10. Раскол в доме Йорка
10. Раскол в доме Йорка
Только в грезы нельзя
Насовсем убежать:
Краткий миг у забав
— Столько боли вокруг!
Постарайся ладони
у мертвых разжать
И оружье принять
Из натруженных рук.
Владимир Высоцкий. «Баллада о борьбе»)
Раскол в рядах партии Йорка произошёл в 1465 году, когда могущественный граф Уорвик, сподвижник и ближайший родственник (двоюродный брат) сыновей Йорка, получил неограниченные полномочия после ряда успешных побед, которые он целиком и полностью посчитал своей заслугой. И в полной мере ощутив себя «кингмейкером» («создателем королей»), на всех парусах устремился во Францию, сватать королю Эдуарду свояченицу Людовика XI, принцессу Бону Савойскую, не спросив толком согласия жениха.
Но не допустил Господь, чтоб очередная французская принцесса, как и в прежние времена, ступила на английскую землю в окружении новых работников "невидимого фронта", — этого не случилось! Произошло нечто непредвиденное: за несколько месяцев до этого (1 мая 1464 года) король Эдуард IV (СЭЭ) неожиданно для всех (и для самого себя, в первую очередь) женился на англичанке. И всех этой женитьбой удивил. Потому, что невест родовитых на ту пору в Англии почти не осталось. Многие погибли в гражданской войне, многих не уберегли как невест, подходящих для высокородных юношей. И взять их в жёны королю или принцам крови было никак нельзя. Король Эдуард IV обошёл всех на этой дистанции! Он женился на вдове мелкопоместного рыцаря, сэра Грея, — матери двоих детей, Елизавете Вудвилл [22], — немолодой даме, на пять лет старше его по возрасту.
Гонимая нуждой вдова пришла к нему на приём с просьбой вернуть ей земли мужа, отобранные после его гибели в сражении при Сент-Олбенсе. Да ещё и представила подложные документы по этому делу. По этим документам значилось, что мужа её звали не Джоном (как это было на самом деле), а Ричардом (благословенным именем для всех, сражавшихся за Йорк). И погиб он не на стороне Ланкастеров (что было правдой), а тоже, якобы, сражаясь за партию Йорка (что было вымыслом). С этими документами она могла рассчитывать на успех предприятия. И не ошиблась в прогнозах.
Вот как эту сцену описывает Шекспир в исторической хронике «Генрих VI»:
Король Эдуард:
Брат Глостер, Ричард Грей, муж этой леди,
В Сент-Олбенском сраженье был убит.
Его владенья победитель взял;
Она теперь вернуть ей просит земли;
Несправедливо будет отказать ей,
Поскольку этот дворянин достойный
Утратил жизнь в борьбе за Йоркский дом.
Ричард Глостер:
Вам, государь исполнить должно просьбу;
Бесчестно было б отказать ей в этом.
Король Эдуард:
Конечно так, но всё же подождём. [23]
Документы надо было проверить в архивах. Но вдова в приватной беседе упросила короля сделать для неё исключение. И по окончании беседы король представил её двору и братьям как свою невесту, чем поверг всех в изумление, потому, что это было абсолютно против правил, и этот брак, рано или поздно, всё равно признали бы незаконным.
Король настоял на своём и потерял ряд сторонников. Но не Ричарда Глостера. Ричард остался с ним, верный присяге и своему девизу: "Верность меня обязывает". (Потом, став королевой, и сама Елизавета, и её приспешники об этом "забудут", когда (и по ходу пьесы, и по ходу исторических событий) будут интриговать против Ричарда, плести заговоры и мстить за всё хорошее, что он для них сделал.).
Историки долго терялись в догадках, пытаясь понять причину столь странной и скоропалительной женитьбы короля, равно как и "непостижимо странное" влияние на него немолодой и малопривлекательной супруги. Вначале это объясняли тем, что леди Вудвилл оказалась не так сговорчива, как предыдущие фаворитки Эдуарда, и отказывалась ему уступать до тех пор, пока он на ней не женился. Потом и эту версию сочли несостоятельной, потому что первенец Елизаветы и Эдуарда (девочка) родилась через пять месяцев после свадьбы, вполне доношенной.
Загадка оказалась разрешимой только при помощи соционики: король попал под мощное влияние своей жены, воздействующее на его подсознание — под мощный «соцзаказ [24]», — в котором Елизавета Вудвилл (психотип — этико- интуитивный экстраверт — «ЭИЭ») и удерживала его до последних дней его жизни.
