19. ПАДЕНИЕ РЕЖИМА ОЛДЕНБАРНЕВЕЛЬТА, 1616–1618
В 1609–10 гг. спор между арминианами и гомаристами распространился на все Соединенные Провинции, вверг общественную Церковь в смуту и выбил из колеи городские и провинциальные органы управления. Вследствие вмешательства Олденбарневельта и Штатов Голландии на стороне арминиан, между 1610 и 1614 гг. был принят ряд политических инициатив, благодаря которым временно удалось остановить смуту и стабилизировать обстановку в государстве и обществе под эгидой голландских регентов.
В эти годы Олденбарневельт и другие главы Штатов Голландии (с 1613 г. в их число входил также Гроций) продемонстрировали и решимость, и политическое мастерство. Ситуация была сложной и чреватой множеством ловушек, но регенты и их сторонники в Церкви, разделяющие идеи ремонстрантизма, шаг за шагом теснили своих противников. Для подавления волнений в Утрехте в 1610 г. была успешно применена армия. У штатгальтера (хотя частным образом продолжавшего сопротивление Олденбарневельту) оказались связаны руки. С помощью арминианской партии в Оверэйсселе и округе Неймеген в Гелдерланде Голландия смогла помешать большей части семи провинций поддержать созыв Национального Синода, по крайней мере, до 1617 г., пока партия Олденбарневельта удерживала за собой инициативу. Кроме того, в Голландии и Утрехте контроль ремонстрантов над кафедрами проповедников в большинстве городов привел к «ремонстрантизации» Церкви в тех местах, где позиции ремонстрантов были достаточно сильными. Наконец, английская корона, потенциальный союзник контрремонстрантов, после 1617 г. снова благополучно предпочла остаться в стороне.
Хотя штатгальтер неофициально признался, что был неспособен возглавить теологическое противостояние, его симпатии отчетливо проявились уже во время волнений в Алкмаре в 1610 г., когда гомаристы открыто объявили о своей преданности «Дому Нассау»{1358}; он также поддержал кампанию, направленную против Ворстия. Но в Алкмаре и Утрехте гомаристы потерпели поражение, и в 1610–16 гг. Мориц избегал слишком близких контактов с ними{1359}. Не было смысла нарушать порядок в государстве и доводить положение до критической точки, если другая сторона казалась достаточно сильной, чтобы можно было рассчитывать на победу над ней, или заводить противостояния в тупик, который мог привести только к гражданской войне и гибели государства. В течение определенного времени у Морица просто не было другого выбора, кроме как занимать нейтральную позицию; и с той поры, как арминиане держали под своим контролем общественную Церковь в Гааге, он продолжал посещать проповеди Уттенбогарта в Бинненхофе. Между 1610 и 1615 гг. у Олденбарневельта были определенные основания уверенно себя чувствовать, хотя он был слишком склонен принижать значение контрремонстрантов, называя их чужаками, сборищем «пуритан, главным образом фламандцев или фризов»{1360}. Свержение режима Олденбарневельта вовсе не было предопределено и до 1616 или 1617 гг. казалось маловероятным. Однако корни поражения крылись далеко в прошлом, и было очевидно, что около 1615 г. он (и Гроций) упустили инициативу в политике. Начиная с этого времени, власть правящей группы постепенно начала ослабевать.
Падение Олденбарневельта и партии большинства в Штатах Голландии, самой либеральной группы на голландской политической сцене, можно объяснить тремя главными причинами. Во-первых, они потерпели неудачу в попытке восстановить единство в Штатах Голландии. В 1614-16 гг. в результате принятия декрета Гроция «О церковном мире» над умеренной контрремонстрантской группой взяли верх, хотя и не полностью, «ястребы» во главе с бургомистром Амстердама Паувом, который предпочел заключить союз с другими провинциями против Олденбарневельта вместо того, чтобы восстановить гегемонию Голландии над остальной частью Республики{1361}. Этот фактор объясняется больше экономическими и политическими, чем религиозными и идеологическими соображениями. В первую очередь, правящая группировка в Амстердаме, покровители Петра Планция и его бескомпромиссных контрремонстрантов, не простила Олденбарневельту заключение перемирия и принесение в жертву интересов колониальной торговли{1362}.
Во-вторых, это было продолжающееся упрочение позиций контрремонстрантов среди проповедников и консисторий общественной Церкви в Голландии, несмотря на прогресс «ремонстрантизма» во многих голландских городах. Только в крупных городах регенты имели возможность оказывать давление на проповедников. За их пределами они не располагали средствами уничтожения засилий контрремонстрантов. Из 15 классис, составлявших общественную Церковь в Голландии, 5 были убежденными контрремонстрантами — классис Амстердама, Дордрехта, Энкхейзена, Эдама и Горкума. В остальных арминианские городские советы изгнали из городов контрремонстрантские элементы, или даже, как в Лейдене и Харлеме, выработали modus vivendi с преимущественно контрремонстрантскими консисториями, которыедо 1617 г. избегали серьезных трений, но были неспособны навязать свою волю классис в целом{1363}.
Там, где у власти находились арминиане, регенты перешли в наступление на контрремонстрантских проповедников, которые бросали вызов их авторитету, и ревностно подавляли сепаратистские тенденции среди поддерживавших контрремонстрантов горожан. В Утрехте арминианский магистрат, согласно сведениям католической верхушки, после 1610 г. был столь же нетерпим к «гомаристам», как и к католикам{1364}.
