41. Инсинуации Бекингема

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

41. Инсинуации Бекингема

«Souvente me souvene»

(«Вспоминай меня почаще» — девиз Генри Стаффорда, герцога Бекингема»)

Исправить всё то, что натворил Бекингем за эти два месяца, ни самому Ричарду III, ни его подданным, ни их потомкам не удастся и в последующие 500 с лишним лет.

И в первую очередь это будет связано с клеветой, ложным наветом, который Бекингем возвёл на него, обвинив его в убийстве племянников, — отстранённых от престолонаследия сыновей Эдуарда IV, слухи о смерти которых Бекингем тут же, не выходя из своего замка Брекон, начал распространять: якобы, он только что приехал из Лондона, заходил в Тауэр, чтобы повидать принцев, не нашёл их там и теперь клятвенно заверяет, что они оба умерщвлены по приказу короля Ричарда III.

(Скажем сразу: спустя пятьсот десять лет (в 1995 году), международным судом по правам человека это обвинение будет с Ричарда III снято за недоказанностью улик. Но широкую общественность об этом не оповестили, учебники истории (на всех языках, в том числе и английском) не переписали, в туристических путеводителях и экскурсиях по Тауэру ничего не изменили, статьи в энциклопедиях не исправили, так что и невиновность Ричарда (равно как и решение суда) оспаривается по сей день. И подавляющее большинство людей, знакомых с его историей, до сих пор считает его тираном, деспотом, гнусным злодеем, приказавшем убить своих малолетних племянников.)

Эту новость о себе и о принцах Ричард III узнал уже находясь в северных графствах и приближаясь к основной цели своего путешествия — городу Йорку, где должна была проходить церемония инвеституры его малолетнего сына, Эдуарда Миддлхэмского.

Можно представить, что пережил Ричард III, — этот чрезвычайно щепетильный в вопросах чести, морали и нравственности человек, безмерно дороживший своим добрым именем, своей безукоризненной (до тех пор!) репутацией, честью рыцаря, христианина, короля, спасением своей бессмертной души, когда в первый раз услышал про себя такое.

Больнее и обиднее всего было получить этот удар именно от Генри Бекингема, — близкого родственника, которому Ричард безгранично доверял и в котором души не чаял.

Определить, откуда направлены стрелы этой гнусной и подлой политической провокации, Ричарду не составляло труда. Догадался он и чья рука натянула тетиву: вне всяких сомнений, информационный вирус этой, отравляющей разум и душу, клеветы был занесён из «дружественной» ему Франции. А запустил его, судя по коварству этой идеи и её эффективной, стратегической целенаправленности, не кто иной, как его давний и непримиримый враг, французский король Людовик XI, который с приходом Ричарда III к власти потерял покой и сон: срок перемирия, заключённого с Англией в Пекиньи уже истёк в 1482 году. До этого, в 1480 году, герцогиня Маргарита Бургундская, сестра английского короля, заключила новый англо-бургундский договор, на ещё более выгодных условиях, в рамках которого обе страны могли объединиться против их общего врага, Франции. Теперь, чтобы удержать за Францией земли Плантагенетов, Людовик должен был уничтожить последнего из самых прямых и родовитых потомков этой династии — Ричарда III. В этой связи становилось понятным и вовлечение в заговор герцога Бекингема — прямого наследника младшей ветви Плантагенетов. По замыслу Людовика, его просто «подставили под удар», чтобы Ричард расправился с ним, как с мятежником, своими руками. И, разумеется, после той клеветы, которую Бекингем разнёс по всему свету, Ричард уже не смог бы поступить иначе. Натравив Бекингема на Ричарда, Людовик избавлялся сразу от двух прямых наследников династии Плантагенетов и значит получал больше шансов оставить эти земли у себя. (Что ещё раз говорит о том, что автором и заказчиком этой гнусной инсинуации был именно он — Людовик XI).

