ВОССТАНИЕ, ТОРГОВЛЯ И МИГРАЦИЯ С ЮГА
1590-е гг. были годами перехода из тяжёлых условий Революции к началу Золотого Века, в котором произошли разительные изменения в нидерландском городском обществе и экономике. В центре этого процесса, который был одним из решающих сдвигов в истории Нидерландов, был рост «богатой торговли» и количества перерабатывающих производств, сопровождающих ее. Это экономическое «чудо» 1590-х гг. произошло в результате переплетения многих факторов: внутренней стабилизации ситуации в Республике после 1588 г., улучшения стратегической ситуации, открытия заново рек и водных путей, соединяющих Голландию и Германию, притока капитала и навыков из Антверпена после 1585 г., снятия запрета Филиппа II на нидерландские корабли и грузы на Пиренейском полуострове в 1590 г. (в то время как для Англии этот запрет оставался в силе), ужесточению хватки Республики в устьях Шельды и Эмса и военно-морской блокады Фламандских берегов. Последующее необычайное расширение коммерческой деятельности превратило Республику в главный европейский центр торговли и обеспечило первенство в мировой торговле, которое длилось в течение полутора веков{987}. Влияние этого на маленькую страну было сокрушительным и не имеющим прецедентов в истории по скорости и масштабу социально-экономических изменений и гальванизации городской цивилизации, которые последовали за этим. Господство нидерландской «богатой торговли» сделало возможным не только быстрое увеличение благосостояния и ресурсов, но и массового непрерывного расширения городов и распространения новых навыков и отраслей промышленности.
Морские города Голландии и Зеландии также росли и до 1572 г. В Амстердаме число домов удвоилось с 1514 по 1562 гг. и количество населения почти утроилось с 11 тыс. человек до примерно 30 тыс.{988} Но это были еще скромные результаты по сравнению с Антверпеном, в котором количество населения составляло 85 тыс. человек, или Гентом с 45 тыс. человек, или крупными городами в соседних странах такими, как Лондон, Руан или Лион. В это время неморские города северных Нидерландов находились в положении застоя в течение целого века вплоть до 1590 г., это были не только города Эйссела — Кампен, Девентер, Зволле и Зютфен, а также Утрехт, Гронинген и Хертогенбос, но и находящиеся не у берега города Голландии — Лейден, Харлем, Гауда, Делфт и Дордрехт. Все они находились в упадке, застое или, как в случае Делфта, росли лишь слегка. Дордрехт потерял около 10% своего населения между 1514 и 1585 гг., которое сократилось до 10 500 человек. Когда испанцы осаждали Лейден в 1573 г., население города было около 12 500 человек, что не превышало его же население в 1514 г.[75] Это происходило потому, что до 1580-х гг. текстильная промышленность Лейдена сокращалась, и не было новой индустриальной активности, которая бы её заменила. Логистика в Нидерландах в середине XVI в. не давала возможности ни для успеха, ни для роста производителей, удаленных от моря.
Ситуация начала меняться в течение середины 1580-х гг. из-за огромного притока новых человеческих ресурсов и ремесел из южных Нидерландов. Это было одной из четырех крупных западноевропейских миграций раннего Нового времени: изгнания евреев из Испании (1492 г.), массовый отъезд протестантов из Габсбургских Нидерландов в 1560-х гг. и побег гугенотов из Франции, чья кульминация произошла в конце 1680-х гг. Пожалуй, самой крупной может считаться миграция населения внутри Нидерландов с юга на север, при достижении своего пикав 1585–1587 гг., она насчитывала более 100 тыс. беженцев и даже возможно около 150 тыс. Отнюдь не все эмигранты остались на севере Нидерландов. Значительное количество переселялось в Германию, другие в Англию. Но большинство обосновалось в городах Голландии и Зеландии. Все главные города юга страдали от катастрофической утечки населения в конце 1580-х гг. (см. табл. 4){989}. Антверпен, где население в 1583 г. составляло 84 тыс. человек и 55 тыс. после его осады, а к 1585 г. сократилось до 42 тыс. К 1589 г. Гент потерял почти половину своего населения. В Мехелене население в 1550 г. составляло примерно 30 тыс. человек, а к 1590 г. оно сократилось всего до около 11 тыс. Брюгге потерял примерно половину своего населения.