В Хорне, где прихожане и консистория в августе 1614 г. раскололись на две партии, городской совет удалил контрремонстрантов из консистории, изгнал единственного городского контрремонстрантского проповедника и разогнал тайное молитвенное собрание контрремонстрантов{1365}. В Роттердаме, где контрремонстрантское меньшинство попыталось обособиться и создать отдельную общину в 1614–15 гг., Гроций воплотил на практике свою философию свободы совести (без свободы вероисповедания), не разрешив устраивать раскол в общественной Церкви{1366}. В Гааге арминианская консистория успешно сдерживала контрремонстрантского проповедника Хенрика Росаэса и его сторонников до 1615 г.; когда же в этом году возникла откровенная трещина между Росаэсом и Уттенбогартом, Росаэс был лишен прихода и отправлен в изгнание. В Гааге до 1617 г. не позволялось учреждать даже небольшую контрремонстрантскую конгрегацию.
Но в голландской сельской местности и в предместьях, в том числе таких, как Делфтсхавен и Рисвик, непосредственно примыкавших к Роттердаму и Гааге, царила контрремонстрантская теология. Английский посол, сэр Дадли Карлтон, преувеличивал в своем отчете в 1617 г., что «деревни, как в Голландии, так и в других провинциях [оставались] всецело на стороне контрремонстрантов»{1367}. В действительности, существовала полоса деревень, к которым относились Беркель, Хазерсвуд, Вармонд и Зевенхейзен, протянувшаяся через Южную Голландию и Утрехт до сельской местности неймегенского округа Гелдерланда и Оверэйсселя, где проповедники и сельчане симпатизировали ремонстрантам{1368}. Но точно так же не вызывает сомнений, что большинство деревенских жителей в Южной Голландии и почти все сельские обитатели в Северной Голландии были контрремонстрантами.
В результате, здесь не было ни единого классис, который полностью разделял бы ремонстрантские взгляды. Из 10 классис, которые не были преимущественно контрремонстрантами, четыре — классис Роттердама, Алкмара, Хорна и Бриля — разделились на враждующие фракции к 1615 г., а еще два — Гауды и Вордена — раскололись в следующие два года. В остальных — Харлема, Делфта и Лейдена — также в явной или скрытой степени наблюдалась тенденция к расколу{1369}.
Третий, и последний фактор сыграл решающую роль в нарушении сложившегося равновесия. Это были растущие волнения в среде голландского городского населения, — ключевой элемент кризиса 1617–16 гг., который дестабилизировал государство и предоставил Морицу возможность свергнуть Олденбарневельта, не доводя обстановку до парализующего тупика или гражданской войны. К 1616 г. общественные беспорядки в голландских городах уже немало беспокоили регентов. Одним из их главных элементов было тлеющее возмущение давно обосновавшихся в городах выходцев из южных Нидерландов, которые чувствовали себя ущемленными в правах во многих сферах гражданской жизни, включая членство в городской милиции и командование ею, а также городскую благотворительность. Тот факт, что Арминий был голландцем, а Гомар — фламандцем, подчеркивал теолого-культурный раскол, существовавший в голландских городах. В консисториях Лейдена и Харлема заправляли южане, воинствующие контрремонстранты, задетые за живое тем, что люди, которые благодаря своим навыкам в ткацком деле создали новое богатство этим городам, оказались отстранены от участия в городском управлении и не имеют доступа в регентские круги. Олденбарневельт и бургомистр Хофт были лишь двумя из многих голландцев со стороны ремонстрантов, которые с неприязнью относились к кальвинистской ортодоксии иммигрантов-южан. Когда лейденский городской совет в 1615 г. попросил нового ремонстрантского профессора теологии, Епископия, регулярно читать проповеди в городе, он отказался, заметив, что не хочет подвергаться цензуре со стороны «господ фламандцев» из консистории.
Но кальвинистский пыл многих иммигрантов не был чем-то новым в создавшемся положении, и, когда Хофт с Епископием жаловались на «фламандское» влияние, они имели в виду в первую очередь проповедников и состоятельных владельцев мануфактур и купцов в консисториях, а не иммигрантское трудовое население{1370}. Противоречия в мануфактурных городах вступили в решающую фазу только с 1616 г. и объяснялись, по меньшей мере, отчасти, экономическими причинами. Двенадцатилетнее перемирие стимулировало рост голландской коммерции в Европе, за исключением зеландской транзитной торговли. Оно было также периодом бурного расцвета мануфактур, особенно в текстильных отраслях. Но хотя города, где были сосредоточены мануфактуры, быстро росли, наряду с объемом выпускаемой продукции, перемирие характеризовалось также растущей конкуренцией со стороны возрождающихся индустриальных округов южных Нидерландов, вызванной снижением тарифов на импорт в Республике с 1609 г. и возобновлением поставок балтийской шерсти и другого сырья во Фландрию. После 1609 г. на голландский рынок из Фландрии и Брабанта хлынул поток «новых гобеленов» и полотна. Это устраивало голландских купцов, имевших теперь два источника поставок тканей и полотна, которые они отправляли на экспорт, тогда как отпускные цены стали падать. Но изменение экономических условий нанесло тяжелый удар по материальному положению рабочих, для которых перемирие стало временем резкого снижения заработков, роста арендной платы и усиления эксплуатации купечеством{1371}. Существовало также несколько отраслей промышленности, особенно, ткачество, продукция которых не предназначалась для экспорта на заморские рынки, но столкнулась с теми же проблемами высоких цен и растущего соперничества с югом, как и другие отрасли.
