ОТ ГЕНТСКОГО УМИРОТВОРЕНИЯ (1576) ДО УТРЕХТСКОЙ УНИИ (1579)
Двойное бремя финансирования войн против мятежников в Нидерландах и против турок-осман в Средиземноморье к осени 1575 г. до такой степени истощило казну Филиппа II, что он больше не смог обслуживать свой гигантский долг перед генуэзскими банкирами. Он был вынужден приостановить выплату процентов по королевскому долгу. После этого весь финансовый механизм испанской монархии был ввергнут в состояние хаоса. Рекесенс, который поддерживал хорошие отношения с банкирами Антверпена, сумел, несмотря на это, продолжать и дальше брать займы под обещание будущих финансовых переводов из Испании, отчасти используя свой собственный кредит, на протяжении зимы 1575–76 гг. Но отсутствие новых денежных поступлений из Испании в эту зиму и смерть самого Рекесенса в марте 1576 г. полностью парализовали королевские финансы в Нидерландах. Результат, с точки зрения испанцев, католиков и лоялистов, был катастрофичным.
Армия не сразу распалась. Оставшись без денег и без снабжения, испанские солдаты продолжали осаду Зирикзе, пока 2 июля 1576 г. город не сдался. Но всего несколько часов спустя голодающие ветераны подняли бунт и ушли из города, захваченного ими ценой такого напряжения сил. Бунт быстро распространился. Через три недели после падения Зирикзе мятежники разграбили Ааст, находившийся всего в нескольких милях от Брюсселя. Королевский Государственный Совет не видел другого выхода, кроме как дать разрешение Штатам Брабанта на вербовку собственных войск для защиты Брюсселя и соседних городов от грабительской орды испанских солдат. В вакууме власти, возникшем после смерти Рекесенса, Штаты Брабанта попытались взять ситуацию в свои руки через посредство Генеральных Штатов, которые собрались, без созыва правителя (впервые с 1477 г.), в сентябре 1576 г.{603} Голландия и Зеландия не участвовали в работе этих Генеральных Штатов, главная цель которых состояла в том, чтобы окончить войну с мятежниками{604}. 30 октября уполномоченные Генеральных Штатов выработали со Штатами Голландии и Зеландии условия окончательного перемирия, и обе стороны договорились сотрудничать, чтобы изгнать взбунтовавшиеся испанские войска из страны и обсудить вопрос религии.
В начале ноября главные силы бунтовщиков атаковали Антверпен и разгромили войска Штатов Брабанта, которые пытались защитить город. На протяжении нескольких дней крупнейший коммерческий и финансовый центр Европы подвергался всем ужасам резни, грабежей и насилий. Хотя, вероятно, в действительности было убито всего несколько сот человек{605}, Оранский и его пропагандисты в полной мере воспользовались тем шоком и отторжением, которые вызвали в Нидерландах и за их пределами устрашающие новости из Антверпена. Согласно некоторым сообщениям, жертвами массовой резни стали до 18000 жителей Антверпена. «Испанская ярость» в Антверпене имела важные политические и религиозные последствия. Она способствовала дальнейшему распространению «Черной легенды» о испанской жестокости, еще больше очернила имя испанского режима и солдат и придала вес заявлению мятежников, что в Нидерландах не было другого способа выйти из тупика, кроме вооруженного восстания. «Испанская ярость» также побудила ускорить переговоры о религии между протестантскими провинциями, Голландией и Зеландией, и Брабантом и остальными, которые номинально еще сохраняли верность католицизму{606}. Через несколько дней после «испанской ярости» уполномоченные обеих сторон подписали рамочное соглашение, известное как «Гентское умиротворение». В Нидерландах было два центра власти, Брабант и Голландия, ни один из которых не находился в тот момент под испанским контролем, и оба внешне признавали суверенитет испанского короля. По условиям соглашения, южные провинции, а также Утрехт договорились совместно с принцем Оранским и Штатами Голландии и Зеландии изгнать испанцев и учредить провинциальное правительство под эгидой единых Генеральных Штатов, которые должны продолжать собираться на заседания в Брюсселе{607}. Хотя Генеральные Штаты стремились окончательно урегулировать вопрос религии, пока что было принято временное соглашение, в соответствии с которым публичное отправление протестантизма разрешалось только в Голландии и Зеландии, а остальные провинции оставались исключительно католическими{608}. За пределами Голландии и Зеландии ни дворяне, ни регенты не выражали никакого желания ввязываться в бесконечную войну с Испанией, поставив протестантское богослужение на формальную основу и тем самым бросив вызов королю. Все королевские эдикты, связанные с преследованием ереси, были приостановлены, так что частное отправление протестантского культа и владение протестантскими книгами отныне повсеместно дозволялось. Только Намюр, Люксембург и часть Лимбурга отвергли соглашение, сохранив верность Испании.
