53. Атака «троллей»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

53. Атака «троллей»

Фривольное поведение Елизаветы Йорк на Рождественском балу породило массу новых слухов и сплетен, спровоцировавших мощную волну грязной, клеветнической кампании, распространяющейся широким фронтом и вовлекающей в пучину своей активности всё большее количество людей из ближайшего окружения Ричарда III. Как всегда в таких случаях, клеветники ставили во главу угла "недостаточно гуманную"составляющую любого решения и действия короля, а затем уже возмущались и кипели негодованием по поводу намечающихся «негативных тенденций» его правления. Исходили злобой и ненавистью, представляя каждый поступок Ричарда в самом невыгодном свете. Сеяли панику, раздували истерию, восстанавливая против короля всех вокруг.

Прежде всего возмущались «поборники справедливости», ссылаясь на неподобающий наряд Елизаветы Йоркской:

— Если ей можно ходить в королевской одежде, то почему нашим жёнам и дочерям нельзя?

К ним присоединились и "поборники нравственности", осуждавшие легкомысленное поведение Ричарда "из сострадания" к обманутой им королеве.

И те и другие усердно раздували слухи о будущей свадьбе короля, дополняя их новыми, возмутительными подробностями.

Сплетни и кривотолки по поводу предстоящей женитьбы короля Ричарда на Елизавете Йорк возникали повсюду, курсировали по стране, расползались по всей Европе, докатывались до Франции, побуждая Генриха Тюдора спешно готовиться к вторжению в Англию.

В центре внимания всей Европы теперь оказалась сама принцесса Елизавета.

В те времена она блистала не только королевским нарядом, но и украшениями, достойными королевы. Её убор, окантованный жемчугом и рубинами был изображён на парадном портрете, выполненном в прогрессивной для того времени, реалистической манере и написанном лучшим художником, из всех, кого только можно было пригласить в Англию (у самого Ричарда и Анны не было такого великолепного портрета!).

Елизавета Вудвилл, примериваясь к роли будущей тёщи, в общении с Ричардом всё чаще стала позволять себе наглый тон. Ещё наглей вела себя с ним её дочь, Елизавета Йорк, при каждом удобном случае дерзко и с вызовом поглядывающая то на самого короля Ричарда, то на его жену, королеву Анну.

Не желая останавливаться на достигнутом, Елизавета Йорк (СЭЭ) предалась изустному творчеству — стала сочинять и распространять смешные и глупые истории о знаках внимания к ней «без памяти влюблённого» и «очарованного ею» короля Ричарда III. И теперь уже все, кто желал бы выслужиться перед ней и заручиться на будущее её покровительством, разносили все эти её небылицы, утверждая, что в них определённо есть доля правды, — а как же иначе? — не может быть, чтобы всё это, от начала и до конца было плодом её неуёмной фантазии?

— Но она же не будет придумывать! — уверяли они сомневающихся. — Наверное, за этим что?нибудь да стоит! А если бы всё это было вымыслом, король бы не позволил ей распространять эти слухи! Уж, верно укоротил бы ей язык.

— Да, но зачем же королю, в нарушение важнейших церковных заповедей, жениться на незаконнорожденной, да ещё родной племяннице? — недоумевали их оппоненты.

— Всё это указывает на его низкую, порочную натуру — со знанием дела утверждали клеветники. — Он от своего брата, Эдуарда IV, недалеко ушёл, а тот был известный гуляка!

— Так может это она от своих родителей недалеко ушла? — не успокаивались защитники противоположной версии, — Известно же, как непристойно их брак сложился. Опять же, и леди Вудвилл пытались осудить за колдовство, да Ричард III этого не допустил. А вот теперь в благодарность за его доброту она против него же и интриги плетёт. Да ещё и дочку свою ему подставляет, как приз, и это при живой?то жене!..

Для всех, — и для тех, и других, — при этом загадкой оставалось только одно: почему король не пресекает все эти слухи? Почему не отсылает Елизавету Йорк вместе с её мамашей к сёстрам, в замок Шериф Хаттон?

Да, Ричард взял на себя обязательство найти ей жениха, устроить свадьбу, выделить приданое ей и её сёстрам. И вроде бы для Елизаветы Йоркской даже наметилась великолепная партия в лице португальского принца Мануэля. И всё могло бы ещё очень неплохо устроиться, если бы не странное попустительство короля. И вот этот момент всех особенно беспокоил: почему король не пресекает все эти вольности принцессы Елизаветы и допускает распространение сплетен, порочащих её честь и его персону? Кто же её после этого замуж возьмёт?.. Да и зачем нужно было до такой степени усложнять себе задачу? Хочешь выдавать замуж племянницу, — выдавай, но зачем самому?то выказывать ей расположение?

— Наверное, здесь всё?таки замешана политика. — предполагали противники вздорных версий. — Какая?нибудь сложная и тонкая, но очень важная для Ричарда игра, задуманная им в политических целях.

Действительно, казалось странным, чтобы человек, зарекомендовавший себя к тому времени бесстрашным воином, великим полководцем, мудрым, справедливым администратором, прогрессивным и талантливым правителем, прежде способным с лёгкостью удерживать дисциплину в армии и подавлять опаснейшие бунты и восстания, мог до такой степени ослабить бразды правления и потерять контроль над ситуацией, чтобы позволить двум вздорным женщинам (коим и место — то было, — одной в тюрьме, другой — в монастыре) скомпрометировать его перед всеми его поданными, перед его страной, перед соседними странами и всей Европой.

Всё это попустительство не соответствовало и строгому моральному облику короля Ричарда III, — человека, исключительно добропорядочного, благочестивого,безмерно щепетильного в вопросах чести, для которого верность своему долгу, присяге и нравственным обязательствам всегда была сверхважной ценностью («верность меня обязывает» — его девиз).

Что же тогда мешало Ричарду пресечь эти слухи и твёрдой рукой навести порядок в своём королевстве?

Прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что пик этой нездоровой активности приходился на зиму — декабрь 1484 и январь — февраль 1485 года. То есть, как раз на тот период, когда Ричард занимался переправой принцев в Бургундию. Таким образом вывод напрашивается только один: вся эта придворная суета и общественная шумиха были самим Ричардом, с невероятным риском для его репутации, организованы для того, чтобы отвлечь внимание обеих женщин от этого важного для него и рискованного для принцев предприятия.

В декабре 1484 года Елизавета Вудвилл и её старшая дочь, Елизавета Йорк были отозваны Ричардом в Лондон из имения Джиппинг — Холл (родовом поместье Джеймса Тирелла), где они проживали вместе с «бесследно исчезнувшими принцами». Принцы остались в имении на попечении Джеймса Тирелла, который непосредственно и занимался их переездом в Бургундию. А дамы по прибытии в Лондон были приветливо приняты королём Ричардом III и получили от него приглашение на рождественский бал (который, по всей видимости, и был устроен для того, чтобы отвлечь их от оставшихся в имении принцев и привлечь к ним обеим внимание всего двора, которое им теперь было лестно).

Леди Вудвилл тут же написала своему сыну, маркизу Дорсету, очень пылкое и красочное письмо, в котором, ссылаясь на расположение к ней короля Ричарда III, приглашала его приехать в Англию. Одновременно с этим, заметив, что Ричард любезно общается с её дочерью Елизаветой Йорк, она позволила себе заказать для неё королевский наряд, что тоже было встречено без всяких возражений со стороны Ричарда.

Пока продолжалась вся эта суета о мнимом благоволении Ричарда к Елизавете Йорк, обраставшая (при попустительстве Ричарда) новыми и интересными слухами, сам Ричард в декабре 1484 года с помощью откомандированного в Бургундию Джеймса Тирелла провёл переговоры о дальнейшей судьбе принцев и о месте их будущего проживания, заручился согласием герцогини Бургундской на их приезд и её опекунство над ними. В конце января 1485 года он уже переслал с Джеймсом Тиреллом 3000 фунтов стерлингов на текущие расходы для принцев. Таким образом, принцы уже в феврале 1485 года могли переехать в Бургундию. А тем временем, Ричард, как истинный стратег, проводил с Елизаветой Вудвилл и её дочерью обычный отвлекающий манёвр: удерживал их под разными предлогами в Лондоне и отвлекал их внимание на себя, позволяя им вообразить себя первыми персонами при его дворе и закружиться в вихре придворных развлечений, сплетен и суеты, возникшей по поводу их предполагаемого «фавора» и его столь неожиданного к ним «благоволения».

И наконец, отсутствие в истории каких?либо упоминаний о том, что ближайшие сподвижники Ричарда, включая и королеву, настоятельно рекомендовали ему умерить своё благорасположение в отношении Елизаветы Вудвилл и её дочери и отослать их от двора куда подальше, уже само по себе говорит о том, что они были в курсе этой его опасной и крайне двусмысленной политической игры, знали и о причинах и целях, ради которых она велась.

Удерживая свою рискованную позицию, Ричард должен был учитывать и тот момент, что страсти, разыгравшиеся вокруг этой мистификации, улягутся ещё очень нескоро, равно как и общественный резонанс, который возникнет по этому поводу. Он не исключал возможности, что этот резонанс спровоцирует сильнейшую волну инсинуаций и клеветы — вызовет новую «атаку троллей», которые будут порочить и компрометировать его так, что ни пресечь, ни остановить их будет уже невозможно. И, видимо, понимал, что эта атака возникнет как неизбежный побочный эффект его дезориентирующих действий, — как реакция на ту дезинформацию, распространению которой он сам и способствовал.

Единственное, что он мог теперь для себя сделать — это игнорировать распространяющиеся вокруг него наветы, — такова была плата за те ошибки и упущения, которые он совершил в первые месяцы своего правления, доверив опеку над принцами герцогу Бэкингему, проявившему себя подлым изменником и клеветником.

Возможно уже тогда, в период поднятого против него Мортоном и Бэкингемом восстания, Ричард взял себе за правило не реагировать на инсинуации клеветников — «не кормить троллей», исходя из того, что чем больше на них тратишь сил, тем сильнее они становятся.

Воевать с клеветой он считал делом бессмысленным и безнадёжным. В его понимании это было то же, что тратить время на борьбу с тенями и призраками, тогда как своими прогрессивными и мудрыми реформами он мог принести гораздо большую пользу своей стране.

Ричард был уверен, что оценивать его будут не по словам, а по его делам, поступкам — по их реальной пользе, которая уже тогда приносила свои плоды.

После того, как Генрих Тюдор в декабре 1484 года объявил принцессу Елизавету Йорк своей невестой, на Ричарда III обрушилась новая волна клеветы, призванная скомпрометировать его как правителя с тем, чтобы он отреагировал на неё политическими репрессиями, — развязал террор, утопил страну в крови, рвал бы языки, рубил головы всем, кто о нём плохо отзывается, — чтобы уже потом, за все эти деяния, заслуженно и обоснованно, мог прослыть тираном, сообразно реальным, свершившимся фактам, что и спровоцировало бы новое народное восстание, позволившее Генриху Тюдору беспрепятственно проникнуть в Англию и, опираясь на поддержку «возмущённых народных масс», с лёгкостью узурпировать его престол.

Ричард III всеми силами удерживал себя от этой провокации. Он отлично понимал, что вся эта массированная, пропагандистская кампания — не что иное, как заранее спланированная его врагами, политическая акция, которой руководил из Франции его давний идеологический противник, Джон Мортон — клеветник со стажем, — бывший епископ Илийский, бежавший из Англии после провала восстания, поднятого им вместе с Бэкингемом против Ричарда III осенью 1483 года.

Ричарду уже тогда было известно, что вся эта, развернувшаяся вокруг него шумиха — только первая часть разработанных Людовиком XI планов по узурпации английского престола и передачи его графу Ричмонду, Генриху Тюдору — выкормышу и ставленнику Людовика XI.

Вторая часть этого плана, по замыслу Людовика, должна будет осуществиться после того, как Тюдор, при военной и политической поддержке потомков Людовика (Карла VIII и его сестры, Анны Боже), получит корону Англии и в благодарность за этот щедрый дар откажется от принадлежащих Англии наследных земель Плантагенетов, которые в ту пору составляли огромную часть территории Франции.

Ричард отлично понимал, что теперь уже мирными средствами эту кампанию не предотвратить. Потому, что повторить «подвиг» Эдуарда IV и получать под эти земли деньги, «сдав их в аренду» французам в обмен на «пенсию», уже было невозможно по той причине, что французам это было просто не выгодно. Гораздо выгодней им было отправить всю скопившуюся в их стране английскую диаспору, во главе с Генрихом Тюдором, обратно в Англию с тем, чтобы эти толпы бездомных и неприкаянных беженцев -ланкастерцев, не разоряли их земли разбоем и не нанимались на военную службу к их политическим противникам. А отправились бы всем скопом в Англию и воевали бы там с королём Ричардом III за свои имущественные и политические права, — решали бы свои проблемы силой оружия, на территории своей страны.

Поэтому и откупиться от французов мирными договорами и прочими недолговременными мерами было уже невозможно, поскольку английская диаспора, сосредоточенная там, представляла собой уже вполне серьёзную и слишком многочисленную военную силу. В связи с этим Ричард III и был выбран мишенью для клеветы и обозначен идейным противником Франции ещё при короле Людовике XI, чтобы было куда и на кого направлять это некстати скопившееся на их территории чуждое и враждебное воинство.

Желая от этой силы избавиться, французы и не нашли лучшей кандидатуры, чем Ричард III, который своими успехами и прогрессивными нововведениями, слишком у многих европейских правителей поперёк дороги стоял. Что и послужило причиной для того, чтобы «отстранить» Ричарда III «от занимаемой должности» и заменить его злобным и примитивным, патологически скупым и жестоким Генрихом Тюдором,

   • не способным, в силу своей патологической скупости, эффективно развивать экономику Англии (на радость французам);

   • не способным в силу патологической жестокости, осчастливить свой народ гуманными и прогрессивными реформами;

   • не способным, в силу своей патологической мнительности, мстительности и подозрительности, быть хорошим правителем для англичан.

А потому, в силу бездарности и политической бесперспективности, он был признан французами лучшим претендентом на английский престол — лучшей, на их взгляд, заменой Ричарду III. (Вот такую каверзную ловушку они решили устроить своим историческим соперникам и врагам.)

А для того, чтобы Генрих Тюдор мог спокойно пройти и узурпировать трон, в Англию была направлена (а потом и задействована) целая ватага «троллей», которые и провели подготовительную, пропагандистскую работу по распространению панических и клеветнических слухов, порочащих короля РичардаIII, воспользовавшись тем «компроматом», который он сам предоставил, пригрев на какое — то время при дворе леди Вудвилл и её дочь Елизавету Йорк, которые, поощряя новое распространение слухов и распуская о нём клевету, вовсю злоупотребляли его любезностью.

Ричард охотно бы прикрутил языки всем этим «троллям», если бы за ними никто не стоял. Более того, не чувствуя за собой особой поддержки, они и сами бы не разговорились. Зная, какое наказание им за это грозит, они тихо и незаметно уползли бы в свои норы. Но они слишком хорошо понимали, что Ричард в настоящий момент не решится на террор и репрессии — не допустит, чтобы накануне вторжения Генриха Тюдора против него поднялось ещё одно народное восстание, что само по себе облегчит претенденту задачу и обеспечит практически беспрепятственную узурпацию его трона.

Только в самом крайнем случае, когда вина хулителей была доказана неопровержимо, Ричард III применял к ним строгие меры. По этой же причине за время его правления не набралось и десяти человек, приговорённых им к смертной казни за политические преступления. Всех их можно назвать по именам: Энтони Вудвилл (граф Риверс), сэр Томас Воген, лорд Ричард Грей, лорд Уильям Гастингс, герцог Бэкингэм и Уильям Коллингборн, — всего шесть. Причём, последний был именно «троллем» — распространявшим клеветнический памфлет о Ричарде III и его окружении всеми возможными средствами (вплоть до того, что прибивал на заборах таблички со своим сочинением). Но даже его Ричард III ещё очень долго не соглашался брать под арест. Ближайшие сподвижники буквально вынудили короля подписать клеветнику смертный приговор: 29 ноября, 1484 года они созвали Королевский Совет, обсудили памфлет Коллингборна, проголосовали и большинством голосов приняли решение присудить клеветника к высшей мере, и Ричард вынужден был с этим считаться.

Как видим, в силу целенаправленно раздуваемой пропагандистской кампании и возводимой против Ричарда III клеветы, ни гуманизм, ни справедливость, ставшие основой его правления, не помешали Ричарду III прослыть самым кровавым тираном в истории Англии и самой одиозной фигурой в истории человечества. Что особенно интересно просматривается по сопоставлению с репутацией «вполне приличного» и «уважаемого» короля Генриха VIII, в период правления которого, вследствие проводимой им государственной, религиозной и экономической политики, было казнено 72 000 человек (то есть, в двенадцать тысяч раз больше).

И это при том, что сам Генрих VIII ещё не считал себя тираном, по сравнению со своим отцом, Генрихом VII, количество жертв репрессий которого вообще не установлено — не фиксировалось, но предполагается, что оно было невообразимо большим.

Взойдя на престол, Генрих VII залил страну кровью, не пощадил даже тех, кто предал Ричарда III, чтобы ему услужить. Не пощадил он и свою жену, Елизавету Йорк, с которой обращался, как деспот, припоминая ей кокетство с королём Ричардом. Не пощадил он и свою тёщу, Елизавету Вудвилл, — отправил её доживать век в монастырь с самым суровым уставом. Не пощадил Генрих VII и всех других своих «троллей», которые устраивали для него идеологические диверсии, подготавливая ему почву для его вторжения и узурпации трона Ричарда III. Не пощадил Генрих VII ни их самих, ни их семьи, ни родственников, ни друзей, — уничтожал всех потенциальных мстителей — «выжигал крамолу с корнем».

Зато оправдывал свой деспотизм Генрих VII, уже на фоне вымышленной «тирании» короля Ричарда III, на чьём счету не было и десяти казнённых политических преступников, а всего только шесть. И все, — причастные к серьёзным государственным преступлениям и переворотам («тролль» — Коллингборн был активистом восстания Бэкингема).

Атака «троллей» — это то, что сопровождало и будет сопровождать Ричарда III пожизненно и посмертно, с момента его восшествия на престол.

«Тролли» от истории трепали имя Ричарда III при его жизни и продолжают порочить его и после его смерти, находя в этом стимул для своей «научной деятельности» и средство для успешного продвижения по службе на протяжении пяти веков. Они будут вести свою работу и впредь, изыскивая новые возможности для искажений и передёргиваний фактов, придумывая новые предлоги для лживых и коварных измышлений. И это будет продолжаться до тех пор, пока гуманный и справедливый стиль правления короля Ричарда III, не будет признан как общеизвестный, безусловный и достоверный факт. Тогда и память о нём будет очищена от лжесвидетельств, и честь его будет защищена от клеветы, и доброе имя его будет восстановлено на века, и жизнь его будет представлена, как образец высокого служения идеалам добра и справедливости, в русло которых он её и направлял.