МОРИЦ, КОНТРРЕМОНСТРАНТЫ И НАЧАЛО ТРИДЦАТИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ
Кальвинистский переворот контрремонстрантов нарушил политическое равновесие в Республике, сделал голландскую Реформатскую Церковь бастионом кальвинистской ортодоксии и изменил образ жизни голландцев в кратко- и среднесрочной перспективе. Благодаря ему Соединенные Провинции стали также центром международного кальвинизма, хотя и временно, но в тот самый момент, когда все более обострявшиеся противоречия в Священной Римской империи привели к началу Тридцатилетней войны, и когда международное сообщество — так же, как голландцы и испанцы — начало сосредотачивать свое внимание на приближающемся окончании Двенадцатилетнего перемирия. Кальвинистский переворот в Республике, таким образом, сыграл ключевую роль как в развязывании Тридцатилетней войны, так и вспышке второй фазы Восьмидесятилетней войны между Голландией и Испанией.
В Германии лютеранские государства в большинстве своем склонялись к консервативной политике, воздерживаясь от конфронтации с Габсбургами. Отношения между лютеранами и кальвинистами были сложными и напряженными. Существовало несколько территорий, где соперничество протестантов и католиков принимало особенно острую форму, в первую очередь Богемия и область среднего Рейна, но воинствующая протестантская партия, главным образом кальвинисты и полукальвинисты, знала, что ей не приходилось рассчитывать на значительную помощь или поощрение со стороны большинства иностранных протестантских государств. Швеция была поглощена конфликтом с Польшей. Дания была не против возглавить протестантский лагерь, но не имела для этого ресурсов. Яков I Английский ясно дал понять, что придерживается политики невмешательства и примирения с Габсбургами. Он пытался отговорить своего зятя Фридриха, курфюрста Пфальца и вождя немецких кальвинистских князей[93], от принятия короны, предложенной ему богемскими протестантскими мятежниками. В обстоятельствах 1618–20 гг. воинствующие протестантские княжества в Германии могли возлагать свои надежды на поддержку только на одну страну: Соединенные Провинции{1464}. Никто не знал, будет ли Двенадцатилетнее перемирие возобновлено после истечения его действия в 1621 г., или нет. Но в 1618–19 гг. и у Испании, и у голландцев были развязаны руки для вмешательства в конфликт, назревавший в Германии, и обе эти державы, глубоко враждебные друг к другу, были главными источниками поставки войск, военного опыта, припасов и денег на границах империи. После свержения Олденбарневельта во главе Соединенных Провинций стояли только принц и контрремонстранты, люди, противившиеся перемирию и поклявшиеся в беззаветной верности кальвинистской ортодоксии и враждебности к католицизму. Испания, пока еще остававшаяся доминирующей европейской державой, в то время мало опасалась своего традиционного соперника, Франции. После убийства Генриха IV в 1610 г. Франции перешла к примирению с Испанией и вражде с протестантами.
В этих обстоятельствах Гаага была единственным местом, к которому реалистично могли обратиться за поддержкой богемские мятежники и немецкая Протестантская Уния. Свергнув Олденбарневельта, Мориц стал не только у кормила правления голландского государства, но и центральной фигурой на европейской сцене{1465}. За каждым его действием теперь с пристальным вниманием следили в Германии, Англии, Франции, Испании, а также Италии, где Венецианская республика — в то время находившая в конфликте с Испанией и императором, — заключила оборонительный союз с голландцами в 1619 г., надеясь тем самым ослабить давление на саму себя. Ремонстранты, возможно, справедливо обвиняли Морица во всевозможных пороках — мстительности, жестокости, амбициозности и распутстве, — но, вместе с тем, следует признать, что он был во многих отношениях идеальным правителем в том опасном положении, в котором оказалась Республика. Скрытный и осторожный, Мориц оставался загадкой даже для самых проницательных наблюдателей. Принц, обладавший большим военным опытом и личным престижем, медленный на подъем, но способный на решительные меры, он на долгие годы едва ли не с одержимостью посвятил себя сложным политическим проблемам. Заболев лихорадкой в январе 1620 г., он, по замечанию Карлтона, «не переставал большую часть своего времени уделять делам»{1466}.