Большое количество людей, мигрировавших на север, в основном обосновывались в нескольких городах из одной части страны. Город Утрехт, в котором было много пустующих монастырей, которые можно было использовать как помещения, пытался завлечь рабочих текстильной промышленности, но приехало малое количество человек. После захвата в 1594 г. Гронингена Морицем новый протестантский городской совет сделал то же самое, но без особого успеха. Беженцы в больших количествах обосновывались лишь в городах Голландии и Зеландии. Мидделбург за полвека, начиная от 1570 г., утроился в размере примерно до 30 тыс. человек, в большинстве своём из-за иммиграции с юга Нидерландов{990}. Лейден, находившийся в застое в течение века, увеличился от 13 тыс. человек в 1581 г. до более 26 тыс. к 1600 г., почти полностью благодаря иммиграции с юга{991}. Тем временем Амстердам привлекал наибольшее количество иммигрантов, примерно 30 тыс. человек к 1600 г., что равнялось одной трети населения города. Также много людей обосновалось в Харлеме, увеличив население города с 14 тыс. в 1570 г. до 39 тыс. в 1622 г. Меньшее количество людей обосновалось в других городах Голландии и Зеландии, но все равно они привнесли значительные изменения. В Делфте к 1600 г. иммигранты составляли около 17% населения. Флиссинген с 4 425 населением, живущим в 885 домах в 1577 г.{992}, увеличился на одну треть к концу 1580-х. Бодли был поражён, обнаружив 5 000 человек в Берген-оп-Зоме в 1589 г., значительная часть которых была недавними иммигрантами{993}, хотя многие из них впоследствии перебрались в Голландию.
Принятие массивного потока иммигрантов — это сложный и трудный процесс в любом контексте, требующий больших усилий. Степень достигнутого успеха частично зависит от поглощающей способности принимающего общества, частично от способности к адаптации и навыков иммигрантов. Самым удивительным в миграции на север после 1585 г. были скорость и сравнительная лёгкость, с которой новоприбывшие интегрировались в нидерландское общество и экономическую жизнь. Некоторые более специализированные навыки иммигрантов изначально не могли быть приняты, потому что в 1585 г. на севере не было «богатой торговли». Например, изготовители сахара из Антверпена, которые переселились в Голландию в конце 1580-х гг., далее переместились в Гамбург, потому что у Голландии не было доли в международной торговле сахаром. Крупные купцы, которые покидали Антверпен, изначально предпочитали северо-западную Германию{994} северу Нидерландов, потому что в конце 1580-х гг. Голландия не подходила для крупномасштабной торговли на длительные расстояния, особенно благодаря эмбарго Филиппа II на грузы и товары из Нидерландов (1585–1590 гг.), запрещающее нидерландцам находиться на Пиренейском полуострове, а значит лишающее их доступа к продуктам Испанских и Португальских Индий. Также наступления испанцев на северо-восток Нидерландов заблокировало пути между Голландией и Германией. При этом размещение Голландии и Зеландии позволило им дать пристанище для большого количества иммигрантов, принятие которых в общество принесло то, что было необходимо для последующего распространения «богатой торговли». Балтийское зерно и сельдь вместе с запретом Лестера на экспорт на юг гарантировали, что как только вольются иммигранты, Республика Соединённых провинций будет переполнена дешёвой провизией{995}. Нигде больше иммигранты не смогли бы найти более дешёвой и более обильной еды. Города Голландии и Зеландии изобиловали конфискованными монастырскими зданиями, которые поспешно и на льготных условиях были предложены городскими советами под мастерские и жильё{996}. Жилищный вопрос был проблемой, и арендные платы в городах возросли непомерно. Но в то же самое время Республика со своими водными путями внутри страны, флотами речных судов и хранилищами лесоматериалов была хорошо подготовлена для того, чтобы устроить крупный строительный бум. В Лейдене городскому совету нужны были лучшие монастырские здания для университетов и общественных учреждений, но их всё равно хватало с избытком для устройства текстильных мастерских и превращения в жильё для ткачей{997}.
Иммигранты с юга составляли примерно 10% всего населения Республики Соединённых провинций в 1590-х гг. и гораздо большую часть населения в крупных городах Голландии и Зеландии. Городская рабочая сила была значительно увеличена. Тем не менее на рынке труда почти не было трений, так как новая рабочая сила едва ли встречалась или конкурировала с существующим нидерландским рабочим классом. В конце XVI в. Республика Соединённых провинций была территорией с двумя рабочими классами — родным и иммигрантским, которые в основном выполняли непересекающиеся задачи. Экономика Нидерландов перед 1585 г., основанная на судоходстве, перевозке торговых грузов, рыболовном промысле и сельском хозяйстве, имела лишь несколько ориентированных на экспорт отраслей промышленности и ни одного умения, ни квалифицированного персонала, необходимого для производства товаров с высокой ценой. Такие виды деятельности, как печатное дело и искусство, где теперь были две соревнующиеся группы квалифицированных профессионалов, были редки. В общем, существовавший нидерландский рабочий класс, состоящий из моряков, рыбаков, лодочников, рабочих верфи и добытчиков торфа, почти не почувствовал вредоносного эффекта от потока новоприбывших.
