4. ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ КОНСОЛИДАЦИЯ, 1516–1559

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Объединение северной части Нидерландов под властью Габсбургов в 1516–1549 годах стало сложной политической драмой, имевшей многочисленные последствия. Оно стало кульминацией трехвекового процесса, в течение которого более маленькие государства Нидерландов становились частью единой сети под руководством правителей, а теперь одного правителя, трех больших провинций — Фландрии, Брабанта и Голландии. В течение трех столетий эти провинции всё больше и больше опережали остальные как по количеству населения, так и по экономическому влиянию. К 1540-м годам роль этих трех в жизни всех семнадцати провинций Габсбургских Нидерландов стала столь велика, что они приносили около 75 процентов от общего дохода, в то время как остальные четырнадцать вместе едва набирали 25 процентов (см. таблицу 2). 

Таблица 2.

Налоговые взносы наиболее доходных провинций в 15401548 гг. (в % от общего дохода всех семнадцати провинций под властью Габсбургов){151}

(Провинция … %)

Фландрия … 33,8

Брабант … 28,76

Голландия … 12,99

Артуа … 5,65

Эно … 5,47

Зеландия … 4,37

Лилль, Дуэ, Орши (т.н. Валлонская Фландрия — прим. ред.) … 3,29

Гелдерланд … 1,14

Турне и Турнези … 0,93

Намюр … 0,90

Фрисландия … 0,59

Оверэйссел (с Дренте) … 0,55 

При том что три крупнейшие провинции с 1420-х годов находились под одним правителем и власть бургундцев, а затем Габсбургов была сосредоточена в Брюсселе, Габсбурги, тем не менее добились объединения севера главным образом благодаря людям и ресурсам Голландии. Фландрия и Брабант отдавали огромные суммы в казну императора в Брюссель во время всего периода борьбы за объединение с1516по1543 год. Но вследствие растущего доверия правительства провинциальным Штатам и новых методов, которыми они пользовались для сбора денег на военные расходы (по крайней мере, в более развитых частях Нидерландов), габсбургскому правителю приходилось идти на значительные уступки этим трем провинциям в процессе распределения этих средств. Это значило, что постоянные отказы Фландрии и Брабанта уделять внимание тому, что происходило на севере, имели значительное влияние на использование ресурсов и дохода в Нидерландах. У Штатов Фландрии был принцип, что те деньги, которые они выделяли на военные нужды императора, не могли быть использованы на севере{152}. В каждом акте пожалования значилось, что деньги Фландрии должны быть использованы для защиты Фландрии от французов, а это значило, что единственной провинцией, где эти деньги могли быть использованы, была Артуа, которую Гент и Брюгге рассматривали как бастион Фландрии.

Действия социальных, экономических и политических сил на севере, которые привели к объединению и поддерживали его, в большей степени представляли собой взаимодействие — как привлечение, так и сопротивление — с Голландией. Ресурсы и армии, покорявшие более мелкие провинции севера, предоставлялись преимущественно Голландией. Но если притязания Карла V на сюзеренство на севере обосновывались его титулом графа Голландии и Зеландии, то его интересы и цели значительно отличались от целей Штатов Голландии, и он заботился о подчинении новых провинций не только как граф Голландии, но и как граф Фландрии и герцог Брабанта. Габсбургское правительство было заинтересовано в присоединении новых земель к Нидерландам и в сохранении центра власти, столицы и основного источника политической и церковной поддержки на юге, в Брюсселе. Основной целью всего этого было усиление бастиона Габсбургских Нидерландов против Франции.

Результатом стала взаимоисключающая двойственность властных структур, которые практически не были связаны между собой. Раскол 1572 года стал обратным движением от объединения 1516–1549 годов лишь поверхностно. В реальности восстание против Испании лишь подтвердило лежащее в его основе разделение севера и юга и длительное, постепенное подчинение севера господству Голландии. Во многом безрезультатные голландские попытки доминировать над мелкими провинциями севера к 1516 году длились уже несколько столетий и всё равно сталкивались с упорным сопротивлением. Но это противостояние отнюдь не было всеобщим. Голландские вторжения встречали поддержку, равно как и сопротивление, от городов и групп дворянства, и именно растущая зависимость, а также увеличение голландского богатства и влияния сделали объединение северных провинций логичным и необратимым.

Это подчинение Голландии, ставшее важным элементом процесса объединения, было одновременно политическим, экономическим и культурным. Как показывал прошлый опыт, сами по себе северо-восточные провинции оказывались в состоянии нестабильности и беспорядка. Провинциальное правительство в той форме, в которой оно было представлено, было слишком хрупким во Фрисландии, Гронингене, Оверэйсселе, Дренте, Утрехте и даже Гелдерланде, оно не могло обеспечить жизнеспособную основу для уничтожения хронической борьбы партий и установления стабильной администрации. Стабильность, если она и могла вообще появиться здесь, могла прийти только из единственного потенциально сильного центра — из Голландии.

Фландрия и Брабант не могли стать подходящей альтернативой. Реки и внутренние водные пути, а с ними и торговля, шли с запада на восток, а не с юга на север, так что для речных городов Гелдерланда и Оверэйссела большое значение в экономике имел поток товаров вдоль Рейна, Мааса и Ваала и через Зёйдерзе, — то есть взаимодействие с Голландией, — а не скудные контакты с Фландрией и Брабантом.