Мориц предпочитал самостоятельно принимать решения, советуясь только с узким кругом приближенных. В любом случае, у него не было особого выбора, так как переворот отстранил от дел опытных и сведущих в международных отношениях и функционировании голландской военной машины регентов. Перемена в голландском правительстве, вызванная событиями 1618 г., была и радикальной, и фундаментальной, или казалась таковой в следующие годы. Французский посол в Гааге, дю Морье, сообщал в Париж в конце 1619 г., что после падения Олденбарневельта Штаты Голландии «estant ? present si ?gaux en authorit? et en ignorance» («в настоящее время обладают такой же властью, как и неосведомленностью» (фр.)), не оказывая практически никакого влиянии на управление Голландским государством{1467}. Все ключевые вопросы, относившиеся к двум главным проблемам, стоявшим на повестке дня — Богемскому восстанию и истечению Перемирия, Мориц и его внутренний круг — ван Арссен, ван де Бохорст, Плос, ван Рандвик и фризский штатгальтер, Вильгельм-Людвиг (все дворяне), — решали между собой, не вынося на рассмотрение провинциальных ассамблей или Генеральных Штатов{1468}. Единственной провинцией, демонстрировавшей в этот период некоторые признаки независимости, был Гелдерланд, который в мае 1620 г. по вопросу предполагаемого создания Вест-Индской компании действовал совместно с другими провинциями, но выражал опасение, как бы этот многообещающий проект не повредил перспективам на возобновление перемирия{1469}. Осенью 1620 г. Штаты Гелдерланда поручили своим депутатам в Гааге «всеми возможными средствами добиваться возобновления перемирия»{1470}. Но остальные, включая Штаты Голландии, оставались безучастными и пассивными.
Несмотря на это, Мориц и Республика, вступив в стратегическую конфронтацию с Испанией без всяких перспектив получения помощи со стороны Франции или Англии и став свидетелями разгорающегося пожара войны в Германии, оказались перед трудной дилеммой. Обстановка в самой Республике также оставалась неспокойной. Ремонстранты были разгромлены; но трения между соперничавшими группировками продолжались, и в нескольких голландских городах возникали спорадические волнения. Кроме того, не только Гелдерланд, но и Оверэйссел с Утрехтом сопротивлялись возобновлению войны с Испанией и сопутствующему ей увеличению налогового бремени. Общественное мнение в этих провинциях было настроено за продление перемирия{1471}, тогда как недавно пришедшая к власти группировка в Голландии и зеландцы, по соображениям морской гегемонии и колониальных предприятий, ратовали за возобновление войны{1472}. Морицу также приходилось сглаживать бесконечные конфликты между Гронингеном и Оммеландом и потенциально опасные разногласия во Фрисландии, особенно после того, как смерть Вильгельма-Людвига в июне 1620 г. оставила тревожный вакуум власти, которым воспользовались местные дворяне, приверженцы традиций рордистов, организовали кампанию по назначению нового штатгальтера не из Оранско-Нассауской династии. Многих фризов подтолкнуло к этому возмутительное раболепие Вильгельма-Людвига перед Морицем, Генералитетом и Гаагой. Первоначально Мориц намеревался вмешаться, чтобы добиться избрания штатгальтером Фрисландии себя лично. «Но это вызвало бы зависть, — писал Карлтон, — не говоря уже о неудобстве управления той провинцией через посредство наместников»{1473}. Два других кандидата на вакантную должность происходили из Оранско-Нассауской династии — младший сводный брат Морица, Фредерик-Хендрик, и брат Вильгельма-Людвига, Эрнст-Казимир (см. табл. 25). Фрисландия выбрала Эрнста-Казимира, ревностного контрремонстранта, который помогал в чистке голландских городских советов. Гронинген и Дренте, однако, выбрали Морица, который быстро ответил согласием, заверив Карлтона, что он желал стать штатгальтером Гронингена и Дренте лишь потому, «что в противном случае они ушли бы из рук дома Нассау»{1474}.
Во внутренних делах наиважнейшую проблему для Морица представляло упорство ремонстрантской оппозиции. Вслед за мятежами в марте 1619 г. произошли волнения в Алкмаре и Схонховене в июле, и в Роттердаме в октябре. Снова для подавления беспорядков пришлось применять войска, от рук которых погибло несколько человек. В ноябре 1619 г. принц обратился к чистке последних двух городских советов, дожидавшихся своей очереди, — Залтбоммела и Тила, ремонстрантских городов на западе округа Неймеген. После этого все городские советы перешли под контроль контрремонстрантов. Но контрремонстрантские регенты в Голландии, включая главных союзников Морица в Амстердаме, Паува и Витсена, начали тяготиться ролью безвольных пешек, навязанной им штатгальтером, поэтому оппозиционно настроенные контрремонстранты в кругах голландских регентов начали вынашивать планы восстановления власти и влияния Голландии. В Амстердаме Паув и Витсен подвергались растущей критике со стороны «политиков» ирегентов-оппортунистов, которые оказались одновременно противниками Паува, антиоранжистами и антикальвинистами. Мориц предупредил, что не позволит вернуть обратно в городской совет регентов, отстраненных в 1618 г.{1475} В декабре 1619 г. принц держал под жестким контролем выборы в городские советы в Гауде, Хорне, Алкмаре и Кампене, — всё это были города, где ремонстранты не сдавали своих позиций.