Генеральные Штаты также договорились признать принца Оранского штатгальтером тех частей Голландии и Зеландии, которые в настоящее время находились под его властью; но приостановили его полномочия в Утрехте и тех частях Голландии, где его власть в этот момент не признавалась (в том числе в Харлеме и Амстердаме), пока Штаты не уладят религиозный вопрос с соответствующими городскими советами{609}. Провинции также договорились объединить свои валюты в интересах монетарной стабильности, разрушить памятники и надписи, установленные Альбой, и разделить между собой, на основе согласованной квоты, расходы на оборону Нидерландов в целом. В Голландии, как и в другие решающие моменты на раннем этапе Восстания, городские советы, чтобы обеспечить общественный порядок, в котором они нуждались, обсудили условия Умиротворения с городскими ополчениями, прежде чем ратифицировать соглашение{610}.
Южные провинции и Генеральные Штаты теперь, в свою очередь, присоединились к восстанию наравне с Голландией и Зеландией против испанской Короны. Но тем не менее между двумя повстанческими движениями существовал огромный разрыв{611}. Первое сожгло все мосты, связывавшее его с Филиппом; второе, центром которого был частично Брабант и частично Фландрия, официально на данный момент оставалось католическим и оставляло свободу рук для скорейшего примирения. Генеральные Штаты в Брюсселе были готовы признать нового генерал-губернатора, назначенного Филиппом II, дона Хуана Австрийского[64], при условии, что он выведет из страны испанские войска, поклянется соблюдать Гентское Умиротворение и согласится управлять вместе с Генеральными Штатами. Дон Хуан Австрийский, не имевший в своем распоряжении ни денег, ни солдат, чтобы действовать иначе, подписал так называемый «Вечный эдикт» с Генеральными Штатами в феврале 1577 г. Но Голландия и Зеландия, поощряемые Оранским, отказались принимать участие в этом соглашении, так как оно не давало никаких гарантий для реформатской Церкви и должно было лишить Голландию и Зеландию всякого контроля над военной сферой{612}. В то же самое время в самих южных провинциях усилилась внутренняя напряженность между соперничающими политическими и общественными группировками. Оранский, который по-прежнему находился в Голландии, но имел сторонников и представителей в Брюсселе, стремился придать восстанию на юге более радикальную форму, заключив союз с основной группировкой, выражавшей мнения бюргеров, куда входили также цеха и ополчения, против знати и патрициата, которые, в большинстве своем, сопротивлялись главенству и политике Оранского и в религиозном отношении находились на твердых католических позициях{613}. Испанские войска ушли из Нидерландов в апреле.