Всего год назад, чтобы отвлечь англичан от притязаний на земли Плантагенетов и от повторного вторжения во Францию, Людовик обострил конфликт между Англией и Шотландией: замутил воду между шотландским королём и мятежными баронам, да ещё запустил в этот водоворот Эдуарда IV, навязав ему в союзники опального брата шотландского короля, герцога Олбани, который до этого жил во Франции, у Людовика. Когда Ричард разрешил и этот конфликт — примирил шотландцев между собой и вернулся с победой в Лондон, Людовик придумал ещё лучший трюк: объявил о расторжении помолвки своего сына, дофина Карла, с дочерью Эдуарда IV, Елизаветой Йорк, чем нанёс новый удар английского короне.

Опасаясь, что Ричард, придя к власти, пойдёт на него войной (а Ричард заявил в своей коронационной речи, что «будет воевать с турками, равно как и с другими своими противниками»), Людовик XI так сильно перепугался, что уже через полтора месяца, после его восшествия на престол, испустил дух.

Когда Ричард планировал отправиться в коронационную поездку, Людовик был ещё жив. Узнав о готовящемся путешествии, он и придумал эту злобную инсинуацию, которую можно было приписать Ричарду только в его отсутствие: дескать, «сам уехал, а подлое поручение через доверенных лиц коменданту Тауэра передал».

Вне всякого сомнения, что ангажированный Людовиком епископ Мортон, находившийся в то время в замке Бекингема и впоследствии распространявший эти и все остальные, порочащие Ричарда слухи, имел возможность переписываться и связываться с кем угодно. В том числе и со своим непосредственным нанимателем, Людовиком XI. От него Мортон и получил идею этой интриги («последний подарок умирающего короля»), а затем «подсказал» её Бекингему, которого к тому времени уже завербовал и сделал своим сообщником.

Потому, что такую чудовищную инсинуацию, как обвинение в мнимом (предполагаемом, но и не опровергаемом) убийстве родных племянников даже в то «весёлое» время в Европе мог придумать только один человек — самый злобный интриган той эпохи, — «король-паук» — Людовик XI. Он свёл в могилу бургундского герцога Карла Смелого — близкого друга Ричарда III и мужа его родной сестры, который в 1471 году помог йоркистам вернуть корону. У Людовика были все основания полагать, что Ричард III будет ему за это мстить.

Готовясь нанести опережающий удар (пользуясь тем, что Ричард III обещал не нападать на него первым и гарантировал в верительной грамоте своё благорасположение), Людовик напридумывал ворох самых омерзительных обвинений и целым скопом вывалил их Джону Мортону в письме. Корреспонденция Мортона в замке Бекингема, по — видимому, не проверялась, а сам он из заключённого уже давно превратился в «друга» и наставника Бекингема, руководил его действиями и новой «пропагандистской компанией».

На склоне дней Мортон продиктует все эти инсинуации своему воспитаннику — будущему социалисту — утописту, Томасу Мору. Все они будут увековечены в его бессмертном труде «История короля Ричарда III», по которому его современники и их потомки будут изучать историю той эпохи и судить о Ричарде III как об отъявленном негодяе и монстре. А затем вся эта «чернуха» — это несмываемое пятно позора и срама — липкого и стойкого «клеветнического дёгтя» так глубоко проникнет во все информационные слои общества и так широко распространится во времени и в пространстве, что его невозможно будет оттуда вывести и по сей день, даже самыми современными техническими средствами массовой информации.

Возможно это и подразумевал Ричард III, когда интересовался истинными намерениями Людовика — хотел прояснить, какую гнусность замышляет этот человек (при том, что не мог, разумеется, рассчитывать на откровенность).

Теперь ситуация прояснилась, но какой ценой! — от этого «паука» всего можно было ожидать, но чтоб позволить себе такое!.. Счастье Людовика, что он умер ещё до того, как Ричард об этом узнал, а иначе не миновать бы ему нового вторжения во Францию! А так — «спи спокойно, дорогой товарищ!» — англичане с усопшими не воюют.

