ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ПЕРЕМИРИЯ

Аргументы Олденбарневельта в некотором смысле подтвердились. Заключение перемирия действительно принесло Республике известные выгоды, наиболее очевидной из которых было укрепление ее международного положения. С 1590-х гг. Республика была одной из крупнейших держав Европы, однако ей не удавалось приобрести статус, соответствующий ее могуществу. По условиям договора в Нонсуче английская корона формально не признавала независимость и суверенитет Соединенных Провинций, и официально Республика продолжала рассматриваться как временное явление, промежуточное мятежное государство, не имевшее легитимности, с посланниками которой не обращались как с послами^{1269}. Более того, сопротивление испанской мощи в Нидерландах так сковывало военные силы Республики, что (за исключением Восточной Фрисландии) остальная Европа напрямую не соприкасалась с голландским могуществом. Существовали также сомнения, сумеет ли Республика выжить без английской и французской помощи и денежных субсидий. Все это изменилось в 1609 г. Когда Испания вынужденно признала Республику «де-факто», «как если бы она была суверенным государством», вся остальная Европа и мусульманские страны Ближнего Востока и Северной Африки стали рассматривать соглашение как полную легитимизацию Соединенных Провинций.

В 1609 г. голландские представители в столицах Франции и Англии были признаны полномочными послами^{1270}. Вскоре после этого Соединенные Провинции установили дипломатические отношения с Венецией и, в декабре 1610 г., с Марокко. В письмах, полученных от османского двора, Генеральные Штаты приглашались направить постоянного посла в Константинополь, предложение, осуществленное в следующем году, когда Корнелис Хага, первый голландский посол к Османской Порте, выехал на свое новое место назначения^{1271}. Количество постоянных голландских послов оставалось невелико (как было в порядке вещей среди европейских держав того времени), но международное признание позволило Республике открыть целую сеть консульств, которые имели огромную ценность для такой морской державы, как Голландская Республика. Начиная с этого периода, голландские консулы-резиденты получили возможность регулярно посылать свои отчеты, оказывать помощь голландским купцам и шкиперам, столкнувшимся с юридическими или политическими трудностями или деловыми спорами, и действовать в качестве неформальных дипломатов. Агенты и консулы появились в различных городах Германии и стран Балтики, а также в Ливорно (1612), Алеппо (1613), на Кипре (1613), Венеции (1614), Генуе (1615), Алжире (1616), и Занте (1618)^{1272}.

Широкое распространение голландского могущества и влияния проявилось и другими путями. У голландцев были коммерческие интересы по всему миру, и они были, или вскоре стали, вовлечены в крупные экономические конфликты с Англией, Данией и другими государствами. До 1609 г. они не осмеливались навлечь на себя их неудовольствие, но теперь почувствовали свободу действий, чтобы со всей решимостью им противостоять. В 1611 г., когда датский король создал помехи для их судоходства, подняв Зундскую пошлину, голландцы немедленно отреагировали тем, что заключили военные союзы со Швецией и городами Ганзы, пригрозив применить силу, если датчане не откроют для них свободный проход через Зунд^{1273}. По аналогичному соглашению, заключенному в 1613–14 гг., Генеральные Штаты установили прочное голландское влияние на Балтике, настаивая, что ни одно государство не должно чинить препятствий торговле или судоходству других, и объявив себя гарантами свободы мореплавания в Зунде и эстуариях. Подобным образом, когда английская корона в 1614 г. одобрила проект Кокрейна, намереваясь прекратить вывоз необработанных английских тканей в Соединенные Провинции для окраски и окончательной отделки, не заставила себя долго ждать реакция городского совета Амстердама и Штатов Голландии, наложивших всеобщий запрет на импорт обработанных тканей и каразеи (грубая шерстяная ткань. — прим. пер.) из Англии^{1274}. Эта ответная мера голландцев привела к падению объемов производства в английской текстильной промышленности и, в конечном итоге, заставила Якова I отказаться от проекта Кокрейна.

Но, решительно защищая свои экономические интересы, Республика проявляла мало желания — пока Олденбарневельт оставался у кормила правления — стать центром «кальвинистского интернационала» или каким бы то ни было образом принять на себя функции защитника кальвинизма в Германии или Франции. Республика вполне могла стать политическим лидером немецкой Протестантской Унии, созданной вокруг кальвинистского Пфальца, организации, которая после 1609 г. обращалась к Соединенным Провинциям за поддержкой и руководством в противоборстве с наступлением Контрреформации в империи^{1275}. Но Олденбарневельт и регенты уклонялись от такой роли. Точно так же они не пытались создать неконфессиональную, антигабсбургскую ось. Олденбарневельт упорно сопротивлялся усилиям марокканского султана в 1609–10 гг. и османского двора в 1614 г., направленным на то, чтобы вовлечь Республику в антигабсбургские союзы.

