ИНСТИТУТЫ ГОРОДСКОЙ ЖИЗНИ: ЦЕХА, ОПОЛЧЕНИЕ, ПАЛАТЫ РИТОРОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Экономическая жизнь в городах Нидерландов и северо-западной Германии была глубоко опутана цеховой системой. Каждый город мог похвастаться множеством цехов, в Антверпене их насчитывалось свыше 100, а в большинстве крупных городов — несколько десятков. Главные цеха, как это было на протяжении столетий, продолжали оставаться самыми влиятельными органами городской жизни. Они охватывали весь спектр экономики, в них входили разные виды купцов и торговцев, объединенные в цеха, также как ремесленники, содержатели лавок, представители свободных профессий, извозчики и портовые грузчики. Как и в остальной части Европы в XVI в., производство в городах в основном было сосредоточено в небольших мастерских, и часто один-единственный мастер работал на себя, имея в помощниках нескольких подмастерьев и поденщиков. Цеха и их уставы пользовались поддержкой и поощрением городских властей, и они всегда оказывали сильное влияние на экономическую жизнь, иногда доходящее до ее полного удушения.

Во всех городах существовали цеха пекарей, мясников, торговцев рыбой, бакалейщиков, портных, сапожников, а также, зачастую, носильщиков и лодочников, и там, где существовала текстильная промышленность, ткачей, сукновалов, красильщиков и т.д. Самая важная функция цехов состояла в закреплении права на участие в любой торговой или экономической деятельности только за членами своей корпорации, которые должны были быть общепризнанными жителями города и обладать соответствующей квалификацией, а также платить членские взносы. От членов цеха также ожидалось согласие с оговоренными условиями выполнения работ, формами контроля за качеством продукции — пункт, на котором часто акцентировали внимание городские власти, — и иногда еще и предписанными ценами на продукцию. Таким образом, основной целью цехов было ограничение конкуренции, регулирование продукции и, в первую очередь, обеспечение некоторой уверенности в завтрашнем дне для полноправных членов; в то же время, цеха в определенной степени защищали потребителя от фальшивых или некачественных товаров{380}. Существенной частью их деятельности, которая становилась более или менее приоритетной в зависимости от экономических и демографических обстоятельств, были дискриминационные меры против чужаков в пользу сыновей членов цеха. В Генте в начале XVI в. цех пивоваров ограничил прием в свои ряды, зарезервировав его почти целиком за сыновьями уже состоявших в нем мастеров{381}.

Все цеха имели собственную символику, коллекции церемониальных предметов и палаты для заседаний; основные цеха в крупных городах владели цеховыми домами, которые часто принадлежали к числу самых внушительных городских зданий. До начала Реформации все они также участвовали в религиозных празднествах и процессиях и содержали собственные часовни и алтари в приходских церквях. Из своих членских взносов и сумм, собранных по подписке, они покрывали административные издержки и спонсировали культурные, социальные и религиозные события и празднества, которые проводили. Цеха также вносили существенный вклад в плеяду городских благотворительных учреждений, уделяя особое внимание оказанию помощи заболевшим, потерявшим трудоспособность или престарелым членам цеха и их семьям.

Корпоративный и регламентирующий дух цехов самым тесным образом переплетался с нуждами городского управления. Трудовая деятельность в городах всегда была подчинена очень высокой степени регуляции. Торговцы рыбой, например, могли продавать ее только на городском рыбном рынке, придерживаясь целого ряда правил. Более того, по мере того как промышленность и экономика Голландии и других северных провинций на протяжении XVI в. (до 1580-х гг.) все больше погружались в застой, главные цеха, регулирующие ткачество, пивоварение и розничную торговлю, стремились расширить свой контроль и ужесточить свои предписания, чтобы обеспечить максимальную защиту своим членам и не допустить в город товары и конкурентов извне.

У художников также был свой цех, названный в честь Святого Луки, и опять-таки, в каждом городе, где они проживали, они имели тщательно отлаженную администрацию, с уплатой членских вносов, квалификационными разрядами и уставами. Несомненно, они привносили корпоративный дух в творческую деятельность в главных центрах Нидерландов, и продолжали делать это, учредив свои цеха и в таких городах, как Роттердам (1609 г.), где в предыдущем десятилетии их не было. Цеха по-прежнему играли ведущую роль в жизни художников в Голландии в XVIII в.{382}