В пользу «французского следа» этих инсинуаций говорит и тот факт, что уже в январе 1484 года (то есть ещё при жизни Ричарда III и в период его правления), сообщение о злодеяниях английского короля, сделанное на основании показаний бежавшего во Францию епископа Мортона, было официально зачитано французским канцлером Гильомом де Рошфором на открытии Генеральных Штатов, после чего текст заявления распространится по другим странам, как официально доказанное подтверждение его вины. (Это разумеется, тоже было запланировано Людовиком для того, чтобы втянуть Ричарда в будущее сражение, которое навяжут ему «возмущённые его тиранией» представители английской — ланкастерской диаспоры, предполагающие таким образом взять реванш.)

Забегая вперёд, скажем, что и эта клеветническая компания не будет последней, — через три месяца, начиная с весны 1484 г., она снова возобновится: «После пасхи 1484 года, — писал анонимный хронист Кройлендского монастыря — появилось особенно много слухов об убийстве принцев по приказу короля Ричарда». Потому, что как раз в то же самое время (9 апреля, 1484), в день годовщины смерти короля Эдуарда IV, скоропостижно скончался сын Ричарда III, принц Эдуард, и многие расценивали это событие, «как возмездие Свыше» и связывали со слухами об «убийстве племянников».

Когда же на следующий год, после тяжёлой депрессии, вызванной смертью сына и усиленной сезонным обострением туберкулёза, в марте 1485 года, скончается жена Ричарда III, королева Анна, всё тем же епископом Мортоном, находящимся в то время во Франции, снова будет распущен слух о том, что её долгое время "травил и сживал со свету" её супруг, король Ричард III, ради кровосмесительного брака с бастардкой — племянницей, Елизаветой Йорк. Когда же выяснилось, что королева Анна умерла в день солнечного затмения (16 марта, 1485 года), с подачи того же епископа Мортона (всё ещё проживающего во Франции), это событие тоже стали рассматривать, как «возмездие Свыше [110]» и связывать с предполагаемым, скорым падением династии Йорка (на гербе которого изображено солнце), что ещё больше активизировало пропагандистскую деятельность оппозиции.

Можно представить себе, с каким тягчайшим грузом обиды, страдания и возмущения жил Ричард III всё это время! Казалось бы, куда проще представить всем реальных, живых принцев и доказать этим свою невиновность. Но Ричард слишком хорошо понимал, что всё это — умело спланированная и бесконечно подло подстроенная политическая провокация: начни хоть раз в чём — то оправдываться, и уже вовек не отмоешься от клеветы.

А кроме того, он предъявил принцев — целыми и невредимыми, — их родной матери, поздней весной 1484 года [111]. (Как раз в то самое время, когда смерть его сына связывали с исчезновением его племянников.) Выставлять принцев на всеобщее обозрение Ричард, разумеется, не стал — это было бы слишком опасно для их жизни, — предпочёл поставить под удар свою честь, дороже которой для него была только его бессмертная душа, короля -христианина и праведника.

Спасением своей души Ричард ни за какие блага на свете не стал бы рисковать. Поэтому готов был пожизненно терпеть позор и осуждение (на политической, международной арене), готов был отдать свою жизнь за их жизни, но не выдавал их местонахождения, даже столкнувшись с угрозой массового вторжения реваншистов в свою страну. Принял бой и погиб. А человечество и теперь, спустя 500 с лишним лет гадает, куда же подевались принцы, при каких обстоятельствах они исчезли и кто был тому виной? А виной тому был Джон Мортон, который с лёгкой руки своего нанимателя, Людовика XI, закрутил эту интригу. Виноват был и Бекингем, распространивший ложные слухи о том, что принцев в Тауэре нет, потому что они, якобы, умерщвлены по приказу своего родного дяди, короля Ричарда III. Виноваты были приспешники оппозиционных партий Тюдоров и Вудвиллов, разносившие эту клевету. И чем больше спорили, выясняя роль каждого из участников этой драмы, тем чаще возвращались всё к тому же вопросу: «куда же всё?таки делись принцы?», из?за чего главное обвинение с короля Ричарда III не снято и по сей день.