ДВОЕ НИДЕРЛАНДОВ
События 1576–78 гг. не столько вызвали глубокий раскол между севером и югом Нидерландов, сколько открыли и расширили уже давно существовавшую глубокую брешь. Вполне возможно, что отдаленные от моря северные провинции и Фрисландия не слишком стремились войти в орбиту влияния Голландии. Но ироничная логика ситуации заключалась в том, что они неизбежно были вовлечены в голландскую сферу контроля, тогда как все попытки Генеральных Штатов в Брабанте расширить свое влияние к северу от рек постигала полная неудача{650}.
В структурном отношении, различия в общественном укладе, экономической жизни и религии между севером и югом были многочисленными и далеко идущими. Но решающее различие в конце 1570-х гг. заключалось в том, что юг был очень слабо объединен вокруг своего политического центра, Брабанта, и был охвачен глубокими внутренними раздорами, тогда как север страны представлял более однородное целое, сравнительно монолитный блок, внутри которого отсутствовали крупные междоусобные распри. Отчасти различие между севером и югом было обусловлено существовавшими в них политическими и общественными институтами: на юге было две основных провинции, и обеим не хватало внутреннего единства{651}, тогда как на севере существовала только одна, занимавшая ведущее положение — Голландия, и она была более сплоченной, не только, как в прошлом, в финансовом отношении и по части морской деятельности, но и в отношении религиозной политики. Отчасти, это был фактор религии: католическая поддержка была значительно сильнее на юге, особенно (но не только) в валлонских провинциях. Отчасти, это был фактор социальной структуры: на юге, где было большее количество поместий, чем на севере, дворяне, духовенство и городской патрициат были более могущественными, — комплекс правящих элит, который отличался от большого и богатого среднего класса, и мог более умело подавлять выступления народных масс, чем на севере. Союз принца Оранского с городскими олигархиями Фландрии и Брабанта привел к тому, что от него отвернулось дворянство, с одной стороны, и цеха — с другой{652}.
В прошлом Нидерланды к югу от рек всегда обладали большим политическим влиянием, чем северные области. Но ситуация в мятежных Нидерландах в 1576–78 гг. все больше угрожала нарушить этот традиционный баланс, и, как отмечали некоторые брабантцы, «сделать провинцию Брабант, и сам Антверпен, всего лишь бастионом для Голландии и Зеландии» («mettre le pays de Brabant, et mesmes Anvers, pour ung boullevart de ceulx de Hollande et Zeelande») вместе с Гелдерландом{653}. Прежде всего, постоянное продвижение испанских войск в южном Брабанте и Люксембурге в 1578 г. заметно уменьшило территорию на юге, которая еще оставалась под контролем мятежников. Более того, режим Маттиаса, Оранского и Генеральных Штатов в Антверпене оказывался все менее способным справляться с партикулярными политическими и религиозными тенденциями городов и местностей, номинально им подчинявшихся. Голландия, напротив, не только укрепила свое единство в результате происходивших на ее территории в 1572–74 гг. военных действий, но и эффективно консолидировала свое главенство над остальной частью севера.
Важным шагом в этом процессе стала «Уния» Голландии и Зеландии, заключенная в июне 1575 г.{654} Это соглашение впервые создало совместную (при этом исключительно протестантскую) политическую, военную, финансовую и религиозную среду, эмбрион государства, которое было учреждено впоследствии в 1579 г.{655} Это нарождающееся северное государство приняло общее законодательство и административную структуру, единое военное командование, единогласно поставило Оранского во главе правительства, обязав Его Превосходительство поддерживать обряды реформатской евангелистской религии, запретить и пресекать отправление обрядов католической религии, но, в то же самое время, гарантировать, что ни одно частное лицо не будет подвергаться преследованию или наказанию за его, или ее, личные религиозные убеждения или совершение религиозных обрядов{656}. Тем самым зарождающееся Нидерландское государство впервые в истории гарантировало индивидуальную свободу совести. Тесно связанным с заключением союза Голландии и Зеландии — основой позднейшей Нидерландской Республики — было основание, вскоре после «Унии», нового университета в Лейдене, в котором должны были обучаться студенты из Голландии и Зеландии{657}. Лейденский университет был сознательно создан его основателями, во главе с Оранским, в качестве «питомника» интеллектуальной элиты нового государства и новой «государственной» Церкви. Его цель заключалась в подготовке чиновников, священнослужителей и других получивших высшее образование лиц для службы в учреждениях нового государства. Существовало также осознанное намерение сделать университет интеллектуальным бастионом против «тирании» и религиозного гнета{658}. Естественно, между союзом Голландии и Зеландии и более широкой нидерландской государственной структурой во главе с Генеральными Штатами в Брюсселе существовало определенное пересечение функций. Но по главным вопросам Голландия и Зеландия проводили собственную политику, игнорируя Генеральные Штаты. Штаты Зеландии отклонили требования Брабанта о субсидиях, заявив, что в вопросах сбора денег и вербовки солдат для войны Зеландия будет действовать, в соответствии с условиями ее унии с Голландией, только совместно с этой провинцией{659}.