Сомнительный, двойственный характер процесса объединения севера 1516–1549 годов, а также предшествующая этому война между Голландией и Гелдерландом в 1506–1508 годах отразились и в гуманистских разногласиях, окружавших рождение батавского мифа{153}. Этот миф, привлекательная идея о том, что древние батавы, описанные Тацитом, — героические, добродетельные и любящие свободу, успешно восставшие против римлян во главе со своим лидером, Клавдием Цивилисом, — жили когда-то на территории северных Нидерландов или в какой-то ее части, внесла важный политический и культурный настрой в круги голландских гуманистов около 1500 года.

С самого начала миф о племени батавов был действенным фактором в создании нового, более широкого понимания патриотической идентификации с Голландией как политическим, моральным и культурным единством, patria или «нацией», — Аврелий часто использовал эти слова. Именно поэтому далее этот миф стал неотъемлемой частью голландской культурной идентичности во время Восстания и Золотого века{154}. Гуманисты сразу же поняли, что было на кону, ведь какие угодно люди, проживавшие в Исторических Нидерландах или неподалеку, являлись потомками древних батавов, что давало им политическое и моральное значение и потенциальную императорскую мантию, и всё это подтвердило бы их претензии на превосходство и поставило бы этот народ на ступень выше своих соседей. Никто не полагал, что батавы жили на юге, но южные гуманисты приложили руку к возникновению сомнений о заявлении Корнелия Аврелия, высказанного в его «Defensio Gloriae Batavinae» (1510 г.), о том, что именно Голландия была домом батавов и голландцы были их потомками. Но самый значительный вызов идеи Аврелия встретили с другой стороны. Гельдерландец Гелденхауэр в течение двадцати лет оспаривал идею Аврелия. Пиком этого стала публикация его «Historia Batavica» (1530 г.), где он заявил, что не «Голландия», а «Гелдрия» была территорией древних батавов{155}.

Таким образом, начало борьбы между Гелдерландом и Габсбургскими Нидерландами в шестнадцатом веке и нарастающий конфликт в Утрехте, Фрисландии, Гронингене и Дренте можно рассмотреть на двух уровнях. С одной стороны это была династическая борьба, в которой габсбургский правитель, чьи силы были сосредоточены в Брюсселе, столкнулся лицом к лицу со своими оппонентами, в частности с герцогом Гелдерланда. С другой стороны, для многих голландцев, включая Эразма{156}, и особенно в великой хронике Голландии 1517 г. под авторством Аврелия, это было соревнование между Голландией и ее беспокойными соседями, на контроль над которыми у Голландии было полное право. Голландский дворянин Йохан II ван Вассенар, командующий армией Карла во Фрисландии, убитый во время осады Слотенав 1522 году, представлял императора, но Аврелий восхвалял его как воплощение голландских достоинств и свободы и символ голландской знати[20].

Голландская экспедиция во Фрисландию в 1516 году провалилась, но не была окончательно разгромлена, война тянулась с переменным успехом, постепенно склоняясь в пользу Габсбургов. Первоначально крепкий союз между гелдерландцами и антигабсбургской фракцией Фрисландии рассматривался последними в первую очередь как способ сохранения «фризской свободы» и избегания ненавистных акцизных сборов, которые взимали Альбрехт и Георг Саксонские и которые, в случае победы Бургундско-Габсбургского государства, были бы введены заново{157}. Однако по мере продолжения конфликта, а также грабежей и набегов часто неуправляемых гелдерландцев, всё больше и больше фризов видели, что, будут или не будут у них привилегии, но единственным способом прекращения беспорядков была победа Габсбургов{158}.

По мере продолжения фризской войны поддержка схирингеров и Карла V росла. Схирингеры пытались спасти столько «фризской свободы», сколько могли. Карл давал размытые обещания уважать древние привилегии фризов. Схирингеры требовали ясных гарантий того, что власть императора будет минимальной, и Провинциальные Штаты Фрисландии, а не Карл со своими советниками, будут назначать основных судебных и фискальных чиновников провинции — сельских магистратов, или гритманов (grietmann)[21].

Затяжная борьба во Фрисландии стала большим неудобством для Карла, хотя у него и были более важные проблемы. Несмотря на то что император, коим он сейчас был, боролся с восстанием комунерос в Испании (1520 г.), французским вызовом в Италии и Реформацией в Германии, он осознавал, что антигабсбургское восстание в северных Нидерландах могло распространиться и выйти из-под контроля. Вскоре герцог Карел расположил гарнизоны в Кувордене и Зволле и распространил своё влияние на большую часть Дренте и Оверэйссела{159}. Но продолжающиеся беспорядки во Фрисландии и рост власти Гелдерланда были еще большей помехой для Голландии{160}. Втечение контрнаступления во Фрисландиив 1517 году веткоперы и гелдерландцы усилили атаку на торговые суда в Зёйдерзе, а рейдерский отряд, отплывший из Фрисландии, прибыл в Голландию и разграбил полосу территории от Медемблика до стен Амстердама. Эразм разделял злость, охватившую Голландию, находясь в то время в Брюсселе; Карл V и его окружение узнали неприятную новость в Мидделбурге, ожидая попутного ветра для поездки в Испанию.

