БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ В РЕСПУБЛИКЕ, 1640–1647
Но если военные успехи стареющего штатгальтера шли на спад, его жажда повысить престиж своего двора и династии, в том числе через впечатляющие архитектурные проекты и произведения искусства, и его желание доминировать на нидерландской политической арене ничуть не ослабли.
С течением времени стиль штатгальтерского двора и его устройство постепенно становились все более роскошными. В 1636 году Людовик XIII изменил официальную форму обращения к штатгальтеру на французском с Excellence («превосходительство») на Altesse («высочество»), которая обычно использовалась для второстепенных правителей и их родственников. Генеральные Штаты последовали этому примеру в январе 1637 года, изменив способ обращения к принцу с Excellencie («превосходительство») на Hoogheid («высочество»){1723}. Но еще более престижным среди европейских дворов стал успех принца в организации женитьбы своего сына и наследника на дочери английского короля Карла I в 1641 году. Это была первая свадьба между Оранскими и Стюартами и первый случай, когда в династии Оранских-Нассау был заключен брак с одной из первостепенных королевских семей. Невеста, принцесса Мария, и ее придворные дамы считали, что она выходит замуж за человека ниже ее по статусу. Сомнительно, что Карл согласился бы на союз, если бы его дела не были в таком беспорядке, а он не нуждался бы в любой помощи, которую только мог найти. Но тем не менее эта свадьба значительно возвысила статус династии Оранских-Нассау. На тот момент не последовало возражений ни со стороны Генеральных Штатов, ни Штатов Голландии, поскольку этот союз рассматривался как клин в отношениях Англии и Испании и, таким образом, был политическим преимуществом для Республики{1724}.
Принц приобрел еще более высокий статус, сосредоточив в своих руках больше штатгальтерств. Его первая попытка заполучить штатгальтерство в Гронингене и Дренте в 1632 году, после смерти Эрнста Казимира, была неудачной. Но после смерти сына Эрнеста Казимира, Генриха-Казимира, штатгальтера Фрисландии, Гронингена и Дренте (1632–40 гг.) он попытался снова, и теперь его попытка была подкреплена созданием собственной клиентелы среди местных дворян, а в 1639 году он обеспечил избрание своего протеже, Рулофа ван Эхтена, Штатами Дренте на должность дроста. Ему также помог тот факт, что многие гронингенские йонкеры рассматривали Генриха Казимира как союзника города. После известия о смерти Генриха-Казимира под Хюлстом друзья принца начали работу по сбору поддержки на севере. В Генеральных Штатах пять из семи провинций (включая Голландию) по подсказке Ван ден Баухорста проголосовали за отправку делегации во Фрисландию и Гронинген, чтобы убедить обе провинции назначить Фредерика-Хендрика следующим штатгальтером с целью улучшения военной координации между провинциями и укрепить единство Республики{1725}. Фрисландия и Гронинген (две провинции, проголосовавшие против отправки делегации) возразили, что они являлись суверенными провинциями, которые должны самостоятельно решать, кто станет штатгальтером, без вмешательства Генералитета{1726}. Мероприятие полностью провалилось во Фрисландии. Фрисландские Штаты в срочном порядке собрались, чтобы урегулировать вопрос до прибытия делегации. Фрисландские дворяне, поддерживающие младшего брата Генриха-Казимира, Вильгельма-Фридриха, воспользовались фризским партикуляризмом и нелюбовью проповедников к терпимости принца в отношении католиков и ремонстрантов таким образом, что к тому времени, когда прибыли уполномоченные Генералитета, Вильгельм-Фридрих уже был штатгальтером Фрисландии. Тогда посланцы спешно отправились в Гронинген, где решение еще не было принято.
