ВОЗВЫШЕНИЕ ГОЛЛАНДИИ

Политическим, экономическим и культурным ядром Республики Соединенных Провинций после 1572 года была Голландская провинция, именно поэтому наш рассказ стоит начать с возвышения Голландии в Исторических Нидерландах в тринадцатом веке. Тринадцатый век был важным периодом в формировании голландской культуры, и большая часть того, что в дальнейшем повлияло на возникновение северных Нидерландов, повлекшее немалое удивление в Европе и мире, было заложено именно в этот период. Раньше на этой территории была примитивная система дамб и плотин, предназначенных для контроля за движением воды, а также небольшое количество осушительных каналов. Но до начала 13 века эта система была недостаточно развита для регулярной культивации низинных западных регионов Нидерландов. Остальные регионы страдали от частых наводнений. Голландия в двенадцатом веке, включая Зеландию, большую часть Фрисландии, Гронинген, Утрехт и часть Фландрии в эстуарии реки Шельды, представляла собой заболоченные земли, опасные, малонаселенные и не играющие особой роли в жизни Исторических Нидерландов. Большая часть сельскохозяйственной и торговой деятельности осуществлялась на более высоких землях, где не было наводнений, — на юге и востоке страны. В то время Утрехт, Кампен, Девентер, Зволле, Неймеген и Зютфен, расположенные к северу от главных рек, были основными городами. И только после 1200 года началось систематическое и масштабное строительство дамб и осушение земель в низинных регионах от эстуария реки Шельды до эстуария реки Эмс. В тринадцатом веке значительные территории были осушены, сделаны пригодными для выращивания урожая и заселены. Так начались внутренние изменения в северных Нидерландах, население и жизнеспособность низинных территорий, особенно Голландии, стали стабильно расти по сравнению с более высоко лежащими регионами на юге и востоке.

Строительство гигантских морских дамб из земли и булыжников, начавшееся в тринадцатом веке, несмотря на простоту конструкции, имело большое значение для дальнейшего развития. Эти изменения стали началом нового этапа в борьбе между человеком и морем в большой части Нидерландов, которая продолжается по сей день. Начиная с тринадцатого века огромные территории были осушены, введены в использование и обезопасены. Но достигнутая степень безопасности менялась в зависимости от условий. Дамбы и насыпи нуждались в постоянном ремонте и могли также просто разрушаться, как и улучшаться, что периодически приводило к неудачам, а иногда даже к катастрофам. Но, несмотря на это, происходило постоянное совершенствование технологий и увеличение скорости и производительности польдеризации и дренирования, и кульминацией стал ранний период Золотого века (1590–1648). За этим последовало значительное ослабление, а после 1672 года — застой, который продолжался до середины восемнадцатого века, и только после 1850 года прежняя интенсивность осушения и мелиорации земель первой половины 17 века была восстановлена.

Но даже в сравнении со значительным прогрессом в период с 1590 по 1672 год, достижения в осушении и освоении земель в тринадцатом веке были впечатляющими. Более того, этот век не только стал свидетелем начала этого значительного процесса, одного из наиболее впечатляющих примеров влияния человека на его физическую среду, но и стал периодом, в который развились системы институтов и права, необходимые для поддержания этих изменений. Для постройки и ремонта дамб, плотин и дренажных каналов и для нахождения необходимых ресурсов были созданы местные руководства по осушению и созданию польдеров. На голландском они назывались heemraadschappen, это были комитеты, состоявшие из представителей деревень, городов и местной знати, и обеспечивавшие механизм взаимодействия между ними. Несмотря на их локальность и спонтанность образования, уже в начале тринадцатого века граф Голландии и правители соседних регионов оказывали значительное влияние на эту еще развивающуюся, но уже необходимую структуру, контролирующую плотины и каналы. В частности это влияние выражалось в создании более крупных, региональных органов управления, которые контролировали работу местных структур и назывались hoogheemraadschappen. Они также представляли собой «коллегии» представителей городов, деревенских общин и знати, но их полномочия устанавливались графом и контролировались dijkgraaf, или «дамбовым графом», которого в Голландии и Зеландии обычно назначал граф и который был из числа его местных официалов. Этот человек обычно совмещал свои обязанности по обслуживанию плотин и контролю наводнений с рядом фискальных, полицейских и судебных обязанностей.