Но расширение экономики и ускорение роста городов, ставшие результатом иммиграции, не продолжились бы, если бы не последовавшее за ней в 1590-х гг. обширное распространение «богатой торговли». Успешное вливание эмигрантов и их умений, и устойчивый рост голландских городов зависели от переноса большой части новой коммерческой и индустриальной деятельности на морское побережье Нидерландов. И поэтому до 1590 г. для нидерландской системы международной торговли было просто невозможно значительно расти в этом направлении, учитывая то, что осажденная часть Республики была близко окружена с трёх сторон испанскими армиями, разорванными коммуникациями с Германией и запретом нидерландских грузов и товаров в Испании и Португалии. Правда, эмбарго Филиппа II не всегда строго соблюдалось. Нидерландцы вели кое-какую торговлю с Пиренейским полуостровом, в то время как эмбарго было еще в силе. Но некоторые меры, предпринятые испанцами, в основном пресекли торговлю, а оставшуюся сделали рискованней, дороже и тяжелее, ставя нидерландцев (и англичан) в невыгодное положение и отдавая преимущества членам Ганзейского союза.
Подъем «богатой торговли» в 1590-х гг., включая с 1598 г. колониальную торговлю на большие расстояния, таким образом, имел первостепенное значение не только для истории торговли и грузоперевозок Нидерландов, но и для общества, промышленности, городов, структуры и культуры нидерландского Золотого Века. В 1580-х Республика отступала на всех направлениях. Перспективы для настоящего и будущего были, несомненно, мрачными. Без фундаментальной реструктуризации нидерландской системы международной торговли 1590-х гг. недавний поток иммигрантов и навыков не мог бы быть принят, и города не могли бы быстро расширяться, и для Нидерландов не наступил бы Золотой Век.
Поэтому, хотя и верно, что миграция с юга была поворотным фактором, сама по себе она ни в коем случае не была достаточной, чтобы создать экономическое «чудо» 1590-х гг. Не менее важными были изменившиеся политическая и экономическая ситуации{998}. Решение Филиппа II о вторжении во Францию в 1590 г., ослабление испанского давления на севере, которое привело к крупным наступательным кампаниям Морица в 1591, 1593–1594 и 1597 гг., уход испанцев с Эйссела, Ваала и других главных речных путей, безопасность территорий Республики и отмена запрета Филиппа II на торговлю Нидерландов с Испанией и Португалией, вкупе с нидерландской морской блокадой юга, создали в течение нескольких лет абсолютно новую обстановку и в целом более благоприятные условия. 1590-е гг. привнесли уверенность в том, что у республики есть надёжное будущее, и что Голландия была жизнеспособной базой для крупномасштабных инвестиций в торговую деятельность и производство. Это в свою очередь стало привлекать (особенно в Амстердам) многих из купеческой элиты Антверпена, которые в 1580-х гг. мигрировали в Гамбург, Бремен, Эмден, Штаде, Кёльн и Франкфурт, предпочтя их Республике, на тот момент осаждённой, мрачной и находящейся в экономической депрессии.
Эти изменения привлекли крупные инвестиции во весь спектр «богатой торговли» в течение 1590-х гг., прежде всего в Амстердаме, но также и в Мидделбурге, Роттердаме, Делфте, Харлеме и портах восточной Фрисландии, начиная с возобновившихся грузоперевозок с Испанией, Португалией и Средиземноморским странами. Снабжённые специями, сахаром, шёлком, красителями, средиземноморскими фруктами и винами, а также испанским американским серебром, полученными с юга, купцы из Голландии и Зеландии быстро опередили в обеспечении этими товарами севера купцов из Гамбурга, Любека и Лондона{999}. В этом смысле нидерландцы, чья торговля в Балтийском море до этого была ограничена небольшим количеством крупных товаров по сравнительно низким ценам, (в основном зерном, древесиной, солью, сельдью и вином), и также была ограничена портами для зерна и древесины на южных и восточных берегах Балтийского моря, начали так называемое «второе нидерландское завоевание» торговли в Балтийском море — свое проникновение в торговлю товарами высокой стоимости, в которой до этого господствовали англичане и члены Ганзейского союза. По мере развития этого процесса нидерландские корабли стали также регулярно плавать около верхней части Скандинавии в Архангельский порт в Белом море, который в то время был окном на запад для России. В 1590 г. торговые отношения с Россией были в руках у англичан. Но в сложившейся ситуации, когда у нидерландцев был более удобный доступ к рынку Пиренейского полуострова и товарам из колоний, чем у Лондона, было маловероятно, что англичане могли долго сопротивляться натиску нидерландцев (так как специи и серебро были ключевыми товарами). К 1600 г. купцы из Амстердама, в большинстве своём эмигранты из Антверпена, уже опередили англичан в торговле с Россией{1000}.