Цеха представляли собой единую сеть корпораций, образуя один из главных институтов городской жизни. Но существовали и другие. Также ключевым компонентом являлись роты ополчения, или schutterijen, главный инструмент поддержания порядка и подавления волнений в городах, а также, в случае необходимости, их защиты. Голландские городские ополчения были метко названы «элитой второго ранга»: они занимали более высокое положение в социальной иерархии, чем наемные рабочие, но ниже, чем патриции{383}. Часто в них входили ремесленники, лавочники или торговцы молочными продуктами, сельдью или строевым лесом. Беднякам и наемным рабочим доступ в ополчение был фактически закрыт из-за сравнительно высокой стоимости приобретения экипировки и оружия и необходимости покрывать за свой счет издержки ополчения, особенно по части еды и питья. Исследования показали, что в лейденском ополчении едва ли 5% принадлежали к беднейшей половине населения. Подавляющее большинство ополченцев происходило из более состоятельной и влиятельной среды. Еще с конца XIV в. в нидерландских городах сложилась тенденция содержать от 100 до 150 солдат на каждые 5000 человек населения{384}. Так, в Лейдене и Харлеме в рядах ополчения в 1580-х гг. состояло в общей сложности около 400 человек, тогда как Амстердам содержал порядка 600 ополченцев. Офицеры рот ополчения обычно были тесно связаны с членами городского управления.

По своей организации и методу вербовки ополчения очень напоминали цеха и, действительно, назывались цехами стрелков (schutters). Как и цеха, они были не только функциональным, но и культурным, социальным и религиозным учреждением. Ополченцы регулярно собирались вместе для тренировки в стрельбе и по случаям, связанным с общественной жизнью, таких как участие в парадах и патрулировании городских ворот и стен. У каждой роты было свое собственное здание с примыкавшим к нему стрельбищем, и в летние месяцы оно обычно использовалось для проведения ежемесячных соревнований по стрельбе, которые заканчивались изысканными праздниками. Как и другие цеха, каждая рота имела собственные эмблемы, тарелки для сбора пожертвований и пышные наряды. С 1520-х гг., начиная с Амстердама, вошло в обычай вывешивать большие групповые портреты членов рот ополчения. В Амстердаме с 1522 г. существовали три роты ополчения, или цехов стрелков, состоявшие из 12 подразделений по 17 ополченцев в каждом. Старейший дошедший до наших дней групповой светский портрет ополченцев, или schuttersstuk, был написан в Амстердаме в 1529 г., изображая все подразделение из 17 человек. Первый групповой портрет ополченцев, на котором стрелки запечатлены сидящими вокруг стола, отмечая (хотя и довольно скромно) какой-то праздник, датируется 1529 годом.

Устройством праздников также занимались, и, опять-таки, были важным инструментом городской жизни и на севере, и на юге страны палаты риторов, или rederijkerskamers, ответвление французских «великих риторов» (rh?toriqueurs)[49], которые процветали в Нидерландах с начала XV в.{385}В XV в. эти группы, состоявшие из поэтов и актеров-любителей, главным образом разыгрывали благочестивые миракли и мистические пьесы. Но к 1520-м и 1530-м гг. гуманизм и его широкомасштабное влияние изменили деятельность риторов самым революционным образом, точно так же, как гуманизм радикально трансформировал религиозное искусство (см. стр. 61–62 выше). Новый кругозор не изменил ни позднесредневековой корпоративной организации этих литературных цехов, ни формы и народной атмосферы их представлений, но трансформировал их содержание, привнеся в него нравоучительные комментарии, аллегории, основанные на классической мифологии, и, зачастую, библейские сюжеты с тонко замаскированными актуальными посланиями, обращенными к зрителям{386}.

По своей организации палаты риторов напоминали цеха и ополчения. У них также были свои уставы и залы для собраний, и они управлялись диаконом и руководящими советами. Их деятельность носила социальный, общегородской и религиозный характер, наряду со специфическим театральным и литературным уклоном. До Реформации они играли выдающуюся роль в устройстве религиозных праздников и торжеств. Но, как и остальная часть общества, в 1520-х и 1530-х гг. они глубоко прониклись протестантскими идеями, как и эразмианскими воззрениями, и их настрой быстро стал антисакраментальным и враждебным иконам и священным реликвиям{387}. Что вполне объяснимо, это навлекло на них подозрения, если не открытую враждебность, со стороны Церкви и габсбургских властей, и много сценических постановок подверглось цензуре или же было запрещено Хофом Голландии и другими судебными органами{388}. Это привело к тому, что палаты риторов стали бастионом той же самой разновидности скрытого, подспудного протестантизма, которым было охвачено общество в целом. Они специализировались на завуалированном высмеивании старой Церкви и активной пропаганде негативного отношения к ней среди народных масс.