Голландия, Зеландия и значительные части Утрехта, Фландрии, Фрисландии и Гронингена к 1300 году составляли, по сути, новую страну, защищенную и введенную в сельскохозяйственную деятельность, благодаря плотинам, дамбам, польдерам и огромным обвалованиям речных берегов, и предоставляющую гораздо больше возможностей для заселения, сельского хозяйства, навигации и торговли, чем в прошлом. Кроме того, увеличение населения и его активности повлияло на политический и культурный баланс. Незначительная еще в 1200 году, Голландия к 1290-м годам заняла доминантную позицию среди небольших государств, находящихся на севере от главных рек, и по своей мощи уже почти могла сравниться с Фландрией и Брабантом.

^{КАРТА 1. Исторические Нидерланды с главными реками, осушенными территориями, дельтами рек и озерами в период средневековья и начала нового времени.} 

В четырнадцатом веке южные части Исторических Нидерландов по-прежнему были более развиты экономически и в других аспектах, чем север. Как и северная Италия, южные Нидерланды были наиболее урбанизированной территорией в Европе. В то время как в четырнадцатом веке на территории современной Бельгии было как минимум десять городов с населением более 10 тысяч жителей — первыми в списке шли Гент (около 60 000), Брюгге (около 35 000), Брюссель (около 17 000), Лёвен (около 15 000), — на севере от рек было только три города-десятитысячника, и ни в одном из них не было многим больше 10000 жителей^{13}. Кроме того, лишь один из них — Дордрехт — располагался на морском побережье. И если львиная доля торговли и индустрии Исторических Нидерландов располагалась во Фландрии и Брабанте, то в северной части подобная деятельность сосредоточилась главным образом на Эйсселе — в Кампене, Зволле, Девентере и Зютфене, а также в Утрехте, но не в Голландии.

Но, несмотря на значительное превосходство юга во многих сферах, будет неверно сделать вывод, что северные Нидерланды проигрывали югу в политическом или экономическом аспекте или были своего рода довеском. Разнообразные государства на юге, среди которых наибольшее значение играли Фландрия и Брабант, главным образом ориентировались на запад и юг (Брабант также имел некоторое политическое влияние на востоке), но почти не имели влияния на севере. Величественные реки, протекающие через Исторические Нидерланды, в особенности Маас и Ваал, были настолько внушительным политическим и стратегическим барьером, что ни одно южное государство не имело возможности осуществить военное или серьезное политическое вмешательство к северу от этих рек. И хотя Брабант и герцогство Гелдерланд (Гельдерн — прим. ред.) неоднократно сталкивались на реке Маас, а брабантские герцоги несколько раз вторгались на территорию Гелдерланда, этот конфликт был ограничен выступающей южной частью Гелдерланда — Overkwartier (Верхним Гелдерландом), или Рурмондской четверью (см. карту 4)^{14}. Трения между Брабантом и Гелдерландом никогда не переходили на северный берег реки Ваал.

Реки были эффективным барьером, поэтому вмешательство со стороны Фландрии или Брабанта в связи с попытками голландских графов достичь господства над северными княжествами было минимальным. В период позднего Средневековья вплоть до пятнадцатого века в Нидерландах сформировались две отдельные политические арены, и так продолжалось еще долгое время. На севере маленькие государства, расположенные на более высоких землях, пытались противостоять проискам Голландии и защитить свою торговлю и судоходство. Но хотя недостатка неприязни к голландцам не наблюдалось, эти территории и города были недостаточно удачно расположены для того, чтобы противостоять Голландии. Сделавшись защищенным от моря и пригодным к земледелию, этот западный регион с тяжелой глинистой почвой был гораздо более плодородным, чем по большей части довольно бедные песчаные грунты внутренних территорий^{15}. Таким образом, плотность сельского населения на северо-востоке оставалась относительно низкой. Наибольшее количество городов было в то время в Утрехте и других восточных землях, но там не хватало политической структуры, способной защитить и продлить коммерческое превосходство своих городов. Что касается политической ситуации, все государства на востоке и севере от Голландии были органически слабы. Князь-епископ Утрехта, будучи не в состоянии контролировать ни своих непокорных дворян, ни население города, лишь время от времени мог быть достойным противником графа Голландии. С начала четырнадцатого века он временами фактически играл роль протеже всё более амбициозного графа.