Таким образом, экономическое давление привело к ухудшению условий жизни ремесленного населения в мануфактурных центрах и нашло свое выражение, по меньшей мере, частичное, в том, что народные массы все больше проникались духом воинствующего контрремонстрантизма. Это явление никоим образом не ограничивалось иммигрантским пролетариатом, трудившимся в текстильной промышленности: оно получило широкое распространение и в крупнейших, и в некоторых малых городах. Но справедливости ради следует сказать, что оно приняло особенно ярко выраженную форму среди иммигрантов. Так, был отмечен ряд случаев, когда неблагоприятное воздействие экономической конъюнктуры перебрасывалось на теологическую и политическую сцену лишь в ограниченном масштабе. В августе 1616 г. серьезное восстание вспыхнуло в Делфте, городе, где было сравнительно немного иммигрантов, но в котором сложилась особенно тяжелая экономическая ситуация из-за кризиса в ткацкой индустрии, бывшей основой городской экономики{1372}. Но здесь теологическая составляющая была не особенно заметна. Волнения, кульминацией которых стал захват городской ратуши, были по сути своей протестом против высоких цен на хлеб и ухудшение условий жизни. В ряде случаев народные движения происходили под знаменем контрремонстрантизма, например, в Гауде, преимущественно арминианском городе, где контрремонстранты в январе 1617 г. осмелились подать петицию штатгальтеру, не поставив в известность об этом городской совет, прося дать разрешение на учреждение своей отдельной реформатской конгрегации. Этот вызов регентам, опиравшийся на притязания, что городской совет не имеет церковной юрисдикции, так взбесил городской совет Гоуды, что он подверг наказанию двух вождей движения и лишил трех других гражданства, в результате чего они утратили членство в городских гильдиях. Было выявлено около 80 представителей контрремонстрантской группировки в Гауде, около 60% из которых были южанами-иммигрантами, главным образом, текстильными рабочими{1373}. Но во всех крупных мануфактурных городах, а также в Амстердаме, большинство рабочих сочувствовало контрремонстрантам, хотя самые ярко выраженные антиарминианские настроения преобладали среди южан-иммигрантов.
К 1617–18 гг. народная контрреформация стала представлять открытую угрозу для власти регентов в Голландии. В Утрехте, впрочем, были слабые признаки воинствующего народного кальвинизма, единственная оппозиция официальному арминианству заключалась в том, что каждое воскресенье несколько диссидентов уходили из города для присутствия на «истинно христианских реформатских богослужениях» в соседнем контрремонстрантском Вианене{1374}. (По контрасту, соседние свободные сеньории Кулемборг и Бюрен были стойкими ремонстрантами). Но во многих голландских городах многие «Грязные гезы» (Slijkgeuzen), как их называли, демонстрировали свою оппозицию тем, что каждое воскресенье тянулись из города большими колоннами в контрремонстрантские церкви в сельской местности. В Гааге к лету 1616 г. около 700 человек ходили каждое воскресенье слушать проповедь Росаэса в Рисвик.
К началу 1617 г. в воздухе витали явные признаки восстания. В январе волнениями были охвачены Гаага и Бриль, причем в последнем случае местный гарнизон отказался прийти на помощь магистрату, не получив соответствующего приказа от штатгальтера. В Гааге атмосфера настолько накалилась, что Уттенбогарт был близок к отчаянию. 9 июля толпа контрремонстрантов силой захватила заброшенную Монастырскую церковь в центре Гааги и учредила там конгрегацию, которую городские власти не осмелились разогнать. Как сообщалось, на богослужения в этом храме собиралось больше прихожан, чем на арминианские службы в главных городских церквях. Этот эпизод, наряду с решением Морица самому посещать богослужения в Монастырской церкви, произвел глубокое впечатление, будучи четким признаком растущей слабости режима Олдебарневельта.
В Амстердаме контрремонстранты перешли к активным действиям в феврале 1617 г. Толпы юнцов начали совершать нападения на ремонстрантские молитвенные собрания{1375}. Несколько домов ремонстрантов были разграблены. Не избежал крупных волнений и родной город Арминия — Оудеватер, где 3 мая 1617 г. толпа ремесленников заставила арминианский городской совет отменить свой же указ о смещении с кафедры контрремонстрантского проповедника Яна Лидия{1376}. По соседству был размещен военный гарнизон, но регенты снова не получили поддержки.
Растущая вовлеченность в партийную борьбу народных масс находила отражение в неуклонном росте количества голландскоязычных памфлетов и трактатов, посвященных арминиано-гомаристским противоречиям. От приблизительно 50 памфлетов, опубликованных в 1613 г., и такого же числа в 1614 г., их количество выросло до 80 в 1615 г., свыше 100 в 1616 г., 175 в 1617 г. и более чем 300 в 1618 г.{1377} Обе стороны вели теолого-политическую полемику с большим азартом: со стороны ремонстрантов особенно страстно отстаивали свои положения роттердамский проповедник Николас Гревинсховен и его утрехтский коллега Якоб Таврин. Но, как ни странно, в стране, изобиловавшей художниками — и где Революция открыла обширное поле деятельности для искусства карикатуры и политических изданий — параллельная волна наглядной агитации отсутствовала до самого крушения режима в 1618 г. Наиболее яркий представитель политической печати той эпохи, Адриан ван де Венне (1589–1662) начал выполнять карикатуры, такие, как «Праведное сито» (1618) — изображавшую большое сито, которое держали в руках члены Генеральных Штатов при помощи Морица, и через которое проваливались Олденбарневельт и арминианская верхушка — только когда политическое соперничество уже закончилось{1378}. На ранней картине ванде Венне, «Ловля душ» (1614), группа ремонстрантских теологов, включая Ворстия, показана на одной стороне с контрремонстрантами, напротив католиков, без всякого намека на распрю, скорее подразумевая единство, а не разногласия представителей обоих лагерей перед лицом общего противника. Как представляется, до 1618 г. все городские советы и провинциальные Штаты, вне зависимости от их теологических взглядов, воздерживались от нападок на Адвоката или Штаты Голландии в публичной печати. Это служит параллелью к тому факту, что печатная полемика того времени кипела вокруг теологии и теологов, но воздерживалась от всяких намеков на Олденбарневельта и Штаты Голландии, равно как и Морица.