После этого началась трехсторонняя борьба между доном Хуаном Австрийским, стремившимся восстановить королевскую власть и свести к минимуму власть Штатов, Генеральными Штатами, в которых доминировали дворяне и патрициат и которые пытались прийти к соглашению с королем и поддержать католическую Церковь при условии, что Филипп сделает некоторые политические уступки и будет держать испанскую армию за пределами Нидерландов, — и Оранским, Голландией и южанами-радикалами, не собиравшимися останавливаться на достигнутом{614}. В Гертрёйденберге были устроены трехсторонние переговоры, но вскоре они закончились провалом, так как стало очевидно, что Голландия и Зеландия никогда не откажутся от свободного отправления обрядов реформатской веры на своих территориях, не уступят новые полномочия своих Штатов и даже не признают дона Хуана генерал-губернатором. Видя, что его власть становится все более слабой, и разочарованный растущим расколом между умеренными и радикалами на юге, дон Хуан в июле разорвал отношения с Генеральными Штатами, бежал из Брюсселя и учредил свою новую штаб-квартиру в Намюре, вскоре после этого отозвав туда испанские войска. Разрыв отношений между доном Хуаном и Генеральными Штатами сразу же привел к сближению между Генеральными штатами и Штатами Голландии и Зеландии{615}. Южные провинции (за исключением Намюра и Люксембурга) отныне не имели другой альтернативы, кроме как бороться рука об руку с протестантами против короля. В сентябре Вильгельм Молчаливый, на тот момент в согласии с Генеральными Штатами, с триумфом вступил в Брюссель.
С сентября 1577 г. и до лета 1583 г. Вильгельм Молчаливый оставался в Брабанте, вначале в Брюсселе, а затем в Антверпене, пытаясь поставить Восстание на юге на более прочную основу в сотрудничестве с Голландией. Принц стремился преодолеть партикуляризм провинций и обеспечить их единство в рамках Восстания{616}. Но нельзя сказать, что он предпринял какие-либо эффективные меры, направленные на вовлечение Голландии и Зеландии в эту новую политическую структуру, которую он пытался создать на юге. Напротив, Вильгельм с момента своего приезда в Брюссель просто признал фундаментальную двойственность власти и политических структур в Нидерландах, безоговорочно отвергнув предложение Генеральных Штатов о том, что в Голландии и Зеландии снова должно воцариться веротерпимое отношение к публичному отправлению католической религии{617}. Вильгельм Молчаливый, со своими владениями и семейными традициями во многих частях Нидерландов, но особенно в Брабанте, был сильно заинтересован в противодействии сепаратизму севера и юга. Но в условиях существовавших политических структур он так и не смог даже подступиться к решению этой задачи; и, в действительности, у него не было и средств для этого. В этом смысле Восстание было основано на подспудной дихотомии, которая оставалась неизменным и неустранимым противоречием, и должна была привести к тому, что пути дальнейшего развития северных и южных Нидерландов стали все больше расходиться. Когда Вильгельм впоследствии всемерно сопротивлялся запрещению католического богослужения гентскими кальвинистами, то они небезосновательно обвиняли принца в том, что он проводит одну политическую линию на севере, и совершенно иную — на юге. Вильгельм осуждал растущую с 1577 г. тенденцию, что Голландия и Зеландия идут своим собственным путем в фискальных и военных вопросах и проявляют мало уважения к Генеральным Штатам в Антверпене. Но он ничего не мог сделать, чтобы изменить сложившуюся ситуацию{618}.
Таким образом, хотя их участники отныне действовали более сплоченно и вместе сражались против испанской власти, в Нидерландах тем не менее протекали две несовместимых революции, боровшиеся между собой за то, кто одержит верх. Действительно, на низовом уровне раскол между двумя группировками скорее расширялся, чем сужался, несмотря на неустанные усилия Оранского сохранить некоторую видимость единства{619}. Это была борьба идеологий больше в политическом, чем в религиозном смысле: в своей основе это была борьба за местную гегемонию между враждующими элитами, усугублявшаяся тем фактом, что дворяне, стоявшие у кормила новой антигабсбургской революции, центром которой стал Брюссель, раньше в большинстве своем сражались за королевский режим против мятежников с 1566–68 гг., и, в некоторых случаях, были заклятыми врагами Оранской династии. Самым одаренным военачальником среди нидерландского дворянства, который поддерживал власть Генеральных Штатов в Брюсселе, на то время был Жиль де Берлемонт, барон де Хиргес[65], который занимал должность королевского штатгальтера Голландии, Зеландии и Утрехта, сменив Боссю, с 1574 г. (смотри таблицу 9), а впоследствии — также штатгальтера Гелдерланда и Оверэйссела. Фактически, Хиргес теперь участвовал в восстании против короля наряду с Оранским. Но, кроме того, что он помог взять Валансьен в 1567 г., сыграв выдающуюся роль под началом герцога Альбы в разгроме армии мятежников при Йеммингене в 1568 г., отличился на стороне роялистов при осаде Харлема и в битве при Моке (в которой погибли братья Вильгельма Молчаливого), именно он нес ответственность за разграбление Аудеватера, которое произошло от имени короля в июле 1575 г. Он был также одним из тех людей, которые особенно стремились восстановить королевскую власть, достигнув соглашения с доном Хуаном.