В течение десятилетия после 1517 года Карл находился в основном в Испании и Германии, так что Нидерланды снова оказались под регентством Маргариты. Более того, после начала войны с Францией, в 1521 году, внимание Брюссельского двора и крупных нидерландских магнатов было приковано к границе с Францией, нежели к конфликту на севере Нидерландов. Окончание фризской войны и независимости в 1522–1523 годах произошло по двум важнейшим причинам: во-первых, поддержка войны и гелдерладского союза в самой Фрисландии ослабла{161}; во-вторых, Голландия была полна решимости подчинить фризов. В 1521–1523 годах Провинциальные Штаты Голландии направляли необычайно большие суммы в экспедицию во Фрисландию{162}, так что сильная армия под командованием Яна ван Вассенара, последнего представителя старшей ветви семьи, вторглась из Голландии. В 1523 году пало последнее фризское сопротивление.

Герцог Карел и гелдерландцы потеряли свою базу во Фрисландии. В Оммеландах его позиции были еще более слабыми. Здесь политика разворачивалась вокруг неумолкающего спора между Гронингеном (который, вероятно, имел более широкое экономическое влияние на свои пригороды, чем любой другой город Исторических Нидерландов) и оммеландскими йонкерами (нетитулованными мелкопоместными дворянами), или, по крайней мере, наиболее сильными и влиятельными из них. Поскольку городской совет (raad) занял сторону герцога Карела, ведущие йонкеры — ван Эвсумы, Рипперда, Ренгеры и Тамминга — поддерживали Габсбургов, как и городские цеха{163}. Городские патрициаты, однако, заполучили поддержку среди менее значительных оммеландских йонкеров, которые были возмущены их исключением из влияния и должностей.

Так что контрнаступление во Фрисландии не представлялось возможным и захват герцогом Карелом Гронингена и Дренте и Оверэйссела оказался непрочным. Несмотря на это, политическое будущее северных Нидерландов оставалось неясным. Критической точкой в борьбе стал 1524 год, когда умер Филипп Бургундский, князь-епископ Утрехта, Оверэйссела и Дренте, оплот габсбургского влияния[22]. Утрехт и Оверэйссел разделились под влиянием про- и антигабсбурских партий, и весь регион был на грани хаоса. Разделившиеся каноники утрехтских капитулов пришли к компромиссу путем выбора Генриха Баварского[23] новым князем-епископом, ведь он был нейтральной фигурой, имевшей связи как с императором, так и с герцогом Карелом. Последний согласился признать избрание Генриха и в обмен на компенсацию оставил Оверэйссел и Дренте.

Однако новичок оказался несостоятельным в вопросах подавления напряжения в Утрехте не в последнюю очередь по причине крупных акцизных сборов, которые он ввел, чтобы выплачивать откупные герцогу Карелу. Ситуацию усугубляли интриги Франциска I[24], который решил воплощать свои планы в Италии попытками дестабилизировать габсбургскую власть в Нидерландах. В 1525 году цехи Утрехта подняли восстание и завладели городом, создав новый совет с явным оттенком антиклерикализма, который сократил привилегии многочисленного и зажиточного городского духовенства. В частности, было отменено освобождение духовенства от уплаты акцизов на пиво и вино{164}. Утрехтские патриции при поддержке духовенства и дворянства начали борьбу за восстановление своей власти. После ожесточенных уличных схваток установленная народом власть была свергнута. В этот момент, в августе 1527 года, Карел под влиянием Франции вмешался, чтобы поддержать восставших против князя-епископа, и ввел свои войска{165}.

Герцог Карел был изобретательным оппортунистом, который неустанно боролся с господством Габсбургов на севере Нидерландов. У него было преимущество, ведь антигабсбурсгкие (и антиголландские) настроения и прижившийся институциональный партикуляризм сильно распространились в регионе. Во всяком случае его положение было шатким не столько из-за Карла, который был несравнимо более сильным правителем, но по причине разрозненности элит северо-восточных Нидерландов. Партикуляризм в Нидерландах сосуществовал со стремлением к миру и стабильности, которые могли быть достигнуты только путем принятия верховенства Габсбургов — и Голландии. Карел ограничил свою борьбу с Габсбургами политической сферой, не имея желания поддерживать Реформацию или объединяться с немецкими принцами-протестантами{166}. В своем открытом письме в 1526 году Герард Гелденхауэр призвал его к изгнанию монахов и конфискации церковной собственности{167}. Но это письмо не нашло отклика, и герцог предпочел бороться с распространением лютеранского влияния на своих землях, понимая, что пока он борется с протестантизмом, для императора он будет второстепенной проблемой в сравнении с Францией, лютеранством и турками, и тот смирится с неловкой ситуацией между войной и миром, которая больше всего подходила Гелдерланду ввиду его ограниченных ресурсов.