Вскоре испанские министры осознали, что доступ нидерландцев в Испанию и Португалию и тот контроль, который он дал над распространением пряностей, сахара и других товаров из колоний, а также средиземноморских продуктов по всей северной Европе, был основой увеличения власти и богатства Нидерландов, а также роста нидерландских городов. Очевидно, что этот доступ также подпитывал восход новой нидерландской текстильной промышленности, основанной на технологиях, привезённых иммигрантами 1585 годов. Новые ткани и полотна производились беженцами с юга в Харлеме и Лейдене. Также из-за того, что торговая элита Голландии и Зеландии покупала колониальные и дорогостоящие товары в южной Европе, столица была перенесена с юга Нидерландов на север.
Впоследствии в начале правления Филиппа III в 1598 г., было решено снова наложить запрет на нидерландские корабли, товары и торговцев в Испании и Португалии. Но эта попытка испанцев пойти на попятную послужила лишь для еще большего усиления нидерландской системы международной торговли, так как это заставило купеческую элиту Голландии и Зеландии (если они не хотели потерять только приобретённую «богатую торговлю» в Европе) незамедлительно и в большом количестве инвестировать в новую прямую торговлю с Ости Вест-Индиями. (см. ниже, стр. 332–333).
Мировое первенство Нидерландов в торговле, основанное на роли Нидерландов как склада, а после 1590 г. в роли главного хранилища товаров всех типов из всех частей мира (как элитных, так и массового спроса), а также на несравнимом количестве грузоперевозок, чтобы ввозить и вывозить товары, длилось почти полтора века. Но в течение этого длинного периода произошло несколько базовых сдвигов в ритме и общем направлении нидерландской торговли, и поэтому необходимо разделить этот феномен на несколько фаз. Первая фаза (1590–1609 гг.) — это создание нидерландской «богатой торговли» и развитие новой торговли на длительных расстояниях с Ост-Индией, Африкой и Америками. Вторая фаза (1609–1621 гг.) была сформирована двенадцатилетним перемирием (1609–1621 гг.) и характеризовалась определённой потерей импульса в торговле с колониями, особенно заметной в Вест-Индии и Бразилии, но даже большем, чем ранее успехе в европейских водах. Снятие испанских запретов в 1609 г., вкупе с прекращением испанского и фламандского каперства на нидерландские торговые корабли, уменьшило стоимость перевозки и морские страховые сборы в Нидерландах, что еще больше улучшило конкурентное преимущество Нидерландов над англичанами и членами Ганзейского союза{1001}. Это, а так же усовершенствованный доступ к странам Средиземноморья, Испании и Португалии, значительно усилило торговлю Нидерландов и стран Средиземноморья, временно позволило затмить англичан в прямой морской торговле с Левантом{1002}, и также вознесло Нидерланды на пик своего могущества в торговле в Балтийском море. К тому же вторая фаза была более благоприятной для рыболовной промышленности, чем первая фаза.
Однако в течение второй фазы Зеландии не удалось разделить богатство Голландии, так как перемирие также предполагало временное снятие нидерландской морской блокады фламандского побережья (хотя и без ограничений по поводу Шельды). В результате торговцы на юге Нидерландов могли возобновить импорт грузов напрямую из Прибалтики и южной Европы во фламандские морские порты, а затем отправлять в Брюгге, Гент и Антверпен, минуя Зеландию. Таким образом, как в октябре 1614 г. отмечали штаты Зеландии, импорт соли из Португалии и Франции на юг Нидерландов для переработки в Генте был полностью перенесен из Зеландии и Шельды в Остенде и Дюнкерк{1003}. Действительно большая часть транзитных перевозок Зеландии на юг исчезли (до 1621 г.). Так как это было главной коммерческой деятельностью Зеландии, это изменение стало серьёзным ударом для всей провинции. Именно благодаря признанию этого факта в 1612 г. Генеральные штаты согласились на уменьшение квоты Зеландии в бюджете Генералитета. Городской совет Амстердама прокомментировал, что это было лишь из-за упадка, в который впала Зеландия{1004}.