Гроций, элитарий с головы до пят, с пренебрежением относился к желчному стилю пропагандистской войны. Тем не менее он тоже вступил в борьбу, опубликовав то, что Слейд назвал его «длинной и напыщенной речью», — многословное разглагольствование, с которым он выступил в качестве делегата Штатов Голландии перед амстердамским городским советом в апреле 1616 г. в виде последнего средства убедить Амстердам не сопротивляться церковной политике режима{1379}. В этом тексте Гроций объяснял свою религиозную идеологию «общественной Церкви», по современным понятиям гремучую смесь терпимости и нетерпимости, настаивая на незаменимости и неделимости общественной Церкви и необходимости для государства поддерживать ее гегемонию над другими Церквями, так как она является основой социальной, моральной (и, в конечном счете, политической) стабильности; «даже в королевствах разделение общественной религии чрезвычайно опасно; но в республиках оно становится сущим бедствием»{1380}. Но это внешнее единство должно было сочетаться с внутренней терпимостью и доктринальной гибкостью. Пока фундаментальные догматы христианского вероучения оставались незыблемыми, те из них, которые носят второстепенный характер, должны быть открыты для дебатов. Республика, которая даровала свободу совести, доказывал он, подвергается постоянному риску распада из-за стремления к доктринальному единообразию: бескомпромиссный конфессиональный подход может привести только к внутренним разногласиям, поэтому, если гомаристы и дальше будут упорствовать, они разорвут общественную Церковь на враждующие части. Гроций приводил в пример спектр голландских анабаптистов, «среди которых уже существует столько сект, что едва ли кто-нибудь упомнит их количество или все их названия»{1381}.
Гроций пытался отделить фундаментальные догматы христианской веры, включая Троицу, от вторичных элементов, включая предопределение, где конфессиональное единство было недостижимым. В основе его христианской республиканской идеологии лежало использование гуманистической учености в кампании по убеждению общества, что Штаты Голландии и общественная Церковь, поддерживаемая Штатами, полностью привержены истинному христианству, но одновременно отвергают догматическую нетерпимость, сохраняя широкую, но также узаконенную, терпимость к отличающимся доктринам среди ее проповедников. При помощи Воссия Гроций в этот критический момент посвятил много времени изучению пелагианства и социнианства — учениям, склонностью к которым контрремонстранты с самого начала заклеймили Арминия, Ворстия и всех ремонстрантов. Гроций, который устроил назначение Ворстия регентом в колледж Штатов в Лейдене в 1615 г., всячески поощрял изучение им пелагианства и полупелагианских ересей{1382}. Цель 800-страничной «Historia Pelagianismi» Ворстия (Лейден, 1618) заключалась в том, чтобы доказать отличие ремонстрантов от пелагиан. Подобным образом, в своей «Defensio… adversus Faustus Socinum», изданной годом ранее, Гроций намеревался показать, что ремонстранты не были социнианами, и тем самым очистить ремонстрантов и правящий режим от самых вредоносных обвинений его противников, неопровержимо утвердив веру в Троицу{1383}. Однако, доказывая это, он столкнулся с такими трудностями, что его труд в конечном счете просто продемонстрировал слабость аргументации против антитринитаризма.
Контрремонстрантские теологи подвергали нападкам Гроция, Ворстия и Друзия, светоча религиозной мысли Франекера, который после продолжительного молчания публично заявил о своей поддержке учения ремонстрантов, набросившись на Любберта, которого он (как и Гроций) обвинял в намерении распространить, вместо того, чтобы пресечь, социнианство в Соединенных Провинциях. Любберт попытался организовать теологическую контратаку в университетах{1384}, но контрремонстрантам не хватало эрудиции их соперников. Особую известность приобрел конфуз, постигший нового профессора, Херманна Равенспергера из Гронингенского университета. Опубликовав свой ответ Гроцию о социнианстве, который, по замыслу автора, должен был не оставить и камня на камне от его труда, он получил в ответ такую уничтожающую отповедь от Ворстия, что от него пострадала репутация университета{1385}. «Сенат» Гронингенского университета был вынужден приказать своему бездарному представителю умолкнуть.
