полотне о «еврейском следе в смене эпох» «российско-еврейская революция» попала в заголовок лишь одной короткой четырнадцатой главы из двадцати. В конце книги довольно эзотерично говорится о том, что на «место древнееврейских историй… надо наконец-то поднять сокровища индогерманского мышления», а древнеиндийские мифы о сотворении мира, зороастрийские учения о «борьбе света и тьмы» и древнегреческие и германские правовые сборники поместить на место «Библии евреев»^{736}. Короче, ни христианство, ни монархия не обеспечивают, согласно Розенбергу (в отличие от Шойбнер-Рихтера), никакой защиты от еврейского и масонского разложения, а скорее являются полем его внедрения. Вот почему речь может идти не о реставрации монархии, но об установлении фёлькишсоциалистической вождистской диктатуры, вдохновляющейся арийской мифологией.

Тем более необходимо, однако, сорвать маску с ложного, а точнее «еврейского», социализма (читай: марксизма) и противопоставить ему подлинный, «национальный» социализм. В написанном Розенбергом введении к программе НСДАП (1922) уже с самого начала утверждалось, что марксизм есть просто «колоссальное мировое надувательство». Потому что, когда он «в конце концов восторжествовал в Москве в ноябре 1917 г., а в Берлине в ноябре 1918 г.», то в действительности это совершалась «антикапиталистическая мировая революции, возглавляемая мировым капиталом»^{737}.