Третья фаза (1621–1647 гг.) была главным образом сформирована возобновлением испано-нидерландского конфликта, восстановлением запретов и нидерландской блокадой фламандского берега. В течение этой фазы Зеландия восстановилась и торговля с колониями снова набрала обороты, но торговля Нидерландов с Европой ухудшалась до 1630 г., несмотря на успех в реэкспорте колониальных товаров в северную Европу и в снабжении провизией через северогерманские порты и эстуарии армий, действующих в разорённой Германии. Определённой проблемой конца 1620-х гг. был быстрый рост фламандского каперского флота в Дюнкерке и Остенде и его возрастающее влияние на грузоперевозку Нидерландов. Потеря многих сотен кораблей и грузов в Северном море и Ла-Манше подняла стоимость перевозки и морские страховые сборы в Нидерландах до чрезвычайно высоких уровней, даже выше, чем во время второй фазы{1005}. Особенно тяжелый удар в этот период пришёлся на торговлю Нидерландов с южной Европой, не только с Испанией и Португалией, но также с Италией и Левантом. Еще недавно процветающая торговля Нидерландов с Левантом почти полностью рухнула в начале 1620-х гг. и не восстановилась примерно до 1647 г. Другой трудностью третьей фазы была хроническая нехватка соли, подходящей для рыбного промысла. Испанцам удалось не только препятствовать нидерландцам в получении португальской соли на протяжении 20 лет, начиная от 1621 г. и заканчивая отделением Португалии в 1640–1641 гг., но и благодаря постройке фортов у главных соляных озёр Вест-Индии, лишить нидерландцев альтернативных поставок, к которым они прибегали в 1598–1607 гг.
Эти проблемы, вкупе с упадком торговли в Балтийском море в конце 1620-х гг., послужили причиной начавшегося в 1621 г. кризиса в Голландии, который был самым затяжным кризисом XVII в., хотя и менее травматическим, чем депрессия 1670-х гг. Спад в нидерландской морской экономике, длившийся с 1621 г. до начала 1630-х гг. также неблагоприятно повлиял на многие отрасли промышленности. Судостроение, рафинирование соли, рафинирование сахара и печатное дело[76] — всё значительно сократилось в течение этих лет. Восстановление началось в начале 1630-х гг. и к концу 1630-х гг. превратилось в лихорадочный бум в некоторых секторах, особенно в сельском хозяйстве, текстильной промышленности, колониальной торговле и финансовых спекуляциях. Но торговля Нидерландов с Европой оставалась вялой вплоть до конца 1640-х гг. Полное восстановление и последующее расширение в торговле с Европой и рыболовной промышленности произошло в начале четвёртой фазы (1647–1672 гг.).
Спад 1620-х гг. был сильным, но Республика избавилась от влияния рецессии с помощью нескольких улучшений, которые частично компенсировали сокращение грузоперевозок и торговли. В отличие от остальных отраслей промышленности, шерстяная и льняная промышленность Лейдена и Харлема извлекала выгоды из новой сложившейся ситуации, частично потому, что морская блокада фламандского берега (а также высокие из-за военного времени тарифы на фламандский импорт через водные пути внутри страны) сократила экспорт изделий (часто непосредственно конкурирующих продуктов) из городов южных Нидерландов и затрудняла их импорт шерсти. В то же самое время Тридцатилетняя война разорила текстильные города Германии. Поэтому, в то время как нидерландская торговля в Балтийском море в целом находилась в застое в 1620-х гг., экспорт нидерландских текстильных изделий только увеличивался{1006}.
Но что в первую очередь компенсировало негативные последствия спада в крупных областях торговли и промышленности, так это одновременный энергичный бум в сельском хозяйстве. Процветание нидерландского сельского хозяйства в течение третьей фазы и связанный с этим рост речной транспортировки товаров в Рейнскую область, Льеж и испанские Нидерланды, также были главным образом результатом возобновившегося испано-нидерландского конфликта и Тридцати летней войны. Потребность в нидерландской провизии всех видов: молочных продуктов, пиве, рыбе, мясе, и (если они были доступны) в зерне и соли, а также во французском вине для офицеров и табаке, была как никогда велика и в Германии, и на юге Нидерландов. Высокие пошлины, которые взимались при речной транспортировке товаров в Германию и южные Нидерланды, также позволили пяти нидерландским адмиралтейским коллегиям получать огромные суммы на таможнях (convoyen en licenten), которыми финансировалась нидерландская военно-морская экспансия.