Расширение Голландии на север началось благодаря успешному присоединению территории, известной как Западная Фрисландия (см. карту 2), графом Флорисом V (1256–96) в 1280-х годах. Таким образом, появился своего рода мост, ведущий собственно к Фрисландии. Вскоре Голландия начала расширять свое влияние дальше на север за Зёйдерзе. Конечно, были и поражения. После многочисленных попыток подчинить себе Фрисландию граф Вильгельм IV был убит во время сражения с фризами в 1345 году. Но попытки Голландии не прекращались, и к середине четырнадцатого века она заручилась значительной поддержкой со стороны Фрисландии. В особенности она исходила от городов, которые были склонны подчиниться ради ради надежды на более стабильные условия. Голландские города, особенно Амстердам, поддерживали политику своего графа в надежде защитить свои корабли, идущие на север, от фризских пиратов, так что в 1396 году они приняли участие в финансировании крупной экспедиции, которая закончилась завоеванием большей части Фрисландии и Оммеландов[2] в союзе с фризской группировкой известной как веткоперы (vetkopers)[3]. Жаждущий расширить свою власть и территории граф Голландии противостоял князю-епископу Утрехта, у которого были планы на Гронинген и Дренте, и был вынужден действовать в связи с потенциально разрушительным влиянием нарастающей вражды среди голландской знати. Было необходимо объединить их и перенаправить энергию на внешнее завоевание^{16}. И на какое-то время ему это удалось. Но антиголландская группировка во Фрисландии и Оммеландах, схирингеры (schieringers), не сдавалась, и к 1414 году Голландия, испытывающая трудности в других областях, потеряла контроль над Фрисландией.

Более прочным стало расширение власти Голландии над Зеландией. Как мы уже видели, Фландрия и Брабант не имели особого влияния севернее рек. Но Зеландия представляла собой особый случай, как в области культуры и экономики, так и политически. Вклиниваясь между севером и югом, она была промежуточной зоной, за которую долгое время сражались графы Голландии и Фландрии. Борьба началась в двенадцатом веке, и Фландрия изначально имела преимущество. Но по мере роста власти и ресурсов Голландии, уже в тринадцатом веке ситуация изменилась^{17}. В 1253 году граф Вильгельм II (1234–56) одержал победу над фламандской армией на Валхерене, главном острове Зеландии, и по Брюссельскому договору 1256 года контроль над Зеландией отошел к Голландии. Тем не менее граф Фландрии продолжал оспаривать этот результат до тех пор, пока он не был побежден французами и голландцами в морской битве неподалеку от города Зирикзе (1304 г.). Согласно Парижскому договору 1323 года граф Людовик Фландрский оставил все фламандские притязания на эту провинцию и признал графа Голландии также и графом Зеландии. Голландия еще не была такой же сильной, как Фландрия или Брабант, но борьба за Зеландию продемонстрировала не только превосходство Голландии на севере от рек, но и то, что она превзошла Фландрию и Брабант на их берегах и между ними. После 1323 года подчинение Зеландии Голландии больше не обсуждалось.