Вторжение в Утрехт и Оверэйссел в 1527 году, вероятно, стало самой большой ошибкой Карела, поскольку в ответ он получил именно то, чего пытался избежать{168}. Теперь Карел оказался под давлением как с севера, так и запада. Он так и не смог заполучить контроль над Оверэйсселом, где власть князя-епископа сильно ослабла, но города и дворянство предпочитали покориться императору, нежели Гелдерланду{169}. Тем временем князьепископ, не видя перспектив восстановления своей власти, был вынужден передать свои княжеские права в Утрехте и Оверэйсселе Карлу[25]. Провинциальные Штаты Оверэйссела признали императора своим правителем в январе 1528 года. Однако изгнание гелдерландцев из Утрехта требовало значительных ресурсов, которые могла предоставить лишь Голландия. И она с готовностью сделала это. В течение долгого времени внутренняя торговля через Гелдерланд и Оверэйссел затруднялась войной и беспорядками. Волнения в Утрехте причиняли большие неприятности еще до знаменитого рейда 1528 года, когда военачальник Карела, Мартен ван Россум, прошелся по южной Голландии и разграбил Гаагу. После этого Голландия внесла небывалую сумму, а также было специально собрано 3 500 человек для формирования ядра армии для захвата Утрехта{170}. Эта армия выгнала войска Карела из Утрехта, а затем захватила Хаттем, Элбург и Хардервейк в самом Гелдерланде. В октябре 1528 года Карел капитулировал, признав императора суверенным правителем Утрехта и Оверэйссела, правда, на таких условиях, которые оставили ему полноценный контроль над Гелдерландом, Гронингеном и Дренте.

Провинциальные Штаты Утрехта признали власть Карла V в Горинхеме (Горкуме), на территории Голландии, в тот момент, когда сам император находился в Толедо. Присоединение Утрехта к Габсбургским Нидерландам и принятие провинциальными чиновниками новой присяги на верность{171} прошло под руководством штатгальтера Голландии и Зеландии, Антуана де Лалена, графа Хогстратена (1522–40 гг.). Согласие папы Клемента VII, (Утрехт и Оверэйссел были церковными территориями) было дано с готовностью; Рим был разграблен императорской армией за год до этого, и папа оказался во власти императора{172}.

Авторитет Карла в северных Нидерландах значительно вырос после событий 1528 года. Но именно Голландия предоставила средства, так что теперь возникло напряжение между Провинциальными штатами Голландии и правительством Карла во главе с регентом — сначала Маргаритой, а затем сестрой императора, Марией Венгерской (1531–55 гг.). Регенты и рыцарство (ridderschap) Голландии ожидали соответствующей награды за их поддержку: не только усиления безопасности и улучшения условий торговли, но также и согласия императора на завершение давних споров между новоприсоединенными провинциями и Голландией в пользу последней. Амстердам и западнофризские порты, например, требовали отмены привилегии, запрещавшей голландцам рыбную ловлю вдоль берегов Оверэйссела на Зёйдерзе{173}. В отношении Утрехта Голландия надеялась на некоторую форму присоединения или хотя бы политическое подчинение ей этой провинции{174}. В 1530-х годах Провинциальные Штаты регулярно напоминали брюссельскому правительству, что Голландия сыграла ведущую роль в «редукции» Фрисландии, Утрехта и Оверэйссела и что это должно найти отражение в новой организации правительства этих провинций.

Карл не собирался позволять Утрехту присоединиться к Голландии. Но стратегические соображения и явная невозможность удерживать новые провинции без помощи Голландии повлияли на решение отдать Утрехт в распоряжение того же штатгальтера, что и у Голландии и Зеландии. В 1528 году началось строительство Вреденбурга, крупной цитадели внутри стен Утрехта, на голландские деньги. Это было сделано для того, чтобы держать в страхе местные непокорные цеха. Новый епископ Утрехта, Георг ван Эгмонт (1535–59 гг.), был отпрыском голландского знатного рода. Император, однако, отказался отдать судебную администрацию Утрехта в руки голландско-зеландского Хофа, создав вместо этого в 1528 году отдельный провинциальный высший суд, или Хоф, в Утрехте{175}.

Провинциальные Штаты Голландии использовали свою главную роль в присоединении новых провинций в качестве аргумента в течение 1530-х годов, не только чтобы требовать преимуществ перед этими провинциями, но и чтобы избежать нарастающего давления со стороны Брюсселя. Там хотели, чтобы Голландия вкладывала больше средств в защиту юга Нидерландов от Франции. Штаты Голландии не видели причин, по которым их должна была слишком волновать угроза со стороны Франции в отношении Фландрии и Брабанта. В июне 1536 года голландские Штаты, раздосадованные требованием денег, напомнили Марии, что в течение тридцати лет после смерти Филиппа Габсбургского Голландия сама, без помощи южных провинций, финансировала войны «против» Гелдерланда, Фрисландии и Утрехта и защиту своих кораблей в Балтийском море, параллельно с этим объединяясь с «другими землями» для финансирования защиты от Франции, в чем «они не видели своей пользы, однако же принимали такое участие, как если бы сидели у самого пекла»{176}. Голландские Провинциальные Штаты считали, что нужды и приоритеты северных Нидерландов фундаментально отличались от южных, как и было на самом деле.