В сентябре 1578 г. уже принявший хроническую форму политический раскол на юге еще больше обострился из-за бунта военных контингентов Генеральных Штатов, которым не выплачивалось жалованье, и некоторых дворян против режима Штатов. Эти «недовольные», пока еще не стремившиеся к примирению с королем Испании, подняли в значительной части валлонских областей, все еще находившихся в состоянии восстания, одновременный мятеж против Генеральных Штатов. Тем временем испанские войска продолжали неудержимо наступать на север, опустошив летом 1578 г. Лимбург и прорвавшись в округ Рурмонд на юге Гелдерланда. Это подстегнуло северные провинции, не признававшие власть Испании, к переговорам о заключении «тесного союза», и созданию более эффективной военной и политической организации, ибо присутствие испанских войск в верхнем Гелдерланде начало угрожать не только южным, но и северо-восточным Нидерландам.
Столкнувшись с двойным кризисом в Валлонии на юго-западе, и на востоке, Генеральные Штаты в Антверпене не имели особого выбора, кроме как сосредоточить все свои усилия, как в политическом, так и в военном плане, на южном фронте, и игнорировать угрозу Гелдерланду и Оверэйсселу{660}. В то же самое время кризис в валлонских областях, как бы он ни встревожил Брабант и Оранского, для северных провинций выглядел более далеким. Что беспокоило Голландию и Утрехт, так же как и Оверэйссел, — это именно растущая угроза Гелдерланду. Таким образом, стратегическая дилемма 1578 г. просто вывела на поверхность в более жесткой форме застарелые противоречия стратегических приоритетов, отделявшие северные Нидерланды от южных. Фландрия и Брабант всегда ориентировались на юг и запад и снова поступили так же. Голландия, напротив, обнаружила, что ее жизненные интересы были под угрозой не на юге и западе, а на востоке и севере. Нравилось это Гелдерланду или нет, объективная реальность заключалась в том, что Генеральные Штаты в Брабанте не могли оказать «никакой помощи Рурмонду, Девентеру и Кампену»{661}, как говорилось в гелдерландской петиции от января 1579 г., тогда как Штаты Голландии, Зеландии и Утрехта, стремившиеся обеспечить собственную безопасность, срочно перебрасывали людей и деньги на восточную границу и вмешались в политику Оверэйссела, чтобы отстранить от власти последние остававшиеся верными королю Испании католические муниципалитеты в Кампене (июль 1578 г.) и Девентере (ноябрь){662}. Появление в Гелдерланде и Оверэйсселе крупных войск из Голландии и Зеландии и необходимость оплачивать их содержание, а также укрепление фортификаций на восточной границе представляло проблему с точки зрения более широких стратегических и политических отношений между северными провинциями в новой и неотложной форме{663}. Таково было настоящее происхождение знаменитой Утрехтской Унии и формирования северонидерландского государства.
Самый ранний проект новой «Унии» был составлен Штатами Голландии по предложению Йохана Нассауского, штатгальтера Гелдерланда, вместе с Флорисом Тином, адвокатом Штатов Утрехта, в конце лета 1578 г. Очевидно, что первоначальное намерение Унии заключалось в объединении в одно целое всех северных провинций, включая Дренте и графство Линген, но не южных провинций, или Генеральных Штатов в Антверпене{664}. Цель состояла просто в создании северного оборонительного союза во главе с Голландией и помимо антверпенских Генеральных Штатов. С самого начала существовала как мощная поддержка, так и упорная оппозиция этой концепции. В Штатах Голландии самые радикальные и протестантские города, во главе с недавно «очищенным» от лоялистов и католиков Амстердамом, располагали большинством голосов и сумели добиться принятия унии, несмотря на возражения Лейдена, Гауды и Делфта. В Зеландии большинство городов было настроено в ее пользу, но крупнейший и самый влиятельный, Мидделбург, сопротивлялся, утверждая, что «Генеральной Унии», образованной в 1576 г., и Гентского Умиротворения было достаточно{665}. Регенты Мидделбурга, Лейдена и Делфта справедливо считали концепцию Унии еще одним шагом на пути к полному разрыву связи с королем Испании, средством укрепления протестантского облика северных провинций и создания политической структуры, которая одна только могла вести войну. В черновике текста ничего не говорилось о запрещении католического богослужения. Но, с учетом контекста, было ясно, что тесные связи между Голландией и Зеландией и их объединение в союз означали конец политики «Религиозного мира», которой придерживался Оранский и Генеральные Штаты в Брабанте, и, соответственно, окончательное прекращение публичного католического богослужения в тех частях провинций Утрехта, Оверэйссела, Фрисландии и Гронингена, где оно еще разрешалось. По этой причине предложенная Уния встретила яростное сопротивление со стороны Штатов Утрехта, Амерсфорта и малых городов, также как духовенства. Но Тин, при поддержке города Утрехта и рыцарства (ridderschap), преодолел сопротивление{666}.