После Черной смерти 1348 года большая часть Европы страдала от сокращения населения и спада в экономике, а также городов, что продолжалось около столетия. И хотя Исторические Нидерланды не имели таких серьезных потерь, активность и население главных фламандских и брабантских городов всё же сократились^{18}. Однако в Голландии и Зеландии городская жизнь продолжала развиваться в течение всего долгого периода депрессии, что было уникально для Европы. Таким образом, соотношение сил между Голландией и остальным севером, а также между Голландией и южными землями непрерывно смещалось в сторону Голландии^{19}. Если в 1300 году в городах Голландии с населением более 2 500 человек проживало всего 8000 — ничто в сравнении с северо-востоком, не говоря уж о Фландрии и Брабанте, — то уже к 1400 году в таких городах жили уже примерно 42000 человек. К 1514 году около 120000 человек, что составляло 44 процента населения Голландии, обитали в городах, и четыре ведущих голландских города превзошли основные города северо-востока, за исключением Утрехта, который в начале и середине шестнадцатого века по-прежнему был самым крупным городом северных Нидерландов. Правда, большие южные города были по-прежнему крупнее и имели большее значение, чем северные. Население Гента и Антверпена в 1500 году превышало 40 000 человек, а Брюгге и Брюсселя — 30 000 человек, в то время как четыре главных города Голландии — Лейден, Амстердам, Харлем и Делфт — оставались в рамках десяти-пятнадцати тысяч. Но с точки зрения общего населения и уровня урбанизации Голландия теперь имела значительное превосходство на севере и постепенно увеличивала свое значение на юге (см. таблицы 1 и 2).

В конце 15 века Фландрия и Брабант по-прежнему оставались двумя наиболее населенными и экономически развитыми провинциями. Но Голландия теперь неоспоримо заняла третье место по значению и, несмотря на отсутствие больших городов, выделялась необычайно высоким процентом городского населения. Ни одна другая нидерландоязычная провинция не могла сравниться по своему значению и населенности с Фландрией, Брабантом и Голландией. Из всех остальных провинций Исторических Нидерландов только франкоговорящая провинция Артуа достигала хотя бы половину населения Голландии (см. таблицу 1). 

Таблица 1.

Население основных провинций Исторических Нидерландов в 1477 году^{20}

Несмотря на успехи в урбанизации и увеличении численности населения, Фландрия и Брабант превосходили Голландию в торговле, производстве, богатстве и налоговых поступлениях. Но надо сказать, что к пятнадцатому столетию Голландия могла похвастаться большим числом кораблей и моряков, чем обе провинции вместе взятые. Но морские силы Голландии были ограничены сухогрузами — перевозкой навалочных грузов с низкой стоимостью, в частности зерна, древесины, соли и рыбы, — и рыбацкими шхунами, а это значило, что в то время у Голландии практически не было крупных купцов, богатой торговли и ориентированного на экспорт производства, как во Фландрии или Брабанте^{21}. Габсбургская администрация в шестнадцатом веке определила голландские фискальные обязательства на половину меньше, чем у Брабанта, а Брабант оценили на одну шестую меньше, чем Фландрию^{22}. Низкое положение Голландии больше всего ощущалось в сфере торговли и производства дорогостоящими товарами. Объем промышленного производства Голландии, оцененный в конце шестнадцатого века, составил менее одной пятой объема производства во Фландрии и только одну двадцатую всего объема южных Нидерландов^{23}.

Критически важной чертой, ключевым отличием между Голландией и двумя другими крупными провинциями Исторических Нидерландов была значительно большая концентрация на юге населения, а также активности, богатства и влияния в нескольких очень крупных городах, которые доминировали в делах провинций. Гент, Брюгге, Антверпен, Брюссель, Лёвен и Хертогенбос были крупнее, чем любой город Голландии. Но три города во Фландрии и четыре в Брабанте имели превосходство каждый в своем округе. Так, три главных города Фландрии — Гент, Брюгге и Ипр — вместе выплачивали 35 процентов общей квоты для всей провинции, ни один другой фламандский город не платил сравнимой доли. Так, например, следующий по размеру город, Дюнкерк, вносил только 1,2 процента^{24}. В Голландии же не существовало доминирующих городов, но было шесть или семь наиболее крупных, примерно одинаковых по размеру и имеющих население около 10 000–12 000 — Лейден, Харлем, Дордрехт, Делфт, Амстердам, Гауда и Роттердам, — и ни один из них не мог иметь контроль над провинцией или ее частью. Превосходство нескольких крупных городов во Фландрии и Брабанте усугубляло разобщенность этих провинций и их уязвимость к гражданскому партикуляризму, в то время как более равное рассредоточение городского населения в Голландии способствовало тенденции к единству, заметной с давних времен.

В возвышении Голландии решающей стала первая половина пятнадцатого века. Именно тогда голландцы впервые создали морские суда с полной парусной оснасткой, и это стало основой для быстрорастущего грузооборота^{25}. Начиная с 1400 года, голландские корабли стали совершать большое количество путешествий в Прибалтику за зерном и древесиной и в западную Францию и Португалию за солью. Именно в это время был создан голландский «селедочный бусс» (бойс)[4] с полной оснасткой, судно, обеспечившее господство Голландии и Зеландии в рыболовных районах Северного моря более чем на три столетия. Растущая зависимость от грузоперевозок и сельдевого рыбного промысла провоцировалась нарастающими трудностями в сельском хозяйстве и контроле уровня воды^{26}. К 1400 году освоение земель постепенно замедлялось, поскольку были исчерпаны технологические возможности того времени. В то же время значительная часть осушенных земель продолжила высыхать и, как следствие, опускаться, так что ранее безопасные земли снова стали предрасположенными к затоплению^{27}. Кризис голландского сельского хозяйства, включавший в себя череду разрушительных наводнений, затопивших немалые территории Голландии и Зеландии, повлек за собой переход от пахотного сельского хозяйства к молочному, который стимулировался также импортом дешевого балтийского зерна в растущих количествах. В результате понадобилось еще больше импортного зерна, меньше людей стало работать в деревнях, больше людей стало переселяться в город, также образовался значительный избыток сыра и масла, который можно было экспортировать. Сочетание таких факторов, как нарастающие сложности в сельском хозяйстве в пятнадцатом веке и наводнения, с успехами в морских грузоперевозках и рыболовстве привели к тому, что деятельность, жизнеспособность, а с ними и население переместились из деревни в города, что стало причиной быстрой урбанизации Голландии, в то время как остальная Европа переживала сокращение активности и застой^{28}. Южные Нидерланды затмили Голландию и Зеландию в торговле дорогостоящим товаром и ремесленном производстве, особенно в производстве товаров для заморского экспорта. Однако Голландия не была страной с исключительно морской экономикой. Четыре из шести «крупных» голландских городов — Лейден, Харлем, Делфт и Гауда — находились внутри страны и не имели доступа к морским грузоперевозкам или рыболовству. Это были скромные ремесленные города, производящие большое количество пива, в основном для продажи на месте или в южных Нидерландах, а также ткани среднего качества^{29}.

^{КАРТА 2. Голландия в пятнадцатом и шестнадцатом веках}

В условиях развития голландской морской торговли и увеличения мощи страны, внутренним государствам северных Нидерландов оставалось только одно: создавать союзы против Голландии в северной Германии и Прибалтике. Фландрия и Брабант не могли оказать помощь, поскольку их влияние и сила не распространялись к северу от рек, и они были не в состоянии противостоять расширению голландского влияния. Экономика, политика и культура Фландрии и Брабанта были ориентированы на запад и юг и полностью опирались на посредников — города Эйссела, Ганзу, а также Голландию и Зеландию, — в ведении торговли на севере. Так что развитие Голландии повышало не только ее собственное взаимодействие с северной Германией и Прибалтикой, но и ориентацию в том же направлении остальной части северных Нидерландов. Например, в 1441 году Кампен стал полноценным членом Ганзейского союза, а Девентер и Зволле, которые уже числились в нем, усилили свои связи с Любеком и другими ганзейскими портами. Северогерманские ганзейские города, со своей стороны, с готовностью заинтересовались Нидерландами, нуждаясь в союзниках и средствах контроля над растущим влиянием голландцев в Прибалтике. По мере увеличения голландской доли морских грузоперевозок, что и происходило в течение всего пятнадцатого столетия, напряжение между голландцами и их немецкими ганзейскими соперниками неумолимо нарастало. Любек, как главный город Ганзейского союза, стремился всеми силами исключить присутствие голландцев в «богатой торговле» текстилем и другими дорогостоящими товарами и поэтому сотрудничал с торговыми и производственными центрами Фландрии и Брабанта^{30}. В северных Нидерландах Ганза поддерживала соперников Голландии, особенно Кампен и Девентер.

Таким образом, Голландия стала более сильной и в определенной степени богатой и приобрела ни с кем не сравнимое число кораблей и моряков, но при этом богатой торговой элиты так и не появилось^{31}. В то же время возвышение Голландии создало политическое и экономическое напряжение не только между ней и ее соседями, но и внутри провинции, поскольку, по мере роста территории, населения и количества кораблей, Голландия приобрела также зачатки более целостной административной системы, и в то же самое время влияние городов усилилось за счет деревень. Для финансирования администрации и войн графы Голландии усилили фискальное давление, что в свою очередь повлекло расширение управленческого аппарата. В результате увеличился разрыв между двумя группами: с одной стороны, той знатью и городским патрициатом, которые поддерживали графа и были в фаворе при дворе, и с другой, теми, кто был лишен положения и благосклонности и был, как следствие, недоволен^{32}. В то же время, попытки графа контролировать торговлю и мореходство и руководить водными путями, плотинами, насыпями и шлюзами создавали определенные модели контроля и привилегий, что вызывало недовольство в городах. Особенно спорными были штапельные права, затрагивавшие навигацию по нижнему Маасу, которые были проданы Дордрехту Вильгельмом IV в 1334 году, что очень негативно настроило Делфт и Роттердам.

Кульминацией этого внутреннего напряжения стал 1350 год, когда ведущая группа знатных семей — Вассенары, ван Поланены, Бредероде, Кралингены и Рапхорсты, монополизировавшая влияние при дворе, — была смещена с постов своими противниками, что привело к всплеску ожесточенной гражданской войны. Новая доминирующая группировка получила поддержку всех основных городов кроме Дордрехта и по загадочным причинами стала известна как «Треска» (Cabeljauwen)^{33}. Их противников стали называть «Крючки» (Hoeks) — то есть «враги Трески».

Борьба между «Крючками» и «Треской» в Голландии и Зеландии продолжалась в течение полутора столетий и запечатлелась в голландской жизни и культуре так же сильно, как средневековая вражда между Гвельфами и Гибеллинами в Италии. Спустя какое-то время «Треска», которая изначально представляла оппозицию, стала ассоциироваться с группой, поддерживающей режим и правящую группировку знати, а «Крючки» стали «внешней» партией оппозиционного дворянства и патрициата. По этой причине несколько знатных семей, в том числе Вассенары, изначально бывшие среди «Крючков», перешли в лагерь противника. С другой стороны, те, кто находился на более низкой ступени общества и имел причину для недовольства, симпатизировали «Крючкам».

Несмотря на измену со стороны большей части дворянства и патрициата, «Крючки» оставались внушительной группировкой и стали еще более значительными по мере роста налогообложения и давления со стороны графской власти. К середине пятнадцатого века партия «Крючков» была широко распространена среди цехов и народного ополчения городов, так что конфликт приобрел не только местный, гражданский, но и более широкий, внутри- и межпровинциальный характер^{34}. В Лейдене и Гауде, где производство шерстяной материи приобрело некоторую важность, ткачи поддерживали «Крючков», выражая свою лояльность не только через баллады и песни, но и через спорадические вспышки насилия. В то же время торговцы тканями поддерживали «Треску». В Амстердаме сложилось похожее разделение между ремесленниками с одной стороны и торговым сообществом с другой.

Вскоре борьба в Голландии и Зеландии переплелась с параллельными междоусобицами, терзавшими все северные Нидерланды^{35}. В позднее средневековье все северонидерландские княжества были социально и политически нестабильными. В Утрехте конфликт между дворянскими и патрицианскими партиями был так тесно переплетен с голландским, что его стороны, в конце концов, стали называться «Крючками» и «Треской». Но традиционные местные названия всё же сохранились во Фрисландии, где враждующие группировки по-прежнему назывались веткоперы и схирингеры, а также в Оммеландах, Оверэйсселе и Гелдерланде, где противники назывались Бронкхорстами и Гекеренами (Bronkhorsten и Hekerens) по имени знатных семей, предводительствовавших каждой из сторон.