Хиргес снова оказался в гуще событий там, где два непримиримых революционных течения столкнулись между собой в 1577 г. — в провинции Утрехт. Генеральные Штаты в Брюсселе объявили, что Утрехт не был частью штатгальтерства Вильгельма Молчаливого, признав здесь власть Хиргеса. Он встал во главе горожан и немецких войск, находившихся в городе, и осадил оставшихся испанцев в мощной крепости Веденбург, которая сдалась в феврале 1577 г. Но как только испанцы были изгнаны, власть Хиргеса быстро стала ослабевать по мере того, как между теми немногими утрехтскими регентами, во главе с Флорисом Тином, и теми дворянами, которые поддерживали Оранского и хотели добиться разрешения публично исповедовать протестантизм, и консервативной частью местной элиты, поддерживаемой духовенством, которая продолжала признавать Хиргеса штатгальтером, начало развиваться открытое противостояние{620}. Более того, если большинство регентов поддерживало Хиргеса, то городские цеха и население были за Оранского{621}. Еще больше запутывало положение дел то обстоятельство, что в Утрехте существовала значительная поддержка третьего претендента на штатгальтерство — Боссю. Наконец, оранжисты одержали верх, и Хиргес переметнулся к дону Хуану. 9 октября 1577 г. Штаты Утрехта признали Оранского штатгальтером (хотя и вопреки желаниям Амерсфорта) и приняли условия религиозного компромисса, номинально сохранившего за католической Церковью высший статус, наподобие того, как это произошло в Харлеме, а также, весной 1577 г. в зеландских городах Гус и Толен, которые с 1572 г. находились под контролем испанцев{622}. Крепость Веденбург в Утрехте была разрушена.
Борьба между голландским и брабантским «крыльями» революционного движения тем временем распространилась на самые северные провинции с осени 1576 г., когда взбунтовавшиеся валлонские войска взяли в плен Гашпара де Роблеса в Гронингене, и началась борьба между прооранжистской и антиоранжистской фракциями за контроль над Гронингеном и Фрисландией. В этой сложной ситуации было очевидно, что добиться консолидации католического в своей основе и сохранявшего чувство лояльности дому Габсбургов восстания можно было лишь единственным способом — укреплением власти Генеральных Штатов в Брюсселе и ограничением влияния Оранского и Штатов Голландии. Антиоранжистская фракция в Генеральных Штатах во главе с Филиппом де Круа, герцогом Арсхотом (1526–95) (давним соперником принца Оранского), Филиппом Эгмонтом, сыном казненного графа, и Боссю{623} добилась крупного успеха в октябре 1577 г., когда они привезли в Нидерланды и объявили генералгубернатором габсбургского принца, австрийского эрцгерцога Маттиаса (1557–1619)[66] (Генеральные Штаты ознаменовали это событие пышными торжествами и выпуском памятных медалей). Маттиас, юный, неопытный и слабохарактерный был, с самого начала, немногим более чем номинальной фигурой. Он поклялся соблюдать Гентское Умиротворение и управлять только совместно с Генеральными Штатами, вынужденно согласившись с ограничением своих полномочий{624}. Одним из первых шагов Маттиаса и брюссельских Штатов в их усилиях по распространению своей власти над северными провинциями было назначение консервативного дворянина-католика, Георга де Лалена, графа Ренненберга, штатгальтером Фрисландии, Гронингена, Дренте, Оверэйссела (и Лингена) от имени Филиппа II. Ренненберг выступал за сохранение status quo, получив инструкции от Генеральных Штатов в Антверпене разрешить публичное отправление только католической религии{625} и препятствовать попыткам радикалов сместить юристов Хофа Фрисландии, роялистских регентов и других прежних сторонников испанского режима с ведущих чиновничьих должностей. Во Фрисландии давление за отставку консерваторов и роялистов, не в последнюю очередь с сельских магистратур, «grietenijen», исходило, главным образом, от дворян округов Остерго и Вестерго и горожан. «Так как испанцы в последние годы отрешили от должностей много особ», фризские мелкие дворяне решительно выступали за то, чтобы Ренненберг восстановил «каждого из них в его должности» и отправил в отставку гритманов, назначенных испанцами{626}. Наиболее влиятельными представителями мелких дворян, настаивавшими на переменах во Фрисландии, были выходцы из семей, которые раньше принадлежали к партии «Крючков» и унаследовали традиционную враждебность к бургундской и габсбургской централизаторской политике{627}.