В начале и середине 1530-х годов внимание императора было сосредоточено на Италии, Средиземном море и борьбе с Францией. В это время Голландию больше всего интересовали отношения с Любеком и Данией-Норвегией и необходимость защиты кораблей и рыболовства в Северном море. В Гелдерланде, Гронингене и Дренте сохранялась нестабильность и интриги против Габсбургов. Герцог Карел располагал несколькими гарнизонами в Оммеландах, но ни один не был расположен в Гронингене. Когда в 1536 году герцог попытался переместить туда войска, чтобы запугать цеха, совет перестал их поддерживать и решил завершить гражданскую войну в провинции путем принятия верховной власти Карла V над городом и его зависимых территорий, Горехтом и Олдамбтом. Штатгальтер Фрисландии, Шенк фон Таутенбург[26], вторгся на эту территорию, нанеся поражение силам Карела и его союзникам веткоперам в битве под Хейлигерле и оккупировав всю провинцию. Кроме того, он завладел пограничной территорией Вестерволде, которую Карл сделал его персональным фьефом и которая с тех пор осталась частью Габсбургских Нидерландов, но не стала частью провинции Гронинген[27]. Вскоре армия Шенка захватила Куворден и установила в Дренте власть Габсбургов. Согласно мирному договору, заключенному в Граве в декабре 1536 года, Карел передал верховную власть над Гронингеном, Оммеландами и Дренте императору.

Герцог Карел умер в 1538 году, не оставив наследника. Его преемником в качестве герцога Гелдерланда стал Йохан III, а чуть позже, в 1539 году — Вильгельм фон дер Марк, герцог Клевский. Герцог Вильгельм был последним князем, который противился объединению Нидерландов под Габсбургами. Стратегически позиция Карла V на севере в 1539 г. была значительно устойчивее, чем в начале его правления. С другой стороны, Вильгельм в некотором отношении представлял большую угрозу господству Габсбургов, чем герцог Карел{177}. Объединив Гелдерланд с владениями Клеве, Марк, Берг и Юлих, он обладал сравнительно большой территорией на границе Нидерландов и Германии. Кроме того, новый герцог принял лютеранство в 1541 году, так что под его покровительством оно стало стремительно развиваться в Гелдерланде, а также в соседних немецких герцогствах{178}. Было неудивительно, что учитывая это, а также альянсы герцога с немецким протестантским Шмалькальденским союзом[28], Францией и Данией, Карл сделал вывод, что независимость Гелдерланда стала слишком опасной. В 1542 году прошли последние рейды гелдерландцев под руководством Мартена ван Россума на габсбургскую территорию, во время которых был ненадолго захвачен Амерсфорт. Уже в следующем году император со своей немецкой армией прошел вниз по Рейну от Бонна, разгромил противника и по договору в Венло от сентября 1543 года получил признание своего суверенитета над Гелдерландом[29].

Процесс объединения практически завершился, последним штрихом в 1548 году стало обнародование Генеральными Штатами и Рейхстагом Священной Римской империи так называемой Прагматической санкции, в которой Габсбургские Нидерланды признавались как отдельная и неделимая общность, а также был заложен принцип, согласно которому власть над всеми Габсбургскими Нидерландами будет переходить к наследнику императора, от него к его наследниками, и так до бесконечности. Этот документ также имел целью определить будущие отношения между Нидерландами и всей остальной Священной Римской империей{179}. Статьи Прагматической санкции были затем скреплены подписями, и в течение 1549 года все провинциальные ассамблеи и высшие суды всех семнадцати провинций присягнули в верности ей{180}.

Объединение, завершившееся в 1548 году, повлекло за собой значительные изменения в политической, экономической и культурной жизни Нидерландов. Наиболее важным стало окончание политической нестабильности и эндемических беспорядков, граничащих с беззаконием, выпавших на долю северо-восточных провинций в течение столетий. Старая вражда фракций — фризских схирингеров и веткоперов, и их эквивалентов в других провинциях — прекратилась в середине шестнадцатого века. Гелдерланд последним, но достаточно быстро, в 1540-х и 1550-х годах, перешел от печально известной и опасной территории, где дворяне решали свои споры мечом, к «земле правосудия», где споры решались в судебном порядке{181}. В то же время, пограничные районы, как, например, Тил или Залтбоммел на западе Гелдерланда, разоряемые войнами с 1490-х гг., начали восстанавливаться. Голландия получила множество преимуществ, включая повышение уровня безопасности, отсутствие препятствий торговле вдоль рек, а также улучшенное управление плотинами и шлюзами вдоль границы с Утрехтом.

Хотя Карл не отрицал особую роль Голландии в усмирении и удержании провинций, его главной целью при реорганизации северных Нидерландов после 1522–1523 годов было привязывание новых регионов к Брюсселю, а не к Гааге, чтобы создать более интегрированное государство в Габсбургских Нидерландах{182}. Провинциальные Штаты Фрисландии не смогли удержать право назначать местных магистратов (гритманов). С 1523 года это полномочие принадлежало брюссельскому регенту, совместно со штатгальтером и судом (Хофом) Фрисландии{183}. Назначая штатгальтера, гритманов, главных городских магистратов и судей нового Хофа, созданного в окончательном виде в 1527 году, император имел гораздо больше рычагов влияния и возможностей для патронажа в провинции Фрисландии, чем какой бы то ни было прежний режим{184}. Кроме того, даже после присоединения Гронингена в 1536 году император оставил три гарнизона в цитаделях в Леувардене, Харлингене и Ставорене.

