4

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Фетинья целую неделю отхаживала Саву. Как привезла его из кабака, еле живого, бесчувственного, так и не отходила от него ни на шаг.

В тот день прибежал к ней мальчонка из Занеглименья: «Тётка, плотницкие меня послали… Вашего Савку вусмерть убили!»

Запрягла Фетинья лошадь, поехала в Бронную слободу. Думала, за мёртвым едет… Ан нет, жив был Сава, наполовину, но жив. Иного она, пожалуй, и не заполучила бы в свои руки, а лучших рук для полумёртвого Савы и желать было нельзя. Артельщики знали об этом, потому и послали за Фетиньей.

Два дня лежал Сава пластом, на третий — очнулся. Увидел над собой Фетинью, в страхе зажмурился. Долго лежал так, не размыкая век, должно быть вспоминая всё, что мог вспомнить, и стараясь сообразить — почему перед глазами Фетинья.

— Ты, баба? — наконец спросил он.

— Я, Савушка…

— А иде ж то мы — на земле иль уже на небе?

— На земле, Савушка, на земле, родимый… Слава Богу!

Сава пошевелился, застонал от боли и, застыдившись перед Фетиньей своего стона, отвернул от неё лицо.

— Лежи, Савушка, не рушься… Чиво надобно, я подам.

— Хмелен был… — не то оправдываясь, не то гордясь, сказал Сава и протяжно вздохнул, подавливая стон. — Славно…

— Славно, Савушка, — вздохнула и Фетинья.

— А ты ж пошто при мне? — насупил Сава брови. — Кто тебя допустил?

— Бог меня послал к тебе, Савушка, Бог… Лежи, родимый, не рушься и не молвь.

— Ох, баба… — Сава искривился — и от боли, и от неудовольствия. — Иде ты такая взялась, на моё несчастье?

— На счастье, Савушка, на счастье… Нешто дурна я иль квола?

— Баба ты… В том весь гвоздь.

— Что ж, Савушка, не дал Господь мужиком быть. Да я, Савушка, иных твоих мужиков сотню стою. Возьмёшь меня в жёнки — гордиться будешь!

— Ты об том не думай, баба… И вся твоя лукавость не про меня.

— Нешто лукавость, Савушка? Сердечность!

— Лукавость, — упорно повторил Сава. — Должно быть, и ноне… — Сава пристально посмотрел на Фетинью, прямо спросил: — Ноне мял я тебя?

— О Господи!.. — раскатилась хохотом Фетинья. — Куды тебе меня-то было мять, коли самого вон как намяли! Не чаяла живым довезти!

— Ну тады горазд… — успокоился Сава. — Бо во хмелю я всё могу.

Принялась Фетинья откармливать Саву, отпаивать, обласкивать… Сава хмурился, вздыхал, но терпеливо принимал и пищу, и ласки. Душа его как будто начала оттаивать от Фетиньиного тепла. По ночам Фетинья ложилась рядом и, томясь от его близости, жаркая, льнущая, бесстыдно, упрямо шептала:

— Всё едино быть тебе моим… Не отступлю! На гоньбу пойду, на смерть…

— И пошто я тебе? — растерянно буркотит Сава. — Голомолза, гуляй… Ты ж-но, пригожа, лосёва[161], и почестней сыщешь…

А Фетинья ловит его губы своими губами, не даёт ему говорить и обжигает ласковым шёпотом:

— Про то Бог ведает, Савушка, на что ты мне… Один бог — более никто! Поглядела я на тебя раз, другой, третий — зашлась душа!.. Сказала: Господи, приверни его ко мне! Иного не хочу! А как грех свершила с тобой, почуяла: будешь меня любить! А про себя ты зря… Щедр ты, Савушка, ой как щедр!.. Душа твоя проста, проста и чиста, как вода. А буйна — так что ж… Вода також буйна, коли запруду рушит! Вот и в тебе запруда, и рушит твоя душа её, и буйствует… А ты отдайся на руки мои, на сердце моё, на любовь, ох как легко тебе станет, Савушка!

— Нет, баба, — упорствует Сава, — оставь таковые мысли. Ни за какую твою душу, ни за какую твою любовь я своей мужьей слободы не променяю. Единый раз родился на свет и потому губить живота сваво из-за бабы не стану. Иного пригляди… Вон их сколь вокруг тебя кишит! Головой пыдут за все твои заразы[162], а у меня иная привада в крови — мне воля слаще за всё!

Но Фетинья не отступалась, и Савино упорство не останавливало её, не обижало, не омрачало радости, не ущемляло бабьей гордости, остепенённой любовью к Саве. Она радовалась щедрости собственной страсти, изливавшейся из её души, радовалась целомудрию и бесстыдству, с которыми отдавалась этой страсти, радовалась Савиной близости, которую сама себе дарила, а Савины холодность и упрямство казались ей нарочно выдуманными им же самим, чтоб чуть подольше подразнить себя, помучить, потомить, прежде чем свершиться неминуемому.