Штаты Фрисландии также отправили в Гронинген делегацию, призывая их сохранить более чем вековую (с 1536 года) традицию общего штатгальтерства с Фрисландией. Но после энергичной обработки на этот пост был назначен принц. Вскоре после этого Штаты Дренте также отклонили требования фризской стороны и избрали Оранского. В довершение, в ноябре 1640 года Генеральные Штаты назначили его штатгальтером генералитетских земель Ведде и Вестерволде{1727}. В ноябре 1640 года принц посетил северо-восток, чтобы получить свои новые звания. В Гронингене его сын, будущий Вильгельм И, сопровождавший его в поездке, получил «преемственность», т.е. право стать преемником отца на посту штатгальтера. Практика дарования преемственности заранее, на наследственной основе, стала недавним нововведением, появившимся (по предложению ван Харсолте) в Оверэйсселе в 1631 году и принятым затем (по предложению ван ден Баухорста) в Голландии и других провинциях{1728}.
В 1640 году Фредерик-Хендрик получил дополнительные штатгальтерства и престиж. Однако в определенной мере этот статус был политически контрпродуктивным{1729}. Ранее Мориц имел полную поддержку Вильгельма-Людвига, а Республика в целом получала выгоду от их близкого сотрудничества. Фредерик-Хендрик же пытался лишить ВильгельмаФридриха фризского штатгальтерства и действительно отобрал у него посты в Гронингене, Дренте и Вестерволде, а это его фризский кузен едва ли мог простить{1730}. С самого начала отношения между двумя штатгальтерами были плохими.
Фасад казался более величественным, но скрывавшаяся за ним реальность разочаровывала. После провала военной кампании 1640 года Оранский обнаружил, что его отношения со Штатами Голландии стали вновь усложняться{1731}. Отношения ухудшались по мере того, как большая часть городов стала требовать уменьшения финансирования армии и полного расформирования пятидесяти рот, созданных в 1628 году. Новость о восстании в Каталонии и усложняющееся положение испанской короны лишь ужесточило позицию Штатов Голландии. Амстердам настаивал, что Испания больше не представляла реальной угрозы и теперь сокращение армии не было опасным{1732}. Принцу стоило больших усилий добиться временной отсрочки расформирования.
В период между 1629 и августом 1633 года штатгальтер был в равной степени расположен к миру, или новому перемирию, как с Испанией, так и с южными Нидерландами. Впоследствии он закоснел в состоянии войны, закрепленном условиями франко-голландского союза, и негативно реагировал на все тайные демарши Брюсселя. По мере роста противостояния этой политике в Штатах Голландии принц стал еще сильнее желать максимизировать своё влияние на Генеральные Штаты и их тайные комитеты и добиться того, чтобы любые попытки Брюсселя установить контакт рассматривались исключительно его доверенными конфидентами и чтобы как можно меньше членов Штатов были в это вовлечены. Когда кардинал-инфант отправил посланника на переговоры в Краненбург (герцогство Клеве) зимой 1635–36 годов, последний обнаружил там одного единственного голландского представителя, продажного Корнелиса Мюса.
Даже если Фредерик-Хендрик и не полностью контролировал переговоры в Краненбурге, вероятность, что из этого что-то бы вышло, была небольшой, поскольку Оливарес, имея в своих руках Шенкеншанц, был уверен в себе и требовал полного оставления голландцами Бразилии, частичной эвакуации голландской Ост-Индии и возвращения Маастрихта, Венло, Рурмонда и Рейнберга Испании в обмен на длительное перемирие, Бреду и Шенкеншанц. Это были требования, которые никогда бы не были приняты{1733}. Испания впоследствии потеряла Шенкеншанц и, в 1637 году, Бреду, хотя в тот же год кардинал-инфант снова взял Венло и Рурмонд.