Внешние дилеммы, с которыми столкнулся Мориц, были тесно связаны с внутренними вызовами его власти. Испанские министры, видя продолжавшийся рост теолого-политического раскола в Соединенных Провинциях, были склонны переоценивать его разрушительную силу, и поэтому приняли более агрессивную стратегию, чем произошло бы в обратном случае{1476}. С точки зрения Морица, это было преимуществом, так как уменьшало вероятность того, что Испания сделает приемлемые мирные предложения, которые обострят разногласия между провинциями. Ибо в этом случае Гелдерланд, Оверэйссел и Утрехт пожелали бы их принять, а контрремонстрантские регенты Голландии и Зеландии — отвергнуть{1477}. Другие аспекты взаимного переплетения внешней и внутренней политики, однако, были не столь полезны. Одним особенно тревожным последствием мятежей для принца была необходимость держать крупные военные гарнизоны внутри Республики — в Утрехте, Хорне, Схонховене, Алкмаре и Оудеватере, — вдали от главного голландского пояса оборонительных укреплений, ослабляя, таким образом, общее стратегическое положение Республики. В июне 1620 г. Карлтон сообщал, что около 40 рот солдат были размещены в Голландии и Утрехте для контроля «арминианских городов»{1478}.
Голландская политика в 1618–19 гг. коренным образом отличалась от английской и сыграла более важную роль в начальной фазе Тридцатилетней войны. В своей внешнеполитической деятельности Мориц руководствовался стремлением свести к минимуму испанский нажим на Республику и, по мере возможности, переключить внимание испанцев на Германию. Его приоритет заключался в том, чтобы предотвратить открытый раскол среди провинций и тем самым лишить Испанию возможности использовать в своих целях внутренние трудности Республики{1479}. Соответственно, хотя Яков I и английские министры тешили себя надеждой, что, оказав контрремонстрантам помощь в 1617–18 гг., они добились подчинения голландской политики английской, фактически, как вскоре понял Карлтон, цели Морица в Германии и Богемии не имели ничего общего с английскими. Напротив, Мориц стремился повлиять на курфюрста Пфальца, Фридриха V (1596–1632), который приходился также ему племянником (отец Фридриха был женат на Луизе Юлиане Нассауской, старшей дочери Вильгельма Молчаливого от третьего брака и сводной сестре Морица; см. табл. 25), в совершенно противоположном направлении. Яков, поняв, к чему могут привести эти опасные подстрекательства, пытался образумить своего зятя, предупредив, что он может не рассчитывать на помощь, если примет богемскую корону. Мориц, замышляя отвратить испанскую угрозу от Республики, подбрасывал дрова в огонь конфликта в Германии, предлагая своему племяннику полную поддержку{1480}. Фридрих несколько месяцев колебался, прежде чем принял корону Богемии — решение, которое ввергло Центральную Европу в опустошительную войну и оказалось подлинной катастрофой для него самого и для Пфальца. Пока он взвешивал все «за» и «против», вмешательство и поощрение Морица стало решающим фактором{1481}. Предложив чехам субсидии в размере 50000 гульденов ежемесячно и такую же сумму в будущем немецкой Протестантской Унии и пообещав отправить войска в Богемию и Пфальц, Мориц и его окружение внесли материальный вклад в разжигание великого военного конфликта. Он сдержал слово, предоставив и деньги, и войска. Соединенные Провинции также помогли собрать займы для Богемии в Амстердаме и обеспечили чешских повстанцев оружием и амуницией. Около 1/8 (свыше 5 000 человек) от общей численности протестантской армии, которая дала бой объединенным силам императора и короля Испании при Белой Горе в ноябре 1618 г., составляли голландцы, или содержались за счет голландских средств.
Таблица 25.
Генеалогическая таблица Оранско-Нассауской династии в Нидерландах.