Однако существовала одна проблемная область, которой Олденбарневельт при всем желании не мог пренебречь — соседние герцогства Юлих-Клеве, Берг и Марк на нижнем Рейне, где в 1609 г. возник кризис наследования, и которые были ареной ожесточенных распрей между католиками, кальвинистами и лютеранами. В 1610 г. Олденбарневельт под французским нажимом дал согласие на совместное вторжение в Юлих-Клеве, так как голландские регенты понимали, что если они оставят княжество в руках местных католиков и происпанской партии, это создаст прямую угрозу безопасности Республики. Клеве господствовал над переправой на нижнем Рейне в том месте, где сходились границы Республики, Испанских Нидерландов и Священной Римской империи, и которая открывала самый удобный доступ для форсирования рек и проникновения вглубь голландской территории. Фактически Юлих-Клеве был ключом к самому уязвимому участку голландской линии обороны, плацдармом для вторжения, с которого Спинола угрожал в 1605–6 гг. линии Эйсселя, вызвав панику в Республике^{1276}. В городе Юлих, совместно захваченном голландцами и французами в 1610 г., был размещен только голландский гарнизон. Был заключен договор о разделе, по которому претендент, поддерживаемый Испанией и лютеранским герцогом Нойбурга, получал Юлих и Берг, тогда как его сопернику, курфюрсту Бранденбурга, поддерживаемому кальвинистами и голландцами, доставался Марк и герцогство, имевшее наиболее важное значение для Республики, — Клеве. Между тем, главная забота Олденбарневельта заключалась в том, чтобы избежать вооруженного столкновения с испанскими войсками. Было ясно, что даже по отношению к Юлих-Клеве его политика сводилась к минимизации голландскоиспанских трений, а не к раздуванию кальвинистского рвения и антигабсбургских настроений.

Когда хрупкий status quo в Юлих-Клеве в 1614 г. был нарушен, и соперничавшие претенденты взялись за оружие, «испанская партия» изгнала брандербуржцев из Дюссельдорфа, Олденбарневельт, стремясь удержать Голландию от сползания к войне, опасно медлил с вмешательством. Испанцы, решив не упускать момент, перешли в наступление первыми. Спинола, в соответствии с приказами, полученными из Мадрида (но от имени императора), сверг власть кальвинистов в Ахене в августе 1614 г. и занял города Орсой и Везель. Захват последнего вызвал смятение в Республике (см. илл. 9). Город, с его шеститысячным населением, был центром кальвинизма на нижнем Рейне и сильнейшей крепостью, охранявшей переправу через Рейн чуть ниже голландской границы. Отказ Олденбарневельта от защиты кальвинизма в Везеле (и Ахене) выглядел необъяснимым. Неудача нанесла серьезный удар по престижу Республики и особенно Олденбарневельта и его сторонников, и вызвала повсеместное возмущение^{1277}. Спасая положение, Мориц запоздало выступил во главе армии и занял города Эммерих, Хамм и Липпштадт. В ноябре был составлен новый договор о разделе, по условиям которого Юлих и Берг снова отходили Нойбургу, а Клеве и Марк — курфюрсту, а испанские и голландские гарнизоны по-прежнему оставались в городах, которые занимала каждая из сторон.

Далеко не последней примечательной чертой кризиса в Юлих-Клеве в 1614 г. были маневры испанских и голландских войск в непосредственной близости друг к другу без всякого вооруженного столкновения^{1278}. Мориц и Спинола, очевидно, так же как Олденбарневельт и Лерма были озабочены тем, чтобы избежать инцидентов, которые могли бы привести к эскалации конфликта. Это доказывает также высокий уровень дисциплины в обеих армиях.