После 1637 года попытки Брюсселя установить контакт стали более настойчивыми, в то время как Фредерик-Хендрик всё больше стремился предотвратить усилия Испании разделить Штаты Голландии. В феврале 1639 года кардинал-инфант заверил Мадрид, что желание мира в Голландии было сильно, но признал, что он не представлял себе, ни как обойти железную хватку Фредерика-Хендрика на Генеральных Штатах и их тайных комитетах, ни как установить связь с голландской мирной партией{1734}. После восстаний в Каталонии и Португалии (в 1640 г. — прим. ред.) испанские министры стали яростно пытаться отделить Соединенные провинции, если это вообще возможно, от общего альянса с Францией, и кардинал-инфант удвоил свои усилия. Но штатгальтер при усердной поддержке Мюса, который контролировал всю переписку Генеральных Штатов и получал за свои труды щедрые вознаграждения из Парижа, снова блокировал все попытки к сближению. В марте 1641 года кардинал-инфант пессимистично докладывал в Мадрид, что пока принц Оранский остается привязанным к Франции и контролирует Генеральные Штаты, нет никакой возможности достичь какого бы то ни было соглашения с голландцами{1735}. С точки зрения Брюсселя Штаты Голландии по-прежнему были парализованы.
Хотя Оранский и был расположен к перемирию с Испанией в первом этапе своего штатгальтерства (1625–33 гг.) и был против него во втором (1633–46 гг.), тем не менее всегда присутствовала важная политическая преемственность. Нидерландская республика была создана Штатами Голландии, которые до 1617–18 годов без особых усилий контролировали слабых и разделяли второстепенные провинции. В течение Двенадцатилетнего перемирия Голландия разделилась, угрожая нидерландской политике в целом распадом и хаосом. Стабильность и целостность были восстановлены государственным переворотом Морица в 1618 году. Это показало, что существовала альтернативная основа, на которой могли функционировать Соединенные Провинции. По-прежнему основываясь на богатстве и ресурсах Голландии, можно было создать нереспубликанскую, недискуссионную, квазимонархическую государственную систему, в которой штатгальтер и его конфиденты контролировали бы принятие решений и процессы, происходящие в государстве. Внешне такая альтернатива приводила к большей сплоченности провинций и расширенной роли Генералитета. Суверенитет провинций, бывший полуправдой при Олденбарневельте, после 1618 года, при Морице и Фредерике-Хендрике, превратился в полную фикцию. Но в системе, созданной Морицем, был один существенный дефект: она зависела от раскола внутри Голландии. Если Голландия была едина, система не могла работать. В момент, когда Голландия почти полностью объединилась, «монархическая» система потеряла свою жизнеспособность{1736}, поскольку ее сущностью было лишение Голландии активного руководства Унией.
По мере преодоления раскола в Голландии уменьшался и авторитет принца. Голландская фракция, которой нужна была помощь штатгальтера и которая относилась к нему с уважением, была обречена быть более слабой группой. Отсюда смена политики в 1633 году. До начала 1630-х годов арминиане были более слабой стороной в Голландии, после 1633 года — более сильной.
В течение 1641 года принц противостоял требованиям дальнейшего сокращения армии. И все равно его попытки сыграть на теперь уже отчаянном положении Испании принесли слабые результаты: в 1641 году он захватил только Геннеп, принадлежавший Юлиху, но захваченный и укрепленный кардиналом-инфантом в 1635 году. Зимой 1641–42 годов Амстердам предпринял в Штатах Голландии новые шаги к сокращению расходов и армии. За исключением рыцарства, которое преданно поддерживало штатгальтера, Штаты почти в полном составе поддержали Амстердам, и принц, хотя и имел серьезную поддержку Зеландии и Утрехта{1737}, был вынужден принять сокращение армии с 70000 до 60000 человек. Эта новость вызвала в Париже беспокойство. «Son authorit? se diminue beaucoup» («Его влияние сильно уменьшается» (фр.) — прим. пер.), отмечал французский посол в Гааге{1738}.