Скрепя сердце, Ренненберг был вынужден уступить. Вначале городской совет Леувардена, а затем, в феврале 1578 г., муниципалитеты Франекера, Снека, Болсворда и Харлингена были очищены от лоялистов. Также в феврале Ренненберг арестовал епископа Леувардена, заточив его в тюрьму в Харлингене, хотя впоследствии разрешил ему вернуться в Кельн{628}. В марте лоялисты были изгнаны из состава Хофа. Наконец, большинство гритманов было заменено в соответствии с желанием Штатов{629}. Но борьба элит за контроль над Фрисландией была столь же тесно связана с борьбой вероучений, как и в Голландии, Утрехте и Брабанте. Ибо практически все ревностные защитники католической Церкви были теми же людьми, которые в качестве магистратов, бургомистров или юристов были настойчивыми адвокатами королевской власти. Отставка чиновников, назначенных Альбой, и крах католической Церкви последовали автоматически. Летом 1578 г. произошло возрождение протестантской активности во Фрисландии, а осенью с выноса икон из церквей Леувардена началась новая волна «иконоборческой ярости».
Нигде соперничество двух революционных течений, консервативного и радикального, и, с июля 1577 г., трехсторонняя борьба еще и с доном Хуаном не были более острыми, чем в Гелдерланде. Схватка началась, после измены Хиргеса, с противостояния из-за выборов нового штатгальтера. Штаты Гелдерланда на своих собраниях в ноябре 1577 г. и январе 1578 г. рассмотрели несколько кандидатур. Лоялисты (возглавлявшие Хоф) хотели назначить на вакантную должность друга Хиргеса, Боссю; антиголландски настроенные умеренные агитировали за непреклонного католика и антиоранжиста Филиппа Эгмонта; радикалы требовали вручить власть Оранскому. И снова чиновники и регенты, назначенные Альбой, особенно регенты Неймегена и Зютфена, были главными сторонниками католического кандидата{630}. Но позиция гелдерландских католиков была настолько слабой, что единственным способом, посредством которого они могли помешать избранию Оранского, была поддержка еще одного кандидата, которого они считали лютеранином — младшего брата Оранского, графа Иоганна Нассауского. В Неймегене ополчение и горожане заставили регентов согласиться с назначением Нассауского штатгальтером. Штаты Гелдерланда окончательно утвердили избрание Нассауского в марте 1578 г.{631}
И консерваторы, и умеренные вскоре испытали настоящее потрясение, выяснив, что их новый штатгальтер недавно отрекся от лютеранства и перешел в кальвинизм. Хотя он и не возражал против принесения присяги Генеральным Штатам и Штатам Гелдерланда, он отказался приносить клятву на верность королю Испании. Более того, несмотря на протесты гелдерландских регентов, Леонина и самого эрцгерцога Маттиаса, он использовал все возможности для продвижения Реформации в Гелдерланде{632}. Городские патрициаты пытались защитить католические церкви, но не имели народной поддержки. Гелдерландский патрициат, в прошлом тесно сотрудничавший с Альбой, был очень непопулярен, и во всех городах против него началась растущая агитация. В провинции было, правда, сравнительно немного ревностных кальвинистов; но пламенных католиков было еще меньше. В каждом из основных городов вначале так называемые «добрые патриоты» (bons patriotes) стали настаивать на передаче хотя бы одной церкви под протестантское богослужение. Затем уличные беспорядки заставляли регентов, хотя и вынужденно, согласиться. Следом