С самого начала Гронинген представлял административную проблему, поскольку он состоял из двух отдельных частей, которые постоянно враждовали друг с другом, — сам город с завоеванными еще в 15 веке округами Горехт и Олдамбт и Оммеланды. Оммеланды имели свою ассамблею и в свою очередь делился на три «четверти» — Хюнсинго, Фивелинго и Вестерквартир (см. карту 8), — каждая из которых также имела свою ассамблею. И хотя раньше город был настроен против Габсбургов больше, чем Оммеланды, после 1536 года габсбургское правительство пыталось контролировать провинцию путем поддержки претензий города{185}. Так, Император подтвердил юрисдикцию Гронингена в округах Горехта и Олдамбта, оспариваемую Оммеландами, а также поддержал широчайшие штапельные права этого города так, что большая часть экономической активности, включая пивоварение и торговлю частью сельскохозяйственной продукции, была разрешена в городе и запрещена в Оммеландах. В то же время Габсбургское правительство подтвердило контроль ведущих оммеландских йонкерских семей над сельскими магистратурами и местными учреждениями Оммеландов. Отношения между городом и Оммеландами оставались неразрешимой проблемой, и в этом регионе власть Габсбургов была слабее, чем в остальных провинциях вплоть до 1572 года{186}. Затруднения центрального правительства было усугублены судебными разбирательствами, инициированных оммеландцами в 1561 году перед судами Брюсселя и Мехелена, наняв в качестве представителя известного фризского юриста Аггея де Альбаду. Судебная канитель так и оставалась неразрешенной, когда в 1560-х годах беспорядки наводнили Габсбургские Нидерланды.

В Оверэйсселе Габсбургское правительство едва ли добилось большего. Три главных города — Девентер, Зволле и Кампен — гордились своими связями с Ганзейским союзом и Рейхстагом, и в 1528 году они попытались (без успеха) подчинить Оверэйссел Карлу как императору Священной Римской империи, а не как графу Фландрии и Голландии и герцогу Брабанта. В отличие от Фрисландии и Гелдерланда, именно города, а не дворянство, играли решающую роль в политической жизни. Но их целью всегда была максимизация своей автономии, а не власти провинциальных Штатов. Карл и его советники одновременно с этим боролись за усиление провинциального правительства и ослабление власти городов, делая при этом административные институты провинции более зависимыми от центрального правительства. Ключевым изменением стало лишение провинциальных Штатов их функций высшего провинциального суда и создание отдельного Хофа по аналогии с Фрисландией и Утрехтом{187}. Новый Хоф Оверэйссела, распространявший свои полномочия также на Дренте и Линген, и в теории, как и Хоф Утрехта, подчинявшийся Большому совету в Мехелене{188}, был учрежден в Зволле в 1553 году. Но Штаты стали настолько труднопреодолимой преградой, что суд едва начал свою работу только в 1566 году{189}.

В Утрехте, наоборот, габсбургская реорганизация оказалась более эффективной. До 1528 года князь-епископ был явно слабой фигурой, он жил в Вейк-бей-Дюрстеде, а его власть постоянно оспаривалась городом, с которым он находился в нескончаемом конфликте. Провинциальные Штаты к тому времени получили право собираться по собственной инициативе и создавать собственную программу работы, но теперь это право было отменено{190}. После 1528 года Штаты созывались только с разрешения штатгальтера и центральной администрации, а программа их работы составлялась высшим судом (Хофом) Утрехта, созданным в 15291530 годах. Утрехтские Штаты созывались достаточно часто в период правления Карла V, но обычно целью были всего лишь денежные субсидии центральному правительству, чей размер составлял 10 процентов от платежей Голландии{191}. Хотя структура Штатов сохранилась — три «члена»: церковные капитулы, рыцарство (ridderschap) и пять городов провинции, и у каждого по одному голосу — влияние духовенства значительно сократилось. Городская автономия также сократилась, что символизировало исключение из городского герба изображения Святого Мартина по приказу императора. С 1304 года городской совет Утрехта перевыбирался ежегодно коллегией, состоящей из представителей городских цехов, по «восточнонидерландской модели», подобно тому как это было принято в Гронингене, Неймегене и других восточных городах. Однако после 1528 года участие цехов подошло к концу. Теперь правитель через штатгальтера или Хоф назначал членов совета{192}. Таким образом, теперь главную роль в городском правительстве в Утрехте составляла элита из регентов и дворян, находящихся в зависимости у императора. В 1534 году Штаты постановили, что к рыцарству (ridderschap) принадлежат владельцы пятидесяти пяти определённых поместий, или hofsteden, с подъемными мостами, которые были предназначены, хотя это и не было формально оговорено законом, для покупки и продажи только дворянами этой провинции.

Политика Габсбургов принесла крупные изменения и в Гелдерланд. За исключением Гронингена, именно Гелдерланд — достаточно большая территория по нидерландским стандартам — являлся самой неразрешимой проблемой Брюсселя в плане политического и юридического объединения. Основной сложностью были многочисленные анклавы (территории, окруженные чужими владениями — прим. пер.), существовавшие (в большей мере, чем в других провинциях) в самом Гелдерланде и вокруг и претендовавшие на прямые связи со Священной Римской империей{193}. Группа титулованных дворян, или баннеретов (bannerheren), Гелдерланда формировалась с 1492 года почти независимыми князьками, которые либо сохраняли нейтралитет, либо открыто поддерживали Габсбургов в противостоянии герцогу Карелу. Графы ван Бюрен и ван Бронкхорст-Батенбург[30] особенно активно противостояли Карелу{194}. Когда Гелдерланд оказался во власти Карла V, графы ван Бюрен, ван Бронкхорст-Батенбург, ван ден Берг, ван Кюлемборг и фон Лимбург-Штирум, а также город Неймеген потребовали право прямого обращения в Имперскую канцелярию и Рейхстаг, а также освобождение из-под власти герцога Гелдерланда{195}. Некоторые земли этих феодалов, например, владения графа Берга вокруг Херенберга или Бредеворт, который принадлежал графу Бронкхорст-Батенбургу, находились вдоль границы между Гелдерландом и империей и, предположительно, являлись просто частью империи{196}. Кроме того, крупные анклавы принадлежали Клеве (герцогство на Нижнем Рейне у границ Нидерландов — прим. ред.).

Еще одной сложностью стал высокий уровень децентрализации провинциальной администрации и учреждений. Гелдерланд был разделен на четыре четверти (см. карту 4), — Арнем (Велюве), Неймеген, Зютфен и Верхний Гелдерланд, или Оверквартир (Рурмонд), — каждая из которых имела собственную ассамблею. В каждой из них были представители местного рыцарства и мелких городов, а также «главного города» данной четверти. Провинциальные Штаты Гелдерланда, или Landdag, обычно собирались только раз в году, по очереди в одном из «главных городов». Суды и финансовая администрация находились в состоянии беспорядка, когда провинция оказалась в руках императора в 1543 году.

КАРТА 4. Четыре четверти Гелдерланда и присоединенные полунезависимые владения в шестнадцатом веке

Карл назначил Гелдерланду штатгальтера отдельного от обоих северных провинциальных блоков — Голландии, Зеландии и Утрехта с одной стороны, и Фрисландии, Гронингена, Дренте, Оверэйссела и Лингена с другой. Такая схема разделения северных провинций между тремя штатгальтерами сохранилась вплоть до 1589 года. Но главным нововведением, с помощью которого император пытался добиться большей цельности Гелдерланда и интегрировать его с другими частями Нидерландов, был Хоф, или канцлерский суд, созданный в Арнеме в 1547 году{197}. Этот новый орган был создан для исполнения юридических и политических функций, как уже существующие высшие суды Голландии (с Зеландией), Фрисландии и Утрехта. Хоф стал основным связующим звеном между Брюсселем и Провинциальными Штатами Гелдерланда, а также с четырьмя «четвертными» ассамблеями. Хоф состоял из семи советников, которые назначались пожизненно и отбирались путем подачи двойных списков кандидатов от «четвертных» ассамблей, из которых штатгальтер осуществлял окончательный выбор. В качестве председателя Карл назначил «канцлера», выше которого по политическому значению в провинции, начиная с 1540-х годов, был только штатгальтер, чьи полномочия переходили к канцлеру в случае отсутствия штатгальтера. Через Хоф правительство стремилось определять повестку и контролировать собрания Провинциальных Штатов, а также навязывать правило, горячо оспариваемое Штатам, о том, что они (как и «четвертные» ассамблеи) могли собираться только при созыве центральным правительством через Хоф{198}.

Гельдерландский Хоф подтверждает немалое влияние габсбургской реорганизации на северо-востоке в середине шестнадцатого века. Провинция стала более организованной. Центральное правительство получило определенные рычаги влияния. В городах значимость цехов значительно снизилась, равно как и их коллегий представителей, или gemeenslieden{199}, а роль патрицианских олигархий соответственно возросла. Правительство Брюсселя и гелдерландский Хоф также урезали часть автономного статуса баннеретов (bannerheren) (см. карту 4). Часть этих сеньорий была включена в новую юридическую и финансовую структуру, сформированную после 1543 года, а связь баннеретов со Священной Римской империей была ограничена Прагматической санкцией, по крайней мере, в отношении земель, полностью находящихся внутри Гелдерланда{200}.

Тем не менее обособленность анклавов и баннеретов исчезла далеко не полностью, особенно если говорить о юридическом или психологическом аспекте, даже несмотря на успешность габсбургской бюрократизации и централизации. Титулованные землевладельцы всеми возможными способами защищали свою суверенную, или полусуверенную, независимость. Графы ван ден Берг в своем городе Херенберге и владетели Батенбурга продолжали чеканить собственную монету еще несколько десятилетий после 1543 года{201}. Такое положение порождало большое количество административных и судебных отклонений, а попытки Габсбургов преодолеть их вызывали возмущение, которое в дальнейшем негативно сказалось на существующем режиме. Гелдерландские графы, которые до этого были главными спонсорами бургундско-габсбургского влияния в провинции, после 1548 года стали не только первейшими противниками габсбургской политики государственного строительства, но и, ближе к 1580-м годам, местными предводителями Реформации.

Договор в Венло и последовавшая за ним Прагматическая санкция способствовали значительному объединению Нидерландов под властью Габсбургов. Но нельзя забывать, что процесс объединения был в некотором отношении поверхностным, скорее мнимым, чем реальным. Не только епископство Льежское, крупное независимое княжество, и присоединенное к ней графство Лоон, оставалась за пределами Габсбургских Нидерландов, но и, в значительной мере, также анклавы в Гелдерланде и рядом с ним, включая графства Бюрен и Кюлемборг, а также сеньории Лердам, Вианен и Эйсселстейн на границе Голландии и Утрехта. Кроме того, существовало около тридцати небольших владений за пределами Габсбургских Нидерландов, растянувшихся к югу от Оверквартира в долине Мааса, вокруг Маастрихта, которые юридически были под властью Священной Римской империи{202}.

Одно из них, Гронсвельд, непосредственно граничило с Маастрихтом на юге; другое, Ланакен, одно из крупнейших, практически граничило с городом на севере. Кроме всего этого, значительные территории Исторических Нидерландов, теперь в границах Королевства Нидерланды, включая Равенстейн, Сюстерен, Геннеп, Мок, Ситтард, Тегелен, Боркюло, Лихтенворде, Лимерс и Хёйссен были признаны Карлом V как часть соседних немецких государств Клеве, Юлих и Мюнстер (см. карту 5).

КАРТА 5. Территории под иным суверенитетом и автономные владения в Нидерландах после 1543 года

Реформы и успехи бюрократизации в середине шестнадцатого века снабдили Карла инструментом для наиболее длительной и настойчивой попытки подавить Реформацию административными методами, какую только видела Европа в этом столетии. Однако оказалось, что этого было недостаточно, особенно в таких провинциях, как Оверэйссел, Гронинген и Гелдерланд, где власть Карла по-прежнему была слабой.

Но, пожалуй, самым большим ограничением в объединении Габсбургских Нидерландов по-прежнему было разделение севера и юга, обусловленное реками и силой провинциальных институтов Голландии. Несомненно, во многих отношениях север и юг были так же далеки друг от друга после 1543 года, как и до этого. Карл объединил север при помощи голландских ресурсов, в то время как Фландрия и Брабант не внесли никакого вклада. Правда, при дворе и среди некоторых гуманистов и бюрократов распространялось понятие единой родины, единых Нидерландов, «Belgium Nostrum», охватывающих все 17 провинций, что было вызвано достижениями Карла{203}. Но подобные идеи были у считанных единиц, и даже среди гуманистов, особенно на севере, существовала более сильная приверженность батавскому мифу, — и местному патриотизму Голландии или Гелдерланда, — чем идее «Belgium Nostrum», объединяющей север и юг.

В целом в обществе, в Голландии, Фландрии и Брабанте, равным образом доминировало мнение, что жители других главных провинций являются «иностранцами» и не должны допускаться к государственной службе на «нашей» территории, и которой их интересы не должны касаться. В Голландии также присутствовало мнение, что интересы Утрехта, Оверэйссела и других северных провинций должны быть второстепенными по отношению к Голландии. Кроме того, поскольку Голландия всегда была единственным центром силы на севере начиная с тринадцатого века, такой взгляд стал решающим фактором, определившим будущее страны.

Противоречия в Габсбургских Нидерландах нашли отражение в сложной эволюции нидерландского языка. События шестнадцатого века отражали стремление к централизации и объединению под властью Габсбургов, но в то же время и отсутствие настоящего центра и сохраняющееся разделение основных территориально-политических блоков. Тот факт, что французский был официальным языком габсбургского правительства в Брюсселе, не только привел к языковому разделению между властью и большинством населения, но и, что более важно, не дал придворному влиянию распространиться на какую-либо из версий нидерландского. В поздние Средние века в стране было пять основных вариантов нидерландского — фламандский, брабантский, голландский, лимбургский и северо-восточный, или восточный (Oosters). Политическое разделение Исторических Нидерландов в период до 1543 года лишь укрепляло раздельность этих ветвей{204}. Коммерческое преобладание Антверпена и тот факт, что двор, пусть и франкоговорящий, находился в Брюсселе, способствовали, пусть и не самым решительным образом, продвижению брабантского. На севере успехи делал преимущественно голландский, чему способствовало раннее распространение книгопечатания в таких городах, как Амстердам, Делфт, Лейден, Гауда и Утрехт. Но восточный, подпитываемый своей связью с «Новым Благочестием», расцветом книгопечатания в Кампене и Девентере и антиголландскими настроениями в городах на Эйсселе, все еще сохранял свои позиции на северо-востоке и активно использовался некоторыми нидерландскими Реформаторами.

Во Фрисландии был свой собственный разговорный язык — фризский, — который продолжил существовать как язык большинства в начале Нового времени и до сих пор. Постепенно, в течение многих десятилетий, голландский (впитав в себя некоторые фризские черты) вытеснял фризский язык из церкви, культуры, образования и юриспруденции. Изначально это происходило, вероятно, по причине того, что многие представители регулярного духовенства, населявшие клуатры во Фрисландии, сами были не из фризов{205}. Но этот процесс ускорился с конца пятнадцатого века с развитием книгопечатания. Большая часть нелатинских книг во фризских библиотеках начала шестнадцатого века была напечатана на голландской версии нидерландского языка.

Несомненно, книгопечатание, ранняя Реформация и объединение под властью Габсбургов значительно усилили общее стремление к стандартизации и унификации нидерландского языка, и можно найти бесчисленные подтверждения этому. Новый Завет на нидерландском языке, опубликованный в 1525 году, претендовал на изложение Евангелия не на «голландском или брабантском, а на чем-то между ними», компромиссном «общем языке», понятном всем, кто говорит по-нидерландски{206}. Но в отсутствии особой языковой политики у государства и Церкви и в условиях эксклюзивного использования двором и высшей знатью французского языка завершение этого процесса было невозможным. Несколько вариантов нидерландского, в частности голландский, брабантский и восточный по-прежнему оставались основным передаточным средством религии и культуры в локальных масштабах.