Но растущая требовательность Голландии не ограничивалась расходами и армией{1739}. Голландия была теперь более единой, чем в 1630-х годах, и принц никак не мог помешать ей играть значительную роль в делах, даже если бы его ухудшающееся здоровье не мешало ему все сильнее. Его наперсниками оставались те же люди, что и раньше, но с этого момента он пытался избегать или свести к минимуму противоречия, стремясь создать modus vivendi, который бы учитывал растущую роль Голландии, в то же время сохраняя насколько возможно квазимонархический фасад, воздвигнутый в 1630-х годах. Ему помогло согласие участников Тридцатилетней войны в декабре 1641 г. начать мирные переговоры в Мюнстере и Оснабрюке. Теперь существовал официальный формат переговоров — хотя в течение нескольких лет переговоров как таковых практически не было, — который включал Францию, Швецию, Северные Нидерланды, Испанию и императора, что служило штатгальтеру оправданием продолжения блокирования прямых мирных переговоров между Брюсселем и Гаагой. И хотя с 1641 по 1644 год не было каких-то видимых подвижек в сторону мира, Фредерик-Хендрик и его союзники теперь могли утверждать, что обсуждают мир с Испанией совместно с Францией, согласно франко-голландскому договору.
Ключевым шагом в сведении на нет влияния принца стала эрозия тайных комитетов Генеральных Штатов, которая произошла в момент, когда начались обсуждения формы и полномочий голландской делегации на Мюнстерском мирном конгрессе{1740}. В августе 1643 года Штаты Голландии разработали новые инструкции для своих представителей в Генералитете, согласно которым им запрещалось отныне обсуждать вопросы войны, мира, перемирия, союзов и отправки дипломатических миссий за границу в Генеральные Штатах и их комитетах в обход инструкций, полученных от Штатов Голландии{1741}. Это стало ударом в сердце для системы Фредерика-Хендрика и проложило путь для растущего влияния Штатов Голландии в середине 1640-х годах. Другие провинции вскоре поступили так же относительно своих представителей в Генеральных Штатах.
Прежде штатгальтер был энергичным лидером. Но изменившаяся политическая обстановка и его ухудшающееся здоровье придало последним годам его службы отпечаток желания плыть по течению и нерешительности. Его окружение было очень разрознено, особенно в вопросе о том, как много можно позволить Голландии{1742}. В 1643 году основной темой на политической повестке дня были инструкции для делегации Республики на Мюнстерском мирном конгрессе. После длительных размышлений Генеральные Штаты согласились заключить мир с Испанией при условии, что Филипп IV уступит Мейерей целиком, — а эта территория в значительной части была в руках испанских войск, — признает голландские завоевания в Индиях, примет постоянное закрытие Шельды для морских перевозок, удовлетворит Зеландию в вопросах пошлин во фламандских портах и снимет запрет на голландские мореходство и торговлю{1743}, при том что Испания уже признала суверенитет и независимость Соединенных Провинций. Генеральные Штаты проголосовали за продолжение военных действий до того времени, когда король Испании ратифицирует будущий договор, имеющий быть заключенным в Мюнстере.
Но всё же по-прежнему существовали разногласия о том, полностью ли эти условия связывали голландских полномочных представителей или они могли быть модифицированы. К марту 1644 года шесть из семи провинций признали, что не все условия должны быть выполнены в полном объеме{1744}. Однако зеландцы твердо стояли на том, что полномочных представители должны прервать переговоры в случае, если Испания откажется хотя бы от одного из условий. Они опасались за свою транзитную торговлю с Испанскими Нидерландами, если другие провинции решили бы отменить условие, затрагивающее пошлины во фламандских морских портах. Зеландия напомнила Генеральным Штатам, что в течение Двенадцатилетнего перемирия ее транзитный трафик был переориентирован, и «Брабант, Фландрия и другие провинции снабжались товарами, вплоть до рыбы и сельди, из Соединенных Провинций через фламандские порты», то есть их поставляли голландцы, минуя Зеландию и эстуарий Шельды{1745}.
Мюнстерский мирный процесс позволил Фредерику-Хендрику смягчить разногласия с Голландией по поводу отношений с Испанией, Испанскими Нидерландами и Францией в свои последние годы. Гражданская война в Англии вызвала некоторые расхождения между Голландией и принцем, но они не представляли большой сложности. Однако более серьезное столкновение произошло по вопросу датского пролива Зунд и проблем нидерландской торговли в Балтике. В 1638 году король Датско-Норвежского королевства, Кристиан IV начал вести агрессивную антинидерландскую торговую политику, значительно увеличив пошлины, собираемые с иностранных кораблей, входящих и выходящих из Балтийского моря через Зунд (самая большая доля которых, конечно же, принадлежала Нидерландам){1746}. В конце концов Генеральные Штаты направили в Копенгаген высокопоставленное посольство, требуя отмены увеличения пошлин, ликвидации нового датского налога на перевозки по р. Эльбе, в Глюкштадте, и решения по давнему нидерландско-датскому спору о правах на китовый промысел около Шпицбергена. Датский король дал категорический отказ, вступил в союз с Испанией и присоединился к испанским эмбарго против Нидерландов, налагая лицензии и проверки на корабли, идущие в Испанию из Гамбурга и с Эльбы{1747}. Однако в течение нескольких лет Генеральные Штаты ничего не предпринимали. К 1644 году возмущение распространилось широко среди купцов, шкиперов и моряков северной Голландии. Амстердам настаивал, что необходимо отправить флот, чтобы сломить датчан. Фредерик-Хендрик колебался, утверждая, что война с Испанией гораздо важнее и что необходимо поддерживать голландскую морскую блокаду фламандских портов и каперских баз{1748}. Наиболее поразителен в этой ситуации отказ Штатов Голландии в целом придать такой же высокий приоритет торговле на Балтике, как это сделали Амстердам и порты Западной Фрисландии. Южноголландские города, включая Роттердам, не считали Балтику такой уж важной и в этой ситуации согласились с Зеландией, что более важным было поддержание максимального давления на фламандских каперов и морские порты, чем направить флот для разборок с датчанами{1749}. Конечным результатом стал компромисс. Большая часть морских сил осталась в Ла-Манше, но импровизированный второй флот, включавший шесть арендованных кораблей Ост-Индской компании, был всё же отправлен в Данию летом 1645 года, что вынудило Копенгаген пойти на унизительную уступку и уменьшение пошлин спустя семь лет после их введения.
Фредерик-Хендрик был больше расположен к Карлу I во время английской гражданской войны, чем Штаты Голландии, но не предпринимал никаких попыток активного участия, успокоив себя несколькими небольшими жестами поддержки{1750}. Несомненно, наиболее важным вопросом голландской политики в середине 1640-х годов были условия соглашения с Испанией и южными Нидерландами. Фредерик-Хендрик жаждал заполучить несколько финальных завоеваний на юге до заключения мира, поэтому пытался отсрочить дальнейшие сокращения военного финансирования и численности армии настолько, насколько это было возможно. Однако Голландию всё больше беспокоило промедление в заключении мира и сокращению военных затрат. Во время кампании 1644 года принц захватил Сас ван Гент, который затем вошел в состав Статс-Фландрии, как и Хюлст, захваченный, наконец, в следующем году. Но весной 1646 года Голландия отказалась утверждать годовой военный бюджет до тех пор, пока оставшиеся неразрешенными проблемы, задерживающие заключение мира с Испанией, не будут разрешены{1751}. В августе принц совершил последнюю неудачную попытку захватить Антверпен. Но к этому времени он уже начал сотрудничать с Голландией — вопреки пожеланиям Франции и некоторых элементов Генеральных Штатов — в попытках привести голландско-испанские переговоры в Мюнстере к успешному завершению{1752}. Испанские полномочные представители впервые поняли, что штатгальтер теперь содействует мирному процессу, когда Йохан де Кнёйт (личный представитель принца — и Зеландии — в Мюнстере) начал работать вместе с главным представителем Голландии, Адрианом Паувом, а не мешать процессу, как планировала Зеландия.
Примирительная позиция постаревшего и ослабевшего штатгальтера не значила, что в Соединенных Провинциях не осталось значительного сопротивления миру с Испанией, даже несмотря на то, что в Голландии лишь Лейден оставался непреклонным (после того, как сначала Харлем, а затем Гауда перешли на другую сторону и согласились с остальными){1753}, а с октября 1646 года Фрисландия и Гронинген также прекратили сопротивление.
Некоторые из окружения Фредерика-Хендрика были не особо рады разрывать альянс с Францией и наблюдать, как делами Республики будет отныне заправлять Адриан Паув и главная теперь фигура в Амстердаме, Андрис Биккер. Сын и наследник принца, Вильгельм, оставался ярым противником, убеждая французского посла, что он останется «fortement uni avec la France» («в крепком единстве с Францией» (фр.) — прим. пер.){1754}. Оппозиция миру с Испанией по-прежнему была сильна в Зеландии, Утрехте и Зютфенской четверти, а также среди многих реформатских проповедников, которые жаждали освобождения юга от Испании и папства, чтобы принести туда Реформацию. В Гелдерланде многие пререкания по поводу условий мира происходили из соперничества за лидерство в провинции между четвертями{1755}, как отмечал Александр ван дер Капеллен, один из главнейших дворян Зютфенской четверти, а после — видный сторонник Вильгельма II. Зютфенская и Неймегенская четверти традиционно придерживались противоположенных сторон в политике Генералитета, как это было в период Двенадцатилетнего перемирия, когда Неймеген поддерживал Олденбарневельта, а Зютфен — контрремонстрантов. В то время Арнем занял промежуточное положение и сделал так снова в 164648 годах. Зютфенская четверть в 1647 году требовала не только прямого присоединения Мейерей и Овермааса, но и уступки Испанией Верхнего Гелдерланда, или Рурмондской четверти, региона (ранее — четвертой четверти Гелдерланда), который остался частью Испанских Нидерландов и был возвращен в католичество, начиная с 1580-х годов. Неймегенская четверть наоборот была против требования присоединения Верхнего Гелдерланда и в целом поддерживала Голландию{1756}.
Обструкция была достаточно распространена, а разногласия между провинциями и четвертями выражались достаточно ярко, чтобы значительно отсрочить окончательную доработку и ратификацию мира. Смерть Фредерика-Хендрика 14 марта 1647 года едва ли повлияла на сложные пререкания, которые продолжались весь 1647 год и в начале 1648-го. На данный момент голландское доминирование в Соединенных Провинциях было неоспоримым. Но это гегемония существовала в атмосфере ожесточения, полемики и разделения Республики на воинствующие идеологические блоки, которые в то же время представляли собой соперничающие структуры влияния и патронажа на локальном уровне.
Фредерик-Хендрик в последний раз принял делегации от Генеральных Штатов и Штатов Голландии за три дня до смерти, завершив встречу словами: «Я был слугой Штатов»{1757}. Вокруг его смертного ложа в последние часы жизни собрались многие из главных участников грядущей политики Республики, включая Якоба Катса, представляющего Голландию, Гюйгенса, а также пылкого оранжиста, проповедника из Делфта ЙоханнесаГутхалса, который затем опубликовал подробный рассказ о последних днях штатгальтера. Во время подготовки к похоронам, которые прошли в Делфте 10 мая, возникли разногласия между друзьями покойного штатгальтера и Штатами Голландии насчет подобающего уровня проведения церемонии{1758}. Сторонники принца хотели пышного великолепия и триумфальной церемонии, за которую должен был платить Генералитет, чтобы прославить умершего принца и произвести впечатление на публику. Но Голландия настояла на более скромном мероприятии, как это было на публичных похоронах Вильгельма Молчаливого (1584 г.) и Морица (1625 г.). Питер Пост выполнил восемь изображений процессии, которые затем были опубликованы в 1651 году. Кортеж включал двадцать парадных лошадей, несущих на себе гербы различных владений Дома ОранжНассау, включая Бреду, Граве, Гертрёйденберг, Бюрен, Эйсселстейн, Лердам, Линген, Мёрс, Вере и Флиссинген, а также Оранж, Нассау и Диц. За гробом следовали Вильгельм II и другие члены семьи, среди которых был Великий Курфюрст[104], а за ними торжественно шли Генеральные Штаты, Государственный Совет, и, почти в самом конце, Штаты Голландии. Похоронная процессия включала поразительно большое число дворян и старших офицеров армии, демонстрируя публике всю степень влияния двора штатгальтера{1759}.