Даже после разгрома при Белой Горе Мориц и его окружение не теряли надежды извлечь определенные выгоды из своего вклада в войну в Германии. Мориц приказал голландским войскам, стоявшим гарнизоном в Пльзене, держаться до последнего, чтобы вдохновить своим примером на сопротивление другие чешские города. Когда Фридрих и Елизавета, «зимний король и королева», бежали в Гаагу, хотя в то время испанцы и баварцы оккупировали только половину Пфальца, Мориц убеждал его вернуться обратно и сражаться, вместо того, чтобы «так быстро и без сопротивления»{1482} оставлять врагу свои владения. Штатгальтер приложил много усилий по мобилизации международной протестантской поддержки для Пфальца. Он неоднократно посылал Арнольда ван Рисвика на переговоры с князьями немецкой Протестантской Унии, чтобы укрепить их решимость. Он воспользовался растущей неопределенностью в отношении того, согласятся или нет Соединенные Провинции на возобновление перемирия, обещая немецким князьям, что «либо отправит следующим летом значительную часть [голландской] армии в Германию к ним на помощь, либо совершит диверсию в тех краях, в зависимости от прекращения или возобновления перемирия, смотря по тому, как будут складываться обстоятельства»{1483}. Мориц также оказывал давление на Якова I, призывая его больше помогать своей дочери и зятю, и многое сделал для логистической поддержки английских войск. Голландцы взяли на себя все затраты по вооружению, снабжению продовольствием и транспортировке 4000 английских солдат, отправленных в сентябре 1620 г. в Пфальц. В походе вверх по Рейну их сопровождал полк голландской кавалерии под командованием Фредерика-Хендрика и Маркета. В то же самое время Мориц послал голландские войска занять остров Паненмюзе на Рейне между Кельном и Бонном, в знак предупреждения курфюрсту Кельна и другим рейнским церковным князьям не препятствовать движению союзных войск{1484}.
Яков был крайне недоволен таким развитием событий. Тревожной осенью 1620 г. он то возлагал на голландцев вину за неудачи, постигшие протестантский лагерь в ходе военной кампании против империи, то увещевал Морица и его советников «вспомнить о тех авансах, которые они время от времени давали богемцам, укрепляя их в решимости избрать себе нового короля, следствием его стала смута в Германии; и обещаниях, которые они давали в письменном виде князьям [немецкой Протестантской Унии]… если враги двинутся против них, помочь им своими войсками»{1485}. Морицу напоминали, что король Англии «никоим образом не был среди первых зачинщиков этих смут», и что он, «в отличие от них (голландцев)», не давал обещаний отправить войска в Пфальц.
Мориц сознательно скрывал свои намерения относительно возобновления перемирия, сохраняя вокруг них высокую степень неопределенности и замешательства. В этой разновидности политики ему было мало равных. Венецианский посол в Гааге признавался, что был совершенно сбит с толку уклончивыми и противоречивыми заявлениями Морица{1486}. Эрцгерцог Альберт в Брюсселе терялся в догадках, как понимать загадочные ответы Морица на его послания. Между Гаагой и Брюсселем поддерживалась постоянная связь, но Мориц делился содержанием своих контактов с Гаагой только со своим внутренним кругом — особенно, ван Арссеном, ван ден Бохорстом, Маркетом и Дейком{1487}. Штаты Голландии и другие провинциальные ассамблеи оставались о них в полном неведении. Мориц, изворотливый, методичный и осмотрительный, в 1619–21 гг. умышленно откладывал учреждение Вест-Индской компании, чтобы избежать помех на случай, если он предпочтет заключить новое перемирие{1488}.
Блестящим ходом Морица стало его приглашение эрцгерцогу Альберту направить представителя в Гаагу для переговоров об окончании войны в Нидерландах на основе формального признания суверенитета короля Испании{1489}. Альберт, не поняв, что Мориц расставил для него ловушку, ответил согласием, отправив Пекиуса, канцлера Брабанта, с обращением к Генеральным Штатам, написанным в соответствии с намеком принца Оранского. Если бы Пекиус просто предложил возобновить перемирие, предъявив требования испанской стороны о пересмотре существующих условий, разногласия между провинциями вышли бы наружу. Цель Морица заключалась в том, чтобы помешать этому и создать повод для разрыва формальных переговоров, побудив Генеральные и провинциальные Штаты передать ему все полномочия будущих контактов, вести их в тайне и информировать провинции об испанских предложениях только тогда, когда он посчитает это нужным. План сработал безупречно. Единственным пунктом, способным сразу прекратить формальные переговоры и сплотить в единодушном порыве негодования Генеральные Штаты, было воскрешение притязаний Габсбургов на суверенитет над Соединенными Провинциями. Когда Пекиус должным образом предстал перед ними и завел речь о суверенитете, это немедленно разгневало его хозяев и привело к срыву переговоров. Голландская делегация подготовила ответ Генеральных Штатов, написанный в выражениях, отражавших взгляд контрремонстрантов на Голландское государство, который теперь был официальной точкой зрения режима. «Не вызывает сомнений и не подлежит обсуждению, что суверенитет и верховенство над Соединенными Провинциями принадлежит Генеральным Штатам и штатам соответствующих провинций», — говорилось в нем{1490}.