Арминиане выиграли интеллектуальную битву, но проиграли политическую. К лету 1617 г., после волнений в Амстердаме, Гааге, Бриле и Оудеватере, и открытой поддержки контрремонстрантов штатгальтером, атмосфера стала настолько угрожающей, что Олденбарневельт и его союзники чувствовали себя, как в осажденной крепости. Власть над Голландией ускользала из их рук. Чтобы укрепить свое неустойчивое положение, они пошли в августе 1617 г. на шаг, который предвосхищал финальный акт драмы и привел к падению режима. Это было принятие так называемой «Решительной Резолюции», утвержденной, несмотря на решительные возражения шести городов, известных в кругах гомаристов под названием «добрых городов» — Амстердама, Дордрехта, Энкхейзена, Эдама, Скедама и Пурмеренда. «Решительная Резолюция» от 4 августа 1617 г. наделила голландские города полномочиями вербовать специальные вооруженные отряды, известные как «ваардгельдеры» (waardgelders), для поддержания порядка в каждом городе. Они должны были приносить присягу муниципалитету, на жаловании у которого находились{1386}. Резолюция также объявляла, что все подразделения регулярной армии, которые находились на содержании Голландии, должны были в первую очередь соблюдать верность провинциальным Штатам, а не Генеральным Штатам. Это утверждение, что суверенитет в Соединенных Провинциях принадлежит всецело провинциальным властям, вызвало неописуемый гнев контрремонстрантов. Всегда заботившиеся о том, чтобы подчеркнуть свой патриотизм, поддерживая Унию в политике, как и кальвинистскую ортодоксию в Церкви, сторонники «доброго дела» использовали «Решительную Резолюцию» для того, чтобы обвинить своих оппонентов в предательстве национальных интересов и даже в скрытом пособничестве Испании. Штатгальтер Мориц объявил «Решительную Резолюцию» «оскорблением истинной реформатской религии и нашей особы»{1387}. К 1617 г. контрремонстранты открыто заявили о противопоставлении ремонстрантов и «истинной христианской реформатской религии», словно это были два отдельных вероисповедания, вступивших в конфликт, который должен был привести к еще более худшим последствиям. Пошли разговоры о гражданской войне. Мориц, видя опасность, действовал, как и в большинстве своих военных кампаний, с величайшей осторожностью.
Трения охватили большинство голландских городов. Не остался в стороне и Утрехт, в котором царило спокойствие, напоминавшее затишье перед бурей, но где городской совет, понимая, что ситуация «во многих местах в Голландии все больше и больше вела к распре и раздорам под предлогом религии»{1388}, и что в самом Утрехте также весьма вероятно возникновение беспорядков, после принятия «Решительной Резолюции» нанял для службы в Утрехте 600 ваардгельдеров{1389}. Когда войска прибыли на место, городской совет провел новую чистку городской милиции от воинствующих контрремонстрантов, ссылаясь в оправдание своих действий на тревожное положение в Лейдене.
Действительно, наибольшей остроты противостояние достигло в Лейдене, городе, который Карлтон в 1617 г. называл «источником этих распрей»{1390}. К сентябрю 1617 г. городской совет так опасался неизбежной вспышки народного гнева и нападения на ратушу{1391}, что принял решение перегородить и окружить баррикадами центр города (см. илл. 11), приказав ваардгельдерам нести дежурство на баррикадах и сдерживать враждебные скопища людей на расстоянии. 3 октября — в годовщину снятия великой лейденской осады — произошли стычки между горожанами и ваардгельдерами, в которых несколько солдат были ранены брошенными камнями, а один убит{1392}. Испытывая сомнения в надежности милиции, регенты попытались обезопасить свое положение, утвердив в январе 1618 г. новую присягу. Изъяв из текста присяги сакраментальную фразу, принятую во время Революции, которая обязывала милицию относиться к Филиппу II и его «приверженцам» как к врагам, регенты заменили ее обязательством оказывать помощь бургомистрам при подавлении всех народных бунтов. Это была очевидная попытка склонить милицию к поддержке регентов в случае контрремонстрантских протестов среди горожан{1393}. В результате многие отказались присягать, и от 500 до 600 человек в итоге были исключены из рядов милиции. Вскоре после этого милиция подверглась чистке и в Харлеме.
Летом 1617 г. поляризация общества и голландских регентов достигла своего апогея. Всякая видимость единства отныне была отброшена, и Штаты Голландии раскололись на два враждующих блока. Делфт, где проповедники и большинство регентов были арминанами, но трудовое население, как и в других мануфактурных городах и Амстердаме, в подавляющем большинстве контрремонстрантами, проголосовал за «Решительную Резолюцию». Но, запуганная ростом враждебных настроений среди населения и волнениями в начале сентября, в новой церкви в Делфте (где находился мавзолей Вильгельма Молчаливого), большая часть городского совета отвергла арминианство, взяв верх над бургомистром, Эвоутом ван дер Дессеном, верным союзником Олденбарневельта{1394}. Делфт вернулся к настороженному нейтралитету, а вскоре стал склоняться к поддержке штатгальтера. Городской совет Делфта согласился поддержать требование о созыве Национального Синода в декабре 1617 г.{1395} Стойкие арминианские города — Роттердам, Лейден, Харлем, Гауда, Алкмар, Хорн, Бриле и Схонховен — в течение лета стали проводить отдельные заседания своих представителей в Гааге{1396}. Контрремонстрантские города сделали то же самое.