По версии Шекспира (этот эпизод отражён в третьей части его пьесы «Генрих VI»), Граф Уорвик узнал о свадьбе короля в тот самый день, когда принцесса Бона Савойская согласилась принять предложение Эдуарда. Когда она уже подписывала брачный контракт, приехавшие из Англии гонцы сообщили ей, что это место уже занято, предложение отменяется и рассмотрено быть не может.
Уорвик был потрясён этим сообщением: у него у самого подрастали две красавицы — дочери — лучшие, знатнейшие и богатейшие невесты в Англии. И он был бы не прочь видеть одну из них королевой, тем более, что его старшая дочь — четырнадцатилетняя Изабелла [25], уже обратила на себя внимание Эдуарда [26]. Но не пристало королю жениться на дочери графа. Принцу — ещё куда ни шло, сыну герцога — в самый раз. Когда — то, ещё при жизни герцога Йорка, был разговор о том, что младшие сыновья Йорка и дочери Уорвика, по возрасту и происхождению столь подходящие друг другу, могли бы составить две идеальные супружеские пары. Граф Уорвик с этим был согласен и лучшей партии для своих дочек не желал, а потому и не препятствовал их дружбе с принцами, когда Ричард и Джордж жили в его имениях.
Граф Уорвик был бы не прочь видеть своих дочерей и герцогинями, если бы братья короля взяли их в жёны (с этим расчётом находчивый "кингмейкер" и предложил Эдуарду свой замок в качестве постоянного места жительства обоих принцев), он был бы счастлив видеть дочерей и королевами, если бы хоть одна из них всерьёз заинтересовала собой Эдуарда. Но на тот момент, будучи увлечён идеей восстановления добрососедских отношений между Англией и Францией, граф Уорвик предполагал стать сватом короля, а не его тестем, рассчитывая посредством брака Эдуарда IV с принцессой Боной упрочить мир между державами и положить конец их многовековым раздорам.
К своей политической миссии граф Уорвик относился крайне серьёзно и не хотел быть скомпрометирован безответственным поступком короля Эдуарда, который своей внезапной женитьбой не только свёл на нет все его усилия, но и его самого лишил дипломатических прав и неприкосновенности. (Нет миссии, — нет дипломата, нет и дипломатических прав. А есть только частное лицо — несчастный граф Уорвик, которого «подставили», как последнего недотёпу, и теперь он сам должен нести ответственность за свои посреднические инициативы и за безрассудное поведение короля.)
После многих безуспешных попыток примириться с королём Эдуардом, предпринимаемых им на протяжении нескольких лет, граф Уорвик [27] разорвал отношения с партией Йорка и перешёл на сторону Ланкастеров. В качестве доказательства своей лояльности он предложил свою младшую дочь, Анну Невилл, в жёны наследнику Ланкастеров, принцу Эдуарду, — единственному сыну Маргариты Анжуйской и Генриха VI. (Зная о чувствах Ричарда к Анне, граф Уорвик, в 1467 году, в качестве «утешительного приза» попытался сосватать Ричарду принцессу Жанну — вторую дочь французского короля Людовика XI, с условием, что он перейдёт на сторону Ланкастеров. Ричард отказался принять это предложение, посчитав его предательским и по отношению к Эдуарду, и по отношению к дому Йорка, и по отношению к возлюбленной своей Анне. Ричард остался с Эдуардом: лучше быть братом английского короля, чем тестем французского).
Вторую, старшую дочь графа Уорвика, Изабеллу, поспешил заполучить в жёны герцог Кларенс, покинувший брата, короля Эдуарда IV, в знак протеста против его женитьбы на леди Грей. За что, король Эдуард, подстрекаемый своей супругой (у которой были свои виды на всех лучших невест и женихов в стране), впоследствии жестоко отомстил, а вину за эту репрессию (проведённую по инициативе супруги) историки тюдоровской эпохи свалили на Ричарда Глостера, который ни коим образом к этому причастен не был (а был, как сейчас уже доказано, единственным, кто просил Эдуарда пощадить Георга Кларенса).
Но были и другие свидетельства, указывающие на заинтересованность королевы в устранении Кларенса. Вот как пишет об этом тюдоровский историограф Доменико Манчини:
«Королева Елизавета Вудвилл припомнила оскорбления ее семьи и клевету, которой шельмовали ее, а именно, что, СОГЛАСНО УСТАНОВЛЕННОМУ ОБЫЧАЮ, ОНА НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЗАКОННОЙ СУПРУГОЙ КОРОЛЯ. Отсюда она пришла к выводу, что ее потомство от короля никогда не вступит на трон, ПОКА НЕ БУДЕТ УСТРАНЁН ГЕРЦОГ КЛАРЕНС».
(Вывод, мягко говоря, — логически непоследовательный: Кларенс ведь не единственный брат (а там более, родственник) короля Эдуарда, а только следующий по старшинству. Это и послужило причиной для того, чтобы сделать его первым кандидатом «на выбывание».).
Тот же историограф (Манчини) описывает и эти события:
Георг, герцог Кларенс был поддержан графом Уорвиком и его многочисленными сторонниками как претендент на английскую корону весной 1469 г., после того, как он сочетался браком с дочерью Уорвика Изабеллой [28]. Отстранение Эдуарда от престола мыслилось под двумя предлогами: во-первых, он не сын своего отца — герцога Йорка, а во-вторых, он женился на вдове Елизавете Грей в нарушение существующего обычая [29]. Даже его мать впала в такой гнев (по поводу брака с Елизаветой), что выразила готовность подтвердить общественное мнение и заявила, что Эдуард не является сыном ее мужа — герцога Йорка, а был зачат в результате нарушения супружеской верности и поэтому недостоин чести править королевством". [30]»
Судя по этой фразе Манчини [31], другая влиятельная персона — мать Эдуарда и Джорджа — герцогиня Йоркская [32] (родная сестра графа Уорвика), тоже перешла на сторону Ланкастеров. И даже согласилась на союз своего сына и брата с Маргаритой Анжуйской — её злейшим врагом — убийцей её мужа Ричарда Йорка и сына Эдмунда Ратленда, — готова была предпринять любые действия, лишь бы только не видеть своей невесткой Елизавету Вудвилл. В качестве ответной меры она объявила Эдуарда незаконнорожденным, чтобы поставить его на одну доску с леди Вудвилл — уравнять его в происхождении с ней.
А происхождение у Елизаветы Вудвилл было хоть и высокое, но довольно сомнительное, поскольку брак её родителей — сэра Ричарда Вудвилла и герцогини Жаккетты Бэдфорд был заключён не по правилам. Сэр Ричард Вудвилл, — скромный дворянин из свиты вдовствующей герцогини Бэдфорд, тайно женился на своей госпоже. А когда пришёл требовать её приданное, разразился скандал. Вудвилл (за нарушение рыцарской присяги и злоупотребление служебным положением) был арестован и препровождён в тюрьму. Впоследствии он был помилован королём Генрихом VI (чья безумная матушка, аналогичным образом вышла замуж за своего охранника) и вместе со своей женой, Жаккеттой (бывшей герцогиней Бэдфорд), отослан в единственное (теперь) её имение — замок Графтон, где и произвёл на свет многочисленное потомство, постоянно нуждающееся в средствах к существованию. Отсюда и последующие проблемы Елизаветы Вудвилл, — нищета, необходимость выходить замуж за мелкопоместного рыцаря и т.д. (От нищеты и заниженного статуса у семейства Вудвиллов обострились и ненасыщаемые аппетиты, и неудовлетворяемые амбиции.)
Как истинный квестим, Елизавета Вудвилл («ЭИЭ [33]») воевала «одна против всех» и никогда не складывала оружия, — ей повсюду мерещились враги. Раз ступив на зыбкую почву противозаконных брачных отношений, она враждовала со всеми родственниками своего мужа, находила предлог для ссоры, причину для обид. Даже окружив себя своей роднёй, — «своими людьми», — она не чувствовала себя при дворе в безопасности. Как человеку, глубоко внушаемому по аспекту «логики соотношений» (опасающемуся поступать против правил), — ей было трудно свыкнуться с тем, что она «села не в свои сани» и в любую минуту может вылететь из них на крутом повороте истории.
Ни она, ни её родственники, не чувствовали себя защищёнными при дворе, — опасались, что после смерти Эдуарда брак будет аннулирован (что, собственно, и произошло). Всё это давало пищу их мнительности, раздражительности, позволяло находить и придумывать новые поводы для ссор и обид. Они то и дело жаловались на кого?нибудь королю, хныкали, кляузничали, доносили. Разумеется, они наживали себе врагов, а потом избавлялись от них, возводя на них ложное обвинение. (Лучшая защита — нападение!)
Пытаясь упрочить своё положение, они запасались имуществом, привилегиями, высокими титулами, огромными землевладениями, материальными ценностями, полезными связями, которые пытались укрепить, заключая браки с самыми родовитыми и могущественными семьями Англии. Так, например, сестра королевы, Кэтрин Вудвилл, вышла замуж за герцога Бэкингэма, а её двадцатилетний брат Джон получил руку 60-летней вдовствующей герцогини Норфолк. Сын королевы от первого брака, Томас Грей, с подачи матушки женился на родной племяннице короля, Анне, единственной дочери и наследнице его старшей сестры, герцогини Эксетер. Одновременно с этим Грей получил от короля титул маркиза Дорсета, и должность коменданта Тауэра, хранителя государственной казны и королевских сокровищ (которые, впоследствии, по требованию королевы, он украдёт и тайно переправит во Францию для будущего уничтожения династии Плантагенетов и истребления потомков дома Йорка).
Влияние жены на короля приобрело немыслимый, катастрофический размах. Влюблённый Эдуард (уже давно не мальчик) от избытка чувств, казалось, совсем разума лишился: он одаривал родственников жены с безудержной, неистощимой щедростью, в ущерб своим сподвижникам — йоркистам, которых семейство Вудвилл, предпочитая не думать о своём непрочном положении, вообще старалось не замечать. Это же отношение они внушали и Эдуарду, которого необходимость материально поддерживать ветеранов, угнетала всё больше и больше.
Но конечно, главный тон здесь задавала королева Елизавета Вудвилл. Она в наибольшей степени ощущала свою вину перед ветеранами партии Йорка, — то есть, теми, кто сражаясь за её супруга, обеспечил ей и её близким всю ту власть и то высокое положение, которым она теперь пользовалась безраздельно.
Как программный этик и творческий интуит («ЭИЭ»), она понимала, что поступает с ними несправедливо, знала, что наживает в их лице врагов, но и признавать факт своей вины не могла (по логике ЭИЭ, «признание — царица доказательств»), как не могла и уронить свой престиж в их глазах, поскольку несла ответственность не только за свой статус и своё положение, но и за положение своей семьи — мужа, детей, многочисленных родственников. Поэтому и угрызения совести, и чувство вины, ей приходилось «глушить» новым «запасом прочности» — захватом новых материальных благ, привилегий и ценностей — новой компенсацией, приглушающей её страхи и направленной на укрепление её влияния и упрочение её положения при дворе, которое никогда не казалось ей в полной мере надёжным. Соответственно, и захваченных средств ей никогда не хватало — они все уходили в бездонную пропасть её страхов и подозрений, как в «чёрную дыру».
(А захвати она власть после смерти Эдуарда, так она и Англию заглотнула бы за милую душу — утопила бы в «чёрной дыре» своих бездонных комплексов, и аппетит от этого только разыгрался бы, потому что чувство вины от этого обострилось бы ещё больше.)
Здесь уже в полной мере подтвердилась справедливость старинной английской пословицы: «Коня загонит нищий, сев верхом». Обе королевы — и Маргарита Анжуйская, и Елизавета Вудвилл — бесприданницы (обе одного и того же психотипа — «ЭИЭ»). Обе, дорвавшись до власти, привели свою камарилью, обе подпитывали огромное количество своих ставленников, обе разворовывали государство, обе ожесточённо боролись за власть (за привилегированное место в системе). И обе — в результате этой борьбы и сопровождающих её репрессий — подрубили под корень династию Плантагенетов. Всё это — закономерные последствия неравных браков с КВЕСТИМАМИ — СУБЪЕКТИВИСТАМИ — НЕГАТИВИСТАМИ. Проблема — в соотношении психологических признаков, приводящих к такому результату в условиях нескончаемой борьбы за доминирующее место в системе при стремительном восхождении к власти (были «никем», в одночасье стали «всем»). Эти изголодавшиеся в детстве и юности «Золушки», дорвавшись до власти никак не могли насытить свою алчность, не чувствовали себя в безопасности, а потому и не могли удовлетвориться достигнутым. Вокруг них кормилось их вечно голодное, дорвавшееся до власти, окружение и зорко следило за тем, чтобы ни одна милость короля не прошла мимо них.
А ветераны — йоркисты смотрели на эти бесчинства и всё никак не могли взять в толк, что же это за напасть такая? Не успели они одну, — французскую «волчицу» от трона оттеснить, как вместо неё тут же появилась другая, — отечественного производства, но очень на неё похожая. И тоже со своей стаей прихвостней, которые не подпустят к своему пирогу, сколько ни проси.
А что же Ричард? Где и с кем он был всё это время?
В 1465 году (вскоре после свадьбы короля, в пору расхождения его с графом Уорвиком) Ричард, по приказу Эдуарда, покидает гостеприимный замок Миддлхэм, прощается с дорогими его сердцу людьми и прибывает ко двору, где уже во всю правит бал семейство Вудвиллов.
По счастью, тринадцатилетний Ричард не представлялся им сколь — нибудь опасным. Сказалась нормативная общительность (-ч.э.3) и коммуникабельность юного герцога — признаки ПОЗИТИВИЗМА, ДЕКЛАТИМНОСТИ и ЭМОТИВИЗМА, сообщающие ему способность завоёвывать симпатии и расположение, внушать доверие, смягчать раздражение, устанавливать позитивный эмоциональный контакт и сглаживать конфликт. И это не удивительно, потому что при всех вышеперечисленных данных (и принимая во внимание его последующие добросердечные отношения), он был очень добрым, отзывчивым, чутким, понимающим человеком, великодушным и снисходительным даже к своим врагам
Всё это дезориентировало и клику Елизаветы Вудвилл, — трудно было решить, как к Ричарду относиться: вроде и зла никому не делает, но непонятно, почему. А это был его способ сохранять со всеми ровные, дружеские отношения, сдерживать конфликт, не допускать напряжения, которое возрастало из?за бесконечных склок и грызни, затеваемой семейством Вудвиллов.
Понятно, что этот «пир хищников», к которым и подступиться?то было страшно — загрызут, закусают, не пощадят! — отвратил многих сторонников от Эдуарда: у них не было ни морального, ни материального стимула за него воевать. И только верность Ричарда королю удерживала оставшихся от измены: пока Ричард Глостер поддерживает Эдуарда, игра стоит свеч, ещё не всё потеряно, можно продолжать партию.
Томас Мор, который считал себя большим «правдолюбом» (за что и пострадал), справедливости ради, отметил в своей «Истории короля Ричарда III», что Ричард Глостер с избытком одаривал ветеранов Йорка — был с ними щедр до расточительности, за что ему «иногда выговаривали»…
Кто выговаривал? Понятно, что не Эдуард, — он был бы рад облегчить бремя морального и материального долга перед своими сподвижниками — мелкопоместными рыцарями и дворянами, терпящими голод, нужду и лишения в послевоенной, разорённой стране. Но при «накопительской» бережливости Эдуарда (ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНЫЙ по психологическому признаку), при его постоянной стеснённости в средствах (из — за неуёмной прожорливости его новых родственников), он этого сделать не мог. Тогда кто же одёргивал Ричарда? Да Елизавета Вудвилл и одёргивала — кто же ещё? Она — его старшая «сестра в законе» беспокоилась за свой престиж, боролась за своё место в системе. Её не волновали проблемы обнищавших ветеранов — йоркистов — «служить надо не за деньги, а из верности к присяге!». А действия Ричарда ставили её в неловкое положение: получается, она — «плохая», а он — «хороший», она обирает ветеранов, а он их одаривает — кому ренту, кому пенсию из своих средств обеспечит… И всеми- то он интересуется, всем помогает, для всех у него средства находятся… (А то, что он с ними бок о бок воевал, они его собой прикрывали, последним куском с ним делились, и теперь он считал своим долгом им помогать, — это её не интересовало, — она не собиралась вникать в эти отношения и, тем более, вместо него расщедриваться.)
Её как СТРАТЕГА (по оному из психологических признаков, составляющих её психотип) настораживал только тот факт, что Ричард поддерживает сторонников Йорка своими средствами. Получается, что он их «вербует», объединяет вокруг себя в пику Эдуарду — обрастает «своими людьми», что само по себе уже опасно и подозрительно. Разве она могла с этим смириться? Расправиться с ним ей тогда тоже не удавалось. Ричард был нужен королю (война ещё была не закончена), он был обласкан и любим королём, и она должна была с этим считаться. Она затаила на Ричарда злобу, предполагая свести с ним счёты в более подходящее время.
Ричард был вторым «Я» Эдуарда — голосом его совести, стимулом его добрых дел, — зеркалом его души, — самым прямым и честным. Самым близким и самым преданным ему человеком. И это тоже бесило Елизавету Вудвилл. Она пыталась отдалить от Ричарда Эдуарда (что очень точно подмечено Шекспиром в трагедии «Ричард III») — кляузничала, настраивала мужа против него. Активно занималась «чисткой» окружения своего супруга, создавая, вокруг него, зону контроля и отчуждения. Как «ЭИЭ», она в совершенстве владела техникой «face — контроля» его приближённых: посмотрит человеку в глаза, дождётся, что он отведёт взгляд, и скажет про него металлически — жёстким голосом: «Я ему не верю!». А человеку (и всем его родственникам) эта игра в «гляделки» и в «верю — не верю» дорого обходилась.