Затем Генеральные Штаты уполномочили Морица держать все дальнейшие переговоры о перемирии с Альбертом и Изабеллой в тайне и вести их лично, ставя в известность Генеральные и провинциальные Штаты только о том, что он посчитает нужным. Карлтон уже отмечал в августе 1620 г., что «хотя у нас в наличии тело государства, но его душа, можно сказать, отсутствует, потому что вся власть в настоящее время сосредоточена в руках принца Оранского и тех представителей Штатов, которые приближены к нему, который почти не отчитывается здесь, в Гааге, о своих раздумьях или решениях»{1491}. Это умаление власти Генеральных Штатов было поставлено на постоянную основу резолюцией Генеральных Штатов от 25 марта 1621 г. Укрепление власти штатгальтера было, по сути, стратегией контрремонстрантов, берущей свое начало в опасении, цитируя Карлтона, перед «самими предложениями о новом перемирии, ибо они знали за собой отсутствие единства мнений и склонность из-за всякого спорного вопроса распадаться на фракции»{1492}. Сильный штатгальтер был необходим для контрремонстрантов.
Мориц заверил Пекиуса (и повторил в последующем тайном послании в Брюссель), что если Испания просто предложит возобновить перемирие на условиях 1609 г., то он и Генеральные Штаты дадут благожелательный ответ. Вероятно, это было правдой, так как сложные маневры Морица, отсрочка с созданием Вест-Индской компании и уклонение от открытых военных действий в 1621 г. указывают, как осознали (в конечном счете) наиболее проницательные дипломатические наблюдатели, что Мориц предпочел бы заключить новое перемирие на той же основе, что и старое, и перенести войну на территорию Германии. Если бы Испания предложила «возобновить перемирие на существующих ранее условиях», докладывал Карлтон в Лондон в марте 1621 г., «я считаю, что [принц] нашел бы поддержку у пяти провинций и преодолел бы сопротивление двух других, т.е. Голландии и Зеландии»{1493}. Но новые испанские министры в Мадриде считали, что Двенадцатилетнее перемирие привело к урону престижа Испании, и что перемирие могло быть возобновлено лишь в том случае, если «мятежники» пойдут на существенные уступки в морской и колониальной сферах. В обмен на возобновление перемирия испанский двор выдвигал три требования, два из которых были весьма важными: уход голландцев из Ости Вест-Индии; снятие ограничения на судоходство по Шельде; и разрешение публично исповедовать католическую религию в «мятежных» провинциях{1494}. Мориц не готов был обсуждать эти условия или выносить их на рассмотрение провинциальных ассамблей.
Окончание срока действия перемирия в апреле 1621 г. не повлекло за собой немедленного возобновления военных действий. Мориц продолжал слать гонцов в Брюссель, повторяя свое согласие на новое перемирие, если Испания откажется от требуемых уступок. Шесть месяцев спустя, в сентябре, Мориц заверил (и повторил свои уверения снова, после смерти эрцгерцога Альберта в июле) испанские власти в Брюсселе, что если Испания согласится возобновить перемирие, он готов рассмотреть вопрос о снятии блокады с устья Шельды и, возможно, договориться о некоторых уступках в Индиях{1495}. Ни Генеральные Штаты, ни штаты Голландии не имели точных сведений об этих закулисных переговорах Морица — отчасти шедших через посредство великого художника Рубенса в Антверпене — с Изабеллой в Брюсселе. Но в Гааге и столицах голландских провинций, так же как в Антверпене и Брюсселе, стало хорошо известно, что штатгальтер ведет секретный диалог с инфантой и Испанией и что он склоняется к возобновлению перемирия{1496}. Эти слухи беспокоили жестких контрремонстрантов и регентов «из партии войны», желавших возобновления борьбы и учреждения Вест-Индской компании, и породили в частных беседах немало язвительных комментариев об окружении штатгальтера и методах управления Республикой.