РАСПРОСТРАНЕНИЕ МЕХАНИСТИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Мировоззрение позднего гуманизма в лице Липсия и Скалигера с их отходом от догм, акцентом на исследовании и обращением к неостоической и другим христианским системам этики и политики стало симптомом «скептического кризиса», который охватил Западную Европу в конце шестнадцатого века{1867}. Это, возможно, самое решающее изменение в европейской мысли начала нового времени легче всего понять как отход из тупика протестантизма и католицизма, в котором оказалась Франция, Германия, Нидерланды, Британия, Швейцария и восточная, и центральная Европа в третьей четверти века{1868}. И если Липсий и Скалигер считаются классическими представителями кризиса разума раннего нового времени, начавшегося после 1570-х годов, то Корнхерт, Стевин, Хофт, Воций и Гроций (с его взглядами на недогматическую эразмскую реформацию) были, каждый по-своему, представителями «скептического кризиса». Почти все лидеры голландской интеллектуальной жизни к 1630-м и 40-м годам пытались бороться с последствиями безвыходного положения, в котором оказались протестантизм и католицизм, кальвинизм и лютеранство, арминианство и гомаризм. Основной тенденцией среди интеллектуальной элиты было усилившееся обращение к методам и позициям Липсия и Скалигера. Это значило, что установленная власть была слаба, и что к 1630-м и 40-м годам голландское интеллектуальное окружение имело потенциал к восприятию общего переворота и замены существующих теологических, философских и научных систем мышления.

Конечно, наука и математика с самого начала заняли свое место в новой высокой культуре Нидерландов, созданной восстанием. Начиная с основания Лейденского университета в 1575 году, эти направления постоянно фигурировали в голландской академической жизни, а также, благодаря Стевину, и более широко в высокой культуре. Ведущей личностью в начале века был математик Рудольф Снелл (1546–1613 гг.), уроженец Аудеватера (как и Арминий), обучавшийся в Германии и поддавшийся сильному влиянию рамизма. Петрус Рамус (1515–72 гг.), гугенотский логик, убитый в Варфоломеевскую ночь в Париже, разработал пост-аристотелевскую систему логики и познания, которая, несмотря на ее незрелость, стала очень популярной в Европе конца шестнадцатого и в начале семнадцатого века, представив метод систематизации всех областей познания и сделав акцент на ее релевантности для практического применения, что было особенно интересно для Снелла. Его сын Виллеброрд Снелл (1580–1626 гг.), также ведущий математик и почитатель Рамуса, продолжил традицию отца и Стевина и стал применять математику для решения ряда научных проблем. Он учился у великого голландского астронома Тихо Браге, поэтому часть его работ относилась к сфере математической астрономии. Однако больше всего его запомнили благодаря экспериментам по преломлению света, итогом которых стала формулировка закона преломления, носящего его имя. Большая часть работ Снелла так и не была опубликована. Согласно Воцию и Гюйгенсу, Декарт впоследствии использовал открытия Снелла в области оптики, однако полностью не признавал это.

До середины 1630-х годов нидерландская наука и научные идеи развивались тихо, не производя фурора, в нескольких направлениях, намеченных Стевином и двумя профессорами Снелл. Взгляд Коперника на планетарную систему был принят в Нидерландской республике рано и достаточно благоприятно, но осведомленность о его идеях оставалась ограниченной небольшим кругом людей{1869}. Уббо Эммиус критиковал Стевина за принятие точки зрения Коперника, но среди общественности не наблюдалось разногласий. Это был всего лишь отголосок того, что ждало впереди. Ситуация стала меняться только после порицания Папой Галилея в 1633 году, которое обострило полемику и повысило уровень осведомленности в этих вопросах, особенно после введения в Амстердамском Атенауме лекций по гелиоцентрической концепции. В ряде случае в 1636 году амстердамская реформатская консистория выражала беспокойство по поводу внезапного роста интереса к доктринам Коперника и Галилея и осуждала преподавание гелиоцентрической доктрины в Амстердаме.

Это стало началом не только быстрого и повсеместного распространения в нидерландском обществе взглядов Коперника на вселенную, но также и сильного противостояния этим идеям со стороны церкви и университетов, что вскоре переросло в более широкий конфликт между традиционным кальвинизмом вместе с традиционной наукой и философией Аристотеля с одной стороны и комплексом новых тенденций — научных, философских и теологических, — неотделимой частью которого была гелиоцентрическая доктрина — с другой{1870}. Старейшина Утрехтского университета, Гисберт Войт, который в 1640-х и 50-х годах стал главным представителем как традиционного кальвинизма, так и аристотелевской философии, был в то же время основным сторонником кампании против Коперника и Галилея и их концепций вселенной.

Самым выдающимся нидерландским ученым в период между Снелломмладшим и Кристианом Гюйгенсом (который заработал свою репутацию в 1650-х годах) был Исаак Бекман. Бекман был учеником Снелла и поклонником Стевина, он имел широкие знания в различных практических областях, в частности о насосах, а также в математике. Он строил свою карьеру и исследования целиком за пределами университета, сначала как бизнесмен, затем как преподаватель в Академической гимназии Утрехта. Он впервые встретил Декарта в Бреде в 1618 году и вскоре его вовлекли в великое французское философское течение комплексной механистической картины мира, основанной на математических законах{1871}.

Механистическая картина мира — метод обобщения, согласно которому вся мировая реальность сводится к терминам пространства, массы и движения, выражаемых математически, впервые появилась около 1630 года в умах Рене Декарта (1596–1650 гг.) и Бекмана. Декарт, опасаясь навлечь на себя неодобрение католической церкви, в 1628 году поселился в Республике, стране, где он мог свободно развивать свою систему. На протяжении всей оставшейся карьеры вплоть до 1649 года он жил и работал на нидерландских землях. Скорее всего, мы никогда не узнаем точно, насколько значительной была роль Бекмана. Но из записей Бекмана (и поведения Декарта) ясно, что он оказывал значительное влияние на Декарта и в чем-то предшествовал ему{1872}. В 1630 году Декарт разорвал отношения с Бекманом, отказываясь признать, что часть своей системы он создал именно благодаря ему. Но Бекману недоставало кое-чего, что было у Декарта, — умения связывать механистические догадки воедино в одну цельную философскую систему. К тому моменту, как Декарт опубликовал свою работу Discours de la method в 1637 году, он уже был на пути к доказательству самой революционной научно-философской системы семнадцатого века. Ортодоксальные кальвинисты встревожились. Но за достижениями Декарта всё с большей злобой бдительно следил Воций.

К концу 1630-х годов философия Декарта всё больше обсуждалась в университетах, а также среди интеллектуальной элиты общественной церкви. В 1639 году Воций организовал в Утрехтском университете серию теологических дебатов на тему атеизма, где он провел границу между «прямым» атеизмом и атеизмом, скрытым за верой в далекое божество, и в качестве главных последователей последнего он привел Ванини и Декарта. Воций осуждал Декарта за создание его философской системы на основе сомнений и за отказ от всей традиционной (аристотелевской) науки и философии, в том числе и от существующих доказательств существования Бога{1873}.

Изначально нападки Воция не производили эффекта. Научно-философско-теологическая система Декарта имела поддержку в университете со стороны профессора медицины, Анри ле Руа (1598–1679 гг.). Сам Декарт, выказывающий к Воцию лишь презрение, в марте 1642 года убеждал своего друга Мерсенна, что «последователи ле Руа, познакомившись с моим способом рассуждений, настолько сильно презирают вульгарность, что открыто насмехаются над ней»{1874}. Воций, однако, упорно продолжал попытки спровоцировать такое волнение в церкви и государстве, чтобы заставить провинциальные и городские администрации утихомирить противника. Он развивал несколько направлений атаки, в частности, подстрекал Мартена Шука, профессора философии в Гронингене, опубликовать сокрушительное (предположительно) опровержение, а также мобилизовал утрехтский городской совет против Декарта, который был хорошо известен в городе. Утрехтский совет, члены которого в 1640-х годах по-прежнему были контрремонстрантами, рассмотрели предложение Воция. Шук в работе Philosophia Cartesiana (1642 г.) сильно осуждал Декарта, резко критиковал его механистический подход к биологическим наукам и приравнивал его к Давиду Йорису и богохульному натюрмористу Торренцию как «соблазнителя» простого народа, обвинив его в попытках тиранизировать всю философию за счет публикаций на французском и обращений к ненаучному сообществу вместо использования латинской терминологии{1875}. Он также не постеснялся назвать Декарта «атеистом», выставив его новым «Ванини».

Декарт убеждал своих французских друзей, что книга Шука была презренной и что он не стал бы и отвечать на нее, если бы задето было только его мнение. Но он объяснил, что, поскольку Воций, которого он считал истинным автором, «руководил простым народом и городом, где много честных людей, которые желают мне добра и которые обрадуются, если его влияние уменьшится», он чувствовал себя обязанным вступить в перепалку ради них, чтобы снизить позиции Воция и дать больше «свободы» для философствования{1876}. Война между картезианством и аристотелианством теперь наводнила не только нидерландскую науку, философию и теологию, но и постепенно проникла в гражданскую политику и противостояние фракций не только в рамках городских советов и университетов, но также Штатов и Церковного суда. Популярность Воция исходила в основном от народа, принявшего реформацию, а также от умения мобилизовать церковный суд. Картезианство теперь было неотделимо от основной идеологической и политической битвы, которая шла в Утрехте и всей республике. Несмотря на то, что Декарт провел большую часть жизни в Голландии, он плохо говорил по-голландски и не мог следить за запутанными общественными обсуждениями на этом языке. Несмотря на это, он хотел, чтобы его ответ при помощи его друзей появился на голландском, чтобы испортить репутацию Воция как можно сильнее. Его ответ Шуку вышел в форме открытого письма Воцию, где он назвал последнего невежественным фанатиком, ничего не знающим о науке и философии, который использовал свои полномочия ректора университета, чтобы препятствовать развитию науки. Но это лишь разожгло противоречия и насторожило власти.

Волнения распространились далеко за пределами Утрехта{1877}, что беспокоило Декарта. В 1643 году он обратился к своему другу Константейну Гюйгенсу, а через него к штатгальтеру, с просьбой о защите для себя и для Ле Руа — он боялся, что тот может потерять должность профессора и станет «первым мучеником моей философии»{1878}. Он заверил Гюйгенса, что если раньше он верил, что «эти провинции были свободными», то теперь он видел, что в них правил дух инквизиции, особенно в Утрехте. Ле Руа не уволили, но университет обязал его избегать этой философии и в дальнейшем посвящать свои лекции медицине{1879}. Утрехтский городской совет также принял меры против Декарта, что в конце концов привело к вмешательству Фредерика-Генриха, который его защитил.

Пока Фредерик-Генрих был жив, Декарт был в безопасности и имел возможность, благодаря помощи французского посла, отвечать более-менее результативно. Он предъявлял жалобы на Шука совместно с властями Гронингенского университета, получившие поддержку нового ректора, Самуэля Марезиуса, ортодоксального кальвиниста, который был также ярым врагом Воция. Шук был унижен и вынужден признать, что Воций заставил его написать обвинения в сторону Декарта{1880}. К 1644 году Декарт уже испытывал благосклонное отношение к себе в Лейдене на философских дебатах, где его главным союзником стал молодой выдающийся математик Франс ван Схотен (1615–66 гг.), который был в хороших отношениях с Декартом с 1636 года, делал чертежи к нескольким его работам и перевел G?om?trie (1636 г.) на латынь. Именно он в середине 1640-х годов обучал молодого Яна де Витта и Кристиана Гюйгенса математике и, несомненно, уважению к Декарту.

Картезианские разногласия в Соединённых Провинциях начались раньше, чем где бы то ни было, и достигли небывалой интенсивности. В Испанских Нидерландах поток благожелательного интереса к картезианской науке и философии был очевиден, особенно в Лёвене к 1650 году, равно как и преобладающая негативная реакция, результатом которой стало общее неодобрение со стороны университета в 1652 году. В южных университетах картезианство не искоренялось. В южной культуре оно даже не стало центральным вопросом. Лишь в 1662 году представитель папы в Брюсселе побудил теологический факультет Лёвена отказаться от картезианских тезисов, и лишь через год работы Декарта были помещены в каталог{1881}. Но это не повлекло за собой ни отмену преподавания картезианства на факультете искусств в Лёвене, ни значительную интеллектуальную сенсацию. Реакция юга оставалась слабой.

На севере картезианское противостояние не только пронизывало академическую жизнь, но и стало главным явлением в высокой культуре и политике. Картезианский вопрос никоим образом не уводил теологию с центральной позиции в идеологической войне между враждующими фракциями. Но вражда между Декартом и Воцием действительно сделала философию и науку ключевыми аспектами враждующих взглядов на мир, основанных на соревнующихся теологических системах, которые вдохновляли и помогли сформировать фракции. В голландском окружении контрастные мнения о «новой философии» и Декарте стали частью идеологического опыта в политике к началу 1640-х годов и оставались ею вплоть до начала восемнадцатого века.

К середине 1640-х годов Декарт чувствовал себя незащищенным. Осведомленный о судьбе Галилея и озабоченности доктриной Коперника, согласно которой Земля вращается вокруг Солнца, которая росла в Голландии с 1630-х годов, Декарт избегал открытого одобрения ее в своей Principia (1644 г.){1882}. После смерти Фредерика-Генриха в 1647 году волнение великого философа выросло. Новый штатгальтер мыслил иначе, нежели его отец, и был союзником ортодоксальных кальвинистов. В письме, написанном вскоре после смерти Фредерика-Генриха, Декарт отмечал, что Соединённые Провинции больше не предоставляли спокойствия, необходимого для «свободного» философствования, ради которого он туда приехал. Вместо того, чтобы наслаждаться покоем, он оказался связанным с «группой теологов», полных решимости очернить его в глазах публики. К концу 1647 года шла полноценная борьба с его идеями и в Утрехте, и в Лейдене. Он мрачно предсказывал, что сторонники Воция сначала обеспечат запрет его системы университетскими сенатами, затем, при академической поддержке, — в консисториях, и, наконец, с поддержкой консисторий, обяжут регентов заставить его замолчать и запретить его книги{1883}. В сентябре 1649 года, с восхождением на трон Вильгельма II, разочарованный Декарт ступил на борт корабля, направляющегося в Швецию.