выдвигалось требование о закрытии католических церквей и передаче под протестантское богослужение главной городской церкви. Наконец, происходили вспышки иконоборчества, как в Неймегене в феврале 1579 г.; «патриоты» врывались в церкви и уничтожали иконы и картины{633}. Практически нигде не было католических демонстраций протеста. В некоторых случаях ведущую роль играли протестантские солдаты, поощряемые штатгальтером; в других в захвате церквей участвовали только горожане. К январю 1579 г. городские советы подверглись чистке и все места в них заняли протестанты, а католическое богослужение было успешно запрещено в Хардевейке, Элбурге и других небольших городах, также как в Арнеме и Неймегене. Последним примеру других городов последовал Зютфен, где городской совет был столпом консерватизма и католичества. Прибытие гарнизона протестантских солдат из Голландии в апреле 1579 г. стало сигналом к местным беспорядкам, направленным против регентов, которые бежали, оставив церкви на разграбление.
В 1578 г. нидерландское восстание в его голландском варианте одержало верх на всем севере. Генеральные Штаты в Брюсселе пытались вмешаться, чтобы остановить волну насилия во Фрисландии, Гелдерланде и других местах, но безуспешно. Католическая Церковь везде терпела крах, в том числе и в Утрехте, единственной резиденции архиепископа на севере и голландском городе с наибольшим количеством католического духовенства. Признание Штатами Утрехта Оранского штатгальтером означало, что в городе должен был установиться «Религиозный мир» с формальной веротерпимостью к протестантскому богослужению. Он устраивал Оранского, но не удовлетворял бюргеров Утрехта, которые были охвачены негодованием против регентов и духовенства. 10 июля 1578 г. в городе вспыхнуло народное восстание, во время которого толпа разграбила церкви{634}. Вскоре после этого городской совет подвергся чистке.
Муниципалитет Амстердама, последний бастион консервативных сил в Голландии, также был побежден в 1578 г. Вначале, в феврале было подписано соглашение об «удовлетворении» со Штатами Голландии, в соответствии с которым разрешалось формальное протестантское богослужение, но католическая Церковь сохранила номинальное верховенство. Однако длительное сохранение такого положения было невозможным, потому что население относилось к нему не с большим уважением, чем к предыдущим соглашениям об «удовлетворении» в Харлеме и Утрехте. После этого недавно вернувшиеся самые именитые горожане вновь получили командные должности в ополчении, которое теперь противостояло регентам и католической Церкви. Наконец, произошла Альтерация (Alteration, нид. изменение — прим. ред.), переворот, устранивший старый класс амстердамских регентов с высылкой тридцати из них из города{635}, и заменивший их, главным образом, виднейшими вернувшимися изгнанниками-протестантами{636}. Ополчение было реорганизовано, ревностные католики изгнаны. Оставшиеся в городе католические церкви были закрыты. Начиная с осени 1578 г. Амстердам был протестантским городом, управляемым новой группировкой регентов — купцами-«середняками», которые жили в Германии во время правления Альбы. Их наследники продолжали управлять Амстердамом на протяжении XVII и XVIII вв. (смотри стр. 176 выше){637}. Большинство изгнанных регентов-католиков поселилось в Харлеме или Лейдене; некоторые эмигрировали в Германию{638}.
По мере того, как угроза непоправимого раскола между Голландией и Восстанием на юге возрастала, Оранский, сильно встревоженный этим, попытался предотвратить дальнейший крах консервативной и католической партии. На севере те, кто надеялся спасти католическую Церковь, оказывались во все более слабом положении, и их сокрушительное поражение могло только упрочить власть Оранского. Прежде всего, Оранский вполне мог предполагать, что распространение воинствующего протестантизма на юге добьется такого же стремительного успеха, и что ему останется только пассивно наблюдать за тем, как консервативное Восстание дворян и патрициев Юга потерпит поражение прямо у него на глазах. Но положение дел на юге фундаментально отличалось от севера, где было очень мало примеров, когда толпы горожан-католиков выходили на улицы, решив бороться с протестантизмом. Более того, на юге, в отличие от севера, дворянство было преимущественно лояльно (хотя и по политическим причинам) старой Церкви, поэтому католические патрициаты и духовенство в целом обладали более сильными позициями. В октябре 1577 г. горожане-кальвинисты захватили город Гент. Но в ближайшее время в большей части Фландрии, и особенно в Брабанте и валлонских областях, находившихся на стороне брюссельских Штатов, у власти оставался преимущественно консервативный и католический режим, в котором доминировали дворяне и представители старых патрицианских семей, поддерживавшие Маттиаса и Генеральные Штаты и не доверявшие Оранскому и его сторонникам из простого народа{639}. Оранский, который теперь являлся, наряду с Маттиасом и Генеральными Штатами, рувардом (ruwaard), или штатгальтером Брабанта, действительно оказывал все более растущее влияние на действия властей и даже самого эрцгерцога, но только пообещав, что не будет подрывать господство католического патрициата в южных городах или устои старой Церкви{640}.
После сокрушительного разгрома армии Штатов доном Хуаном Австрийским при Жамблу в январе 1578 г. Брюссель стал небезопасным, и Матиас, Оранский и Генеральные Штаты переехали в Антверпен, который отныне стал штаб-квартирой южного, или брабантского Восстания. Растущее восстановление испанской власти в самой южной части южных Нидерландов, уже очевидное с конца 1577 г., ускорило процесс политического и социального размежевания на всем юге, которое еще больше расширило пропасть между двумя частями Нидерландов{641}. Крупные магнаты юга, завидовавшие Оранскому и прекрасно осведомленные о возрождении власти Испании, не видели смысла в продолжении Восстания, которое угрожало не только их землям, но и их головам, и делало невозможным достижение какого-либо соглашения с Филиппом. В лучшем случае, они готовы были сражаться на заранее оговоренных условиях, как католики, чтобы добиться от Филиппа политических уступок{642}. Но они не стали бы упорствовать, если бы Штатам суждено было потерпеть поражение. В феврале 1578 г. испанцы захватили Лёвен, всего в 15 милях от Брюсселя. Возмездие испанцев и лоялистов находилось буквально у порога. Вдобавок к этому, переворот в Генте, устроенный ремесленниками, представителями цехов, традиционно враждовавшими с южным патрициатом, вызвал целый спектр совокупных социальных и конфессиональных конфликтов в южных городах, — перспектива, с ужасом воспринятая патрициатом, дворянами и духовенством.
Восстановление испанской власти и вторжение испанских войск в южный Брабант одновременно усилило отвращение правящих элит на юге к голландскому варианту протестантской революции и воинственности южных кальвинистов{643}. В феврале 1578 г., в то время, когда испанцы наступали с юга, кальвинисты Гента двинулись на Ауденарде, изгнали его католических магистратов и заменили их кальвинистским «Комитетом Восемнадцати», созданным по образцу комитета представителей цехов, который в то время управлял Гентом. В марте кальвинистские бюргеры захватили власть в Кортрейке, Аррасе, Ипре и Брюгге. Во всех этих городах церкви и монастыри подверглись нападению и из них были убраны все иконы. Вскоре католическое духовенство было изгнано. С провозглашением принцем Оранским «Религиозного мира» в августе 1578 г. кальвинисты (а также лютеране и анабаптисты) добились быстрых успехов в Антверпене{644}.