И Олденбарневельт, и Лерма желали соблюдения перемирия, надеясь создать условия для заключения постоянного голландско-испанского мира^{1279}. Филипп III по-прежнему был согласен отказаться от своих суверенных прав и признать независимость Соединенных Провинций. Взамен Испания хотела добиться от голландцев ухода из Индий, так как Мадрид постепенно перешел к пониманию того, что голландская трансокеанская коммерция была основной угрозой для испанской и португальской колониальных империй^{1280}. С 1609 г. голландская торговля солью с Карибским морем прекратилась, и голландские флотилии возобновили плавания за солью в Португалию; и испанцы на островах Карибского моря, и португальцы в Амазонии уничтожили несколько голландских форпостов в Новом Свете. Но голландцы удержали свои позиции, в частности, в западной части Гайаны, и продолжали вести процветающую торговлю с Сан-Доминго, Кубой и Пуэрто-Рико. Что касается Восточных Индий, перемирие здесь, вначале эффективное, постепенно стало давать трещину, пока в 1614 г. Генеральные Штаты, возмущенные тем, что испанская корона возобновила военные действия на Молукках, не объявила перемирие в Восточных Индиях утратившим силу.

Лерма знал, что без комплексного урегулирования стычки в Индиях рано или поздно неизбежно перерастут в новую полномасштабную войну. В 1611 г. он установил тайную связь с Олденбарневельтом, снова предлагая заключить «полный мир» и признать Соединенные Провинции «свободным государством» в обмен на эвакуацию голландских сил из Индий^{1281}. Англичане вскоре узнали об этих переговорах, из которых были намеренно исключены французские и английские союзники Республики^{1282}. Свои закулисные контакты Спинола и фаворит Лермы, Родриго Кальдерон, вели через португальского монаха из «новых христиан», Мартина дель Эспириту-Санту, которого сопровождал в дом Олденбарневельта в Гааге и обратно купец-еврей из Амстердама, один из старейшин первой амстердамской синагоги, по имени Дуарте Фернандес. На более поздней стадии другим посредником был голландский поэт и драматург Дирк Роденбург, свободно владевший испанским, который в 1610–11 гг. находился в Испании в качестве неофициального голландского представителя^{1283}. Он часто виделся с Лермой, и в мае 1611 г. получил аудиенцию у Филиппа III. После возвращения в Амстердам в 1614 г. он стал центральной фигурой в амстердамском сценическом мире, подвергаясь при этом яростным нападкам контрремонстрантов. Этот тайный диалог между Мадридом и Гаагой продолжался некоторое время, но, вероятно, был изначально обречен. Стороны так и не смогли достичь согласия по двум существенным проблемам: должны ли голландцы уйти из Индий, и должны ли они разрешить свободное исповедание католической веры у себя на родине?^{1284} Ни по одному из этих пунктов Олденбарненвельт не мог пойти на уступки, которые устроили бы испанцев.

Голландская заморская торговля и зеландский транзит товаров в Южные Нидерланды понесли немалый ущерб от Двенадцатилетнего перемирия. Отменив планы создания Вест-Индской компании в 1607 г., Олденбарневельт вместе с ними разрушил надежды голландцев на создание обширной империи в Новом Свете, ибо перспективы экспансии в этом регионе были намного лучшими в это время, чем позднее, в 1620-х гг. Между 1607 и 1621 гг. испанцы и португальцы успешно расширили свою сеть фортов на территориях, куда проникли голландцы — островах Карибского моря, Венесуэле, Гайане и Амазонии, — тогда как голландцы лишились достигнутых преимуществ, особенно в торговле с Каракасом и в торговле солью с Пунта-де-Арайя и в Амазонии. В Восточных Индиях Ост-Индская компания на некоторое время утратила инициативу, тогда как португальская торговля в Восточных Индиях испытала (временное) возрождение, и Лиссабон снова, благодаря продолжительности перемирия, стал соперничать с Амстердамом в качестве основного центра привоза и последующей поставки по всей Европе перца и пряностей^{1285}. Цена котировок акций Ост-Индской компании на амстердамской бирже, к 1608 г. подскочившая до 200% от их первоначальной стоимости, снизилась, вследствие перемирия, до 132% и впоследствии продолжала падать до 1620-х гг.^{1286}

Это были существенные неудачи. Но предсказание Олденбарневельта, что выгоды перевесят потери, как мы видели (см. выше, стр. 325–326), оказалось верным, по меньшей мере, для Голландии. Расцвет, который пережила голландская торговля с южной Европой в результате возвращения их кораблей и возобновления поставок грузов в Испанию и Португалию, низкой стоимости фрахта и страховых платежей, и последовавшего роста голландской торговли с Левантом, в свою очередь укрепил голландское господство на Балтике и в российской торговле. Из всех фаз истории Республики годы перемирия стали наиболее успешными для голландской морской коммерции в европейских водах от Португалии до Архангельска и от Шотландии до османского Ближнего Востока.