Мориц неустанно подтачивал основы власти Олденбарневельта, разослав письма к голландским регентам, которые сопротивлялись Олденбарневельту или которых можно было склонить к этому{1397}. Он постоянно поддерживал связь с бургомистром Паувом в Амстердаме и забрасывал своими посланиями городские советы Мидделбурга и Монникендама, колеблющихся городов, чьи представители отсутствовали в Гааге 4 августа, в день принятия «Решительной Резолюции», убеждая их выразить протест как против содержания резолюции, так и против того способа, которым она была принята. Он подбивал контрремонстрантских регентов в ремонстрантских городах — особенно Якоба ван Броунховена в Лейдене — организовать сопротивление своим коллегам и убеждать отколовшиеся города, такие как Делфт, Медемблик и Монникендам, поддержать созыв Национального Синода. В конце 1617 г. штатгальтер объехал несколько южноголландских городов в сопровождении своей личной охраны, пытаясь ускорить процесс отхода от правящей арминианской группировки. Его действия все больше тревожили сторонников Олденбарневельта, и ходили упорные слухи о его намерениях. В городах, в которых он побывал, он внушал регентам, что Церковь и государство постигнет неизбежная катастрофа, если не будет срочно созван Национальный Синод для решения церковных дел. Он также пытался, по словам Карлтона, «оправдаться от обвинений, выдвинутых против него его врагами, в том, что он добивается единоличной власти в стране»{1398}.
В течение следующих недель после принятия «Решительной Резолюции» широко распространились ожидания, что Мориц скоро совершит военный переворот, свергнув Олденбарневельта и арминиан. Многие ожидали этого после мятежа в Лейдене в октябре 1617 г., когда Мориц лично прибыл в Бриль, сменил гарнизон и утвердил свою власть над ним, уверенные, что эти события были лишь предвестием более грозной схватки с Делегированными Советами Голландии. Но штатгальтер до определенного времени предпочитал держаться на заднем плане, опасаясь ощутимой поддержки, которой режим Олденбарневельта еще пользовался в Голландии и за ее пределами. Желая избежать гражданской войны и слишком явного нарушения всех принятых процедур, Мориц признавал необходимость более основательно подготовить почву к предстоящей решающей схватке.
В первые месяцы 1618 г. Олденбарневельт перенес ряд поражений. В январе Мориц приехал в Неймеген и сделал шаг, на который прежде не осмеливался — хотя и утверждал, что уполномочен сделать это по условиям назначения его в 1591 г. штатгальтером Гелдерланда. В сопровождении канцлера Гелдерланда, Герлаха ван дер Капеллена (1543–1625), главы контрремонстрантского рыцарства округа Зютфен, Мориц провел чистку городского совета Неймегена, заменив его членов из числа арминиан контрремонстрантами. Новый городской совет пересмотрел позицию Неймегена по вопросу о Национальном Синоде и в апреле 1617 г. уволил трех городских проповедников-арминиан{1399}. Еще одно унижение для арминиан имело место в Хёсдене, в котором, как в капле воды, отразились трения, сотрясавшие тогда Республику. В городе был ремонстрантский городской совет, но преимущественно контрремонстрантское население. В нем проживало также два самых способных реформатских проповедника Соединенных Провинций, но занимавших противоположные стороны: Йохан Гревий из Клеве, один из тех, кто подписал Ремонстрацию 1610 г., и недавно прибывший Гисберт Воэций, ревностный контрремонстрант, которому в последующие десять лет суждено было стать ведущим глашатаем кальвинистской ортодоксии в Республике. Во избежание народного вмешательства в выборы в городской совет 1618 г., голландские Делегированные Советы отправили делегацию во главе с Гроцием, которой было поручено наблюдать за выборами и гарантировать, что город сохранит верность арминианству. Был сформирован новый арминианский городской совет. Но едва только наблюдатели уехали, в городе вспыхнуло восстание, и толпа контрремонстрантов штурмом взяла ратушу, изгнав арминиан и заменив их контрремонстрантами. В отсутствии контроля над военным гарнизоном города, Делегированные Советы не имели другого выбора, кроме как смириться с грозным народным вмешательством в политический процесс.
Стало ясно, что разрешение великого кризиса нельзя было дальше откладывать. Гарнизоны Брилле, Хёсдена, Оудеватера и других городов отказались подчиняться Делегированным Советам. Городские советы были отстранены от дел, в Голландии — в результате народного вмешательства, в Гелдерланде — штатгальтером. Восемь решительных арминианских городов Голландии устроили отдельное собрание в Гааге, попросив трех своих главных пенсионариев — Гроция, Хогербетса и Яна де Хаэна (из Харлема) — составить декларацию, объявлявшую о незаконности происходивших действий и угрожавшую прекратить перечисление голландской части взносов в бюджет Генералитета{1400}. Делегация Харлема представила эту декларацию перед собравшимися в полном составе Штатами Голландии 23 января 1618 г. Арминианские города также предлагали навербовать больше ваардгельдеров и для этого нуждались как в оправдательных аргументах, так и в финансовых средствах за счет Генералитета. В строго военном смысле ваардгельдеры не представляли особой ценности. Но увеличение их количества было средством оказания давления на Штаты и другие провинции и грозило поставить страну на грань гражданской войны. В марте, после ожесточенных стычек в Штатах Голландии, арминианские города возобновили вербовку наемников, как и Утрехт{1401}.
Со стороны Морица следующим шагом стала мобилизация пяти провинций против Голландии и Утрехта. В марте 1618 г. он лично появился на заседании Штатов Гелдерланда, оправдывая свои действия в Неймегене и убеждая Штаты отклонить протест Голландии, а также провести чистку магистратов и направить своих представителей в Генеральные Штаты для поддержания его требований о роспуске ваардгельдеров в Голландии и Утрехте{1402}. В мае Мориц посетил заседание Штатов Оверэйсселя и уговорил все еще колеблющееся рыцарство поддержать его. Во всей восточной части Республики один только Кампен еще оказывал сопротивление. 5 мая 1618 г. непреклонный арминианский городской совет Кампена, собравшись вместе с городскими присяжными советниками, обсудил письмо Морица, в котором последний убеждал их дать согласие на созыв Национального Синода для разрешения религиозных противоречий в провинциях и Союзе в целом. Кампен ответил, что Национальный Синод ничего не решит, а только создаст «еще больше беспорядков и разобщенности»{1403}. Тогда Штаты Оверэйсселя решили действовать дальше без Кампена и присоединились к остальным провинциям, требуя созыва Национального Синода и расформирования ваардгельдеров{1404}. Только в мае под давлением прибывшей в город внушительной делегации во главе с тремя виднейшими дворянами провинции — Сведером ван Хэрсолте (впоследствии ставшим правой рукой Морица в Оверэйссселе), Хендриком Бентинком (дростом Салланда) и Яном ван Раэсфельтом, — упорное сопротивление Кампена наконец было сломлено{1405}.
К весне 1618 г. моральный дух проарминианской группировки в Штатах Голландии заметно упал. Олденбарневельт и Гроций в отчаянии стремились укрепить решимость своих сторонников. «Существует трактат, представленный Монсом Барневельтом, но написанный Гроцием для городов Голландии с целью поднять их дух, — сообщал в апреле Карлтон. — В нем рассказывается, как батавы были socii Imperii Romani[91] и тому подобные педантичные рассуждения, и завершается выводом, что Голландия превосходит своей древностью, величием и богатством остальные Соединенные Провинции, и, следовательно, не должна иметь никаких Национальных Синодов»{1406}. В то же самое время арминиане начали свою кампанию в печати, намекая на политические амбиции Морица. Контрремонстранты отвечали на это, что штатгальтер просто отстаивал свои права и что Штаты Голландии, по выражению Карлтона, «долгое время подрывали его власть и, по сути, не оставили ему ничего, кроме пустого титула губернатора страны»{1407}.
По мере усиления борьбы из-за Национального Синода и ваардгельдеров другие конституционные аспекты распри также привлекали к себе больше внимания, чем раньше. В июне и сентябре 1617 г. незначительное большинство провинций в Генеральных Штатах — Фрисландия, Гронинген, Зеландия и Гелдерланд (без согласия округа Неймеген) — проголосовали за созыв Национального Синода (в мае 1618 г.) и приглашение на его заседания делегаций от англиканской Церкви и реформатских Церквей Франции, Женевы, Пфальца и Гессена{1408}. К маю 1618 г. это большинство стало более убедительным, заручившись поддержкой округа Неймеген и Оверэйссела. Но ремонстранты (и особенно Гроций) доказывали, что голосование на Генеральных Штатах было «незаконным». Ни одна из сторон при этом не считала, что решения на Генеральных Штатах должны приниматься единодушно; такая постановка вопроса выглядела абсурдной для Гроция, так как многие решения были приняты на Генеральных Штатах с 1590-х гг. по настоянию Голландии голосами большинства делегатов, вопреки сопротивлению других провинций, особенно Фрисландии и Зеландии. Действительно, Гроций определенно утверждал, что ни Голландская Республика, ни любая другая республика не смогли бы функционировать, если бы спорные моменты не решались большинством голосов, причем меньшинство обязано было подчиниться этому решению{1409}. Свою аргументацию он строил на другом основании, доказывая, что носителем суверенитета по-прежнему отстаивались отдельные провинции и что решения, принятые большинством голосов на Генеральных Штатах, имели законную силу лишь в тех сферах, где провинции согласились делегировать часть своих полномочий Генеральным Штатам. Религия и церковная политика, однако, не входили в их компетенцию. В отношении религии каждая провинция была полным сувереном, и поэтому требование о подчинении воле большинства для Голландии было неприемлемым{1410}. Точно так же Голландия, как независимая провинция, могла делать всё, что ее Штаты считали нужным в целях сохранения внутреннего порядка, не нарушая при этом ответственности Генералитета за вооруженные силы Союза.
Штатгальтер проявлял больше интереса к практической стороне дела, а не к теории. Но в своей речи, произнесенной перед Штатами Оверэйсселя в мае 1618 г., он отказался признать, что суверенитет целиком принадлежит отдельным провинциям, хотя он предоставил им значительную часть властных полномочий; Мориц считал, что разрешение религиозных разногласий внутри провинций и между ними относится к прерогативам Генеральных Штатов «как представителям высшего правительства Соединенных Нидерландов, властью которых разрешались все крупные разногласия, споры и противоречия на протяжении последних тридцати лет»{1411}. Если каждой отдельной провинции предоставить право самостоятельно разрешать религиозные конфликты, то они никогда не будут улажены, и единство провинций и государства непоправимо пострадает. Таким образом, Мориц, а впоследствии и его партия придерживались мнения, что верховная власть в Соединенных Провинциях была разделена между провинциями и Генералитетом.
9 июня 1618 г. Генеральные Штаты начали обсуждать роспуск ваардгельдеров, навербованных в Голландии и Утрехте. Эти провинции выразили протест против незаконности такого действия, претендуя, что в качестве носителей верховной власти они имели полное право собирать и содержать войска в силу внутренних причин, так и тогда, когда посчитают нужным. По этому вопросу даже Делфт согласился с Олденбарневельтом. Другие провинции, однако, настаивали, что по условиям Унии всё, что относится к защите, вооруженным силам и военному командованию, находится в ведении Генералитета и штатгальтера. Затем Генеральные Штаты приняли постановление о роспуске ваардгельдеров в Голландии и Утрехте голосами пяти провинций против двух. После этого Штаты назначили комиссию из делегатов пяти провинций для сопровождения штатгальтера во время его поездки в Утрехт, где по приказу Генералитета должно было начаться расформирование ваардгельдеров.
Олденбарневельт, Гроций и их сторонники осознавали всю несостоятельность своей позиции. Они утверждали, что каждая провинция обладает суверенитетом. Но провинции не имели собственных армий. В Союзе была только одна армия, находившаяся под контролем Генералитета и штатгальтера. Не все командиры гарнизонов автоматически поддержали Морица. Некоторые, включая командира английского гарнизона в Утрехте, симпатизировали Олденбарневельту и Леденбергу. Олденбарневельт в растерянности отправил Гроция и Хогербетса во главе делегации, якобы представлявшей Штаты Голландии (на деле уполномоченной только меньшинством городов), с инструкциями для офицеров армейских подразделений, размещенных в провинции Утрехт. В инструкциях говорилось, что они обязаны хранить верность в первую очередь провинции, которая платит им за службу, т.е. (по большей части) Голландии, и что они не должны подчиняться приказам Генералитета и штатгальтера, продиктованным исключительно борьбой за власть. Эти инструкции в корне противоречили тем, которые издавались с середины 1580-х гг. и были стандартом в голландской политической и военной практике. Они легли в основу последующих обвинений в измене, которые были выдвинуты против Олденбарневельта, Гроция и Хогербетса их врагами, и считались недвусмысленными доказательствами того, что они нарушили фундаментальные принципы Союза. Контрремонстрантские голландские регенты, собравшиеся на совещание в доме Геррита Витсена, главного союзника Паува в Амстердаме, отправили встречную депутацию в Утрехт, чтобы заверить солдат, что Голландия не прекратит платить им жалованье{1412}.
Мориц ввел в Утрехт дополнительные войска и затем принялся утверждать свою власть и власть Генеральных Штатов. Сопротивление отсутствовало. Леденберг и Таврин бежали в Голландию. 900 ваардгельдеров города были разоружены под наблюдением Морица и большого военного отряда 31 июля — драма, надолго запомнившаяся в качестве поворотного события в истории города Утрехт. Все члены Делегированных Штатов подверглись чистке. Мориц не стал никого исключать из утрехтского рыцарства, но ввел в его состав семь новых дворян, известных своими контрремонстрантскими взглядами{1413}. Большинство проарминианских членов городского совета были смещены и заменены более подходящими кандидатами. Наказанные Штаты Утрехта, в которых теперь ключевую роль играли друзья Морица, должным образом проголосовали за созыв Национального Синода. Преемник Леденберга в должности Адвоката Штатов Утрехта, Антони ван Хилтен, доверенное лицо Морица, ранее не имел никаких связей с провинцией{1414}.
В начале августа городской совет дал также положительный ответ на петицию контрремонстрантских горожан, называвших себя «истинно реформатской Церковью Христа в Утрехте», в которой те просили отдать им, «настоящим реформатам», одну из главных церквей. Церковная обстановка в городе стала теперь довольно странной, и оставалась таковой на протяжении многих месяцев. Официально в Утрехте существовала только одна общественная Церковь, но на практике городской совет постановил, что их теперь будет две. Кафедральный собор Утрехте, «Dom», был на время оставлен во владении ремонстрантов, которые еще не подверглись анафеме Национального Синода и считали себя подлинной общественной Церковью{1415}. Если не считать бежавшего Таврина, другие ремонстрантские проповедники в городе — а в нем не было ни одного контрремонстрантского священнослужителя — остались на своих кафедрах. Но городской совет признал правоту обвинения, что религия, богослужения которой совершались в общественных Церквях, не соответствует «истинно христианской религии, основанной на Нидерландском исповедании и Гейдельбергском катехизисе», и объявил ремонстрантизм отдельной религией, несовместимой с «истинно реформатской», вынудив их учредить отдельную реформатскую общину{1416}.
Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, Олденбарневельт и его союзники прекратили борьбу. Лейден и Роттердам распустили своих ваардгельдеров 22 и 23 августа, другие города вскоре последовали их примеру. Но Олденбарневельт и Гроций все еще не теряли надежды избежать полной капитуляции. В конечном итоге, они согласились на созыв Национального Синода для разрешения арминиано-гомаристских противоречий, но еще надеялись повлиять на его деятельность и сохранить хоть что-то от голландского главенства в Союзе{1417}. «Это дело оказалось бы пряжей Пенелопы, — резюмировал Карлтон, — если бы эти люди не были в конце концов схвачены»{1418}. Вопрос состоял в том, могли ли Генеральные Штаты арестовать главных представителей Штатов Голландии, включая их Адвоката, без согласия самих Штатов этой провинции. В истории Нидерландов прежде не было таких прецедентов. Чтобы узаконить эту меру, был применен принцип, что верховная власть принадлежит частично Генеральным Штатам и что Голландия и Утрехт посягнули на этот суверенитет. 28 августа Генеральные Штаты издали секретную резолюцию, наделявшую Морица и комиссию Генералитета, назначенную для обеспечения «общего блага», правом проведения расследования недавних действий Голландии и Утрехта, подрывавших единство Союза, и принять необходимые меры для обеспечения безопасности государства. Укрепив свое положение, Мориц на следующий день взял под стражу Олденбарневельта, Гроция и Хогербетса в Бинненхофе, в Гааге, и Леденберга, Адвоката Штатов Утрехта, днем позже.