В южных Нидерландах Восстание, таким образом, было глубоко, даже безнадежно разделено на умеренное (католическое) и радикальное (протестантское) крылья. По мере того, как и испанцы, и кальвинисты одерживали победы, дворяне и патриции юга страны начали подчеркивать свою верность католицизму. Летом 1578 г. Штаты Эно и валлонской Фландрии, выступив против политики «Религиозного мира» Оранского, объявили, что не намерены терпимо относиться к публичному отправлению протестантских обрядов{645}. Но если Оранский хотел достичь успеха, как он надеялся, в сохранении внутреннего единства северного и южного нидерландского Восстания против Испании, с его политическим центром в Брабанте, он должен был поставить и протестантизм, и католицизм на стабильную основу, и выработать modus vivendi (лат. способ существования) между Церквями.
Поэтому у него не было другого выбора, кроме как придерживаться своей политики «Религиозного мира», разрешив свободное исповедание и католицизма, и протестантизма. «Религиозный мир» Оранского был провозглашен в Брюсселе в сентябре 1578 г., а в Мехелене — в октябре. Он навязал ту же политику Бреде, оставив главные церкви города в руках католиков до самого июня 1581 г.{646} Но успех его религиозной политики в Брабанте, если он вообще имел место, зависел от подавления народной агитации против католической Церкви и защиты католических храмов, духовенства и религиозных процессий. Такой подход неизбежно осложнял и без того напряженные отношения Оранского с воинствующими кальвинистами. В мае 1579 г. в Антверпене произошла крупная вспышка антикатолического бунта, и Оранский смог лишь с определенными трудностями вызволить 180 католических священников, оказавшихся в ловушке, и самого эрцгерцога Маттиаса{647}.
Если в Антверпене, Бреде и Хертогенбосе основной проблемой Оранского было сдерживать протестантов, то ближе к испанской линии фронта — убеждать дворян и патрициев принять принципы «Религиозного мира». С большим сопротивлением, католический патрициат Мехелена принял их в октябре 1578 г. Но Мехелен, как и Лилль, был городом, где католики пользовались существенной поддержкой населения, и при получении новостей об антикатолическом восстании в Антверпене в мае 1579 г. католики Мехелена восстали и напали на протестантов. Чтобы восстановить спокойствие в городе, власти Антверпена были вынуждены вывести из него все протестантские войска. С ними бежали около 600 бюргеров-кальвинистов. Католический патрициат, управлявший Мехеленом, продолжал заверять Маттиаса и Штаты в своей лояльности режиму Штатов, но такие заверения внушали мало доверия. В обстоятельствах 1579 г. приверженность католицизму на юге страны означала, в первую очередь, готовность вести переговоры с испанцами и стремление к скорейшему окончанию войны. В течение считанных недель после изгнания протестантов городской совет Мехелена вступил в переговоры с доном Хуаном, а затем с его преемником на посту генерал-губернатора, Александром Фарнезе, герцогом Пармским{648}.[67]
Напротив, в Генте, Брюгге, Брюсселе и других радикально настроенных кальвинистских городах Фландрии и Брабанта наблюдалась прочная приверженность Восстанию и желание разорвать все связи с испанским королем и его приверженцами. Но каков был политический подтекст этого радикального фламандского и брабантского Восстания конца 1570-х и начала 1580-х гг.? В своей основе это была стихийная реакция против узкопровинциальной политической структуры, сформированной с начала XV в. бургундскими и габсбургскими властями и движение за возврат к тому, что можно назвать «системой городов-государств», характерной для средневековой Фландрии и Брабанта{649}. Общая тенденция Восстания во Фландрии, после кальвинистского переворота в ноябре 1577 г., проистекала из сформировавшейся институциональной среды — основанной на провинциях, и в первую очередь на уникальном внутреннем единстве Голландии — которая подпитывала и поддерживала Восстание к северу от рек и которой предстояло заложить основы Республики, уже обретавшей там свои очертания. Три великих фламандских города под управлением новых кальвинистских режимов стремились возродить свое былое могущество и автономию, по сути, городской суверенитет, при этом каждый из них в своем округе полностью держал в подчинении небольшие города и сельские районы.