В Гелдерланде заключению Унии стремились помешать роялисты, католики и антиголландские партикуляристы. Собрание Штатов Гелдерланда в сентябре 1578 г. оказалось под давлением делегаций из Голландии, Зеландии и Утрехта. Им без труда удалось перетянуть на свою сторону делегатов от округа Рурмонд и часть рыцарства. Но со стороны части рыцарства от округа Неймеген во главе с Бартольдом ван Гентом, сеньором Лонена, нескольких баннеретов и Зютфена с Арнемом исходило решительное сопротивление{667}. Противники Унии в Штатах Гелдерланда, как и в других провинциях, доказывали, что в «Тесном Союзе» не было необходимости, пока валлонские провинции не порвут полностью с Генеральными Штатами, так как Уния еще больше бы ослабила хрупкое единство «Генеральной Унии». Они также выражали партикуляристские устремления, отвергая соглашение как «Голландскую Унию», и подвергая критике статью, которая запрещала Гелдерланду вести переговоры с королем Испании, кроме как совместно с Голландией и другими провинциями. Однако сторонники Унии предъявили свой основной аргумент, настаивая, что Гелдерланд был «бастионом и парапетом» Голландии, поэтому Гелдерланду можно было положиться на Голландию в отношении своей защиты, а на Брабант — нет{668}.
Подписание окончательного текста Унии делегатами Голландии, Зеландии, Утрехта и Оммеландов, и рыцарством округов Арнем и Зютфен, состоявшееся в Утрехте 23 января 1579 г., было не более чем первым шагом в длительной и изнуряющей борьбе за основание Союза{669}. Все стороны прекрасно понимали огромное значение «Тесного Союза», и на протяжении многих месяцев в провинциальных ассамблеях и городских советах шли бурные дебаты. Пробрабантская, католическая позиция в Гелдерланде была ослаблена из-за свержения католических городских патрициатов. В те самые дни, когда в Неймегене в феврале вспыхнули антикатолические беспорядки, округ Неймеген подписал Унию{670}. Округ Арнем последовал его примеру в марте. Зютфен сопротивлялся до тех пор, пока в апреле город не заняли голландские войска.
Во Фрисландии также существовала оппозиция Унии. Первоначально идею Унии энергично поддержал новый Делегированный Совет, учрежденный в 1577 г., по инициативе Оранского, по образцу существующих комитетов Штатов Голландии и Зеландии, образованных в 1572–73 гг. Но на данном этапе большинство делегатов Штатов Фрисландии было против. В марте 1579 г. консерваторы захватили в свои руки контроль над Делегированным Советом, но выступавшие за Унию элементы среди дворянства, во главе с Карелом Рордом и Витсе ван Каммингой, и тремя крупнейшими городами — Леуварденом, Франекером и Снеком — отказались им починяться, признавая только предыдущий состав Делегированного Совета. Это радикально настроенное «охвостье» приступило к подписанию Унии от имени их округов и городов{671}. Болсвард и другие города стали ареной ожесточенных местных стычек. К июню все фризские города снова высказались в пользу Унии (и закрытия католических церквей), за исключением Харлингена{672}. На собрании Штатов Фрисландии в августе 1579 г. протестанты восстановили контроль над Делегированным Советом и, наконец, подписали Унию от имени всей провинции.
После того, как Гелдерланд присоединился к прочим провинциям в марте 1579 г., борьба за Утрехтскую Унию была, в сущности, выиграна, несмотря на то, что Штаты Фрисландии в полном составе так и не подписали текст соглашения до августа, а Штаты Дренте — до апреля 1580 г., тогда как Оверэйссел оставался слишком разделенным, чтобы принять участие в этом процессе, а город Гронинген — открыто враждебным к Унии, не из-за прокатолических симпатий — к 1580 г. большинство членов городского совета были протестантами, — но в знак протеста против поддержки Голландией оммеландских йонкеров в местном споре о штапельных привилегиях{673}. Но, естественно, оппозиция «Голландской Унии» существовала не только на севере, но и на юге. Генеральные Штаты в Антверпене и принц Оранский были глубоко встревожены ею{674}. На протяжении нескольких месяцев город Гент, бастион воинствующего кальвинизма на юге, был единственным, подписавшим соглашение об Унии. Понимая необходимость укрепления восточной границы, и успех инициативы, Оранский открыто не выступал против Унии, но отсутствие энтузиазма с его стороны было очевидным. Его главная забота, однако, заключалась в том, чтобы избежать расширения пропасти между севером и югом. Принц не видел причин сопротивляться Утрехтской Унии как таковой, при условии, что в новый союз войдут и южные провинции, но Союз, в целом остававшийся антикатолическим — и определенно притеснявшим католическое богослужение — неизбежно должен был оттолкнуть валлонские провинции, бросив их в объятия Испании, и посеять еще больший раздор в Брабанте и Фландрии, а также во Фрисландии, Гронингене, Оверэйсселе и Гелдерланде{675}. Чтобы противодействовать этому, зеландские делегаты, отправленные в Антверпен в марте 1579 г. с миссией убедить принца одобрить Унию, указали, что задержка поощрит Мидделбург сопротивляться ей и вызовет разногласия в Зеландии{676}.
Даже в апреле 1579 г. Оранский и Штаты Брабанта все еще занимались разработкой другой формы Унии, которая предусматривала передачу большего объема полномочий Генеральным Штатам в Антверпене и укрепление центральной власти, равно как и четко оговоренные гарантии терпимости к католическому богослужению в духе Гентского Умиротворения. Конкурирующие проекты союза представляли глубоко различные концепции формирования будущих Нидерландов: в основе одного находилась Голландия, в основе другого — провинции «юга»{677}. Но прохладное отношение Голландии к такому «новому тесному союзу» и решение валлонских провинций заключить в апреле Арраскую Унию с целью поиска примирения с Испанией похоронило эту инициативу и устранило большинство оговорок Оранского. 3 мая 1579 г. он, наконец, подписал Утрехтскую Унию и призвал те брабантские и фламандские города, которые имели возможность это сделать, также подписать ее. Таким образом, в мае и июне 1579 г. Антверпен, Бреда, Хертогенбос и несколько других городов формально присоединились к Утрехтской Унии, несмотря на то, что Штаты Брабанта и Фландрии в целом, и дворянство с духовенством этого не сделало{678}. Усилиям Оранского по созданию общего северного и южного Восстания, допускавшего как католическое, так и протестантское богослужение на основе Гентского Умиротворения и концепции «Религиозного мира», был нанесен еще один сокрушительный удар. Но к маю 1579 г. у него не было другого выбора, кроме как признать реальность бескомпромиссно антикатолического Восстания с центром в Голландии, а не в Брабанте, а за нидерландской реформатской Церковью, организованной в Голландии и Зеландии, — статус официальной «государственной Церкви» Союза на практике, несмотря на то, что в тексте Унии об этом ничего не говорилось{679}.
Тем не менее, хотя Вильгельм смирился с неизбежностью заключения Унии и главенством кальвинистов, он все еще пытался сделать Брабант политическим центром Восстания и отказывался признать запрет католицизма как пользующейся официальной веротерпимостью религии в новом государстве. Если бы он это сделал, это означало бы крах всех надежд вернуть обратно те части Брабанта и Фландрии, а вместе с ними и валлонские провинции, которые отныне перешли под власть Испании, и навсегда избавить все Нидерланды от испанского господства. Нетерпимость и теократические тенденции кальвинистского духовенства претили личным убеждениям принца, и он был решительно настроен не уступать слишком много влияния в новом государстве теологам и духовенству, к которому не испытывал особых личных симпатий. Позже, во время Нидерландского Золотого Века, даже самые антиоранжистские, республиканские писатели, такие как Пьер де ла Кур, восхищались тем, как Вильгельм Молчаливый в последние годы своей жизни продолжал сопротивляться притязаниям реформатского духовенства, вплоть до того, что навлек на себя его неугасающую враждебность{680}.
В тех частях севера, где католическое богослужение еще было разрешено, положение католиков и «политиков» и таких либеральных протестантов, как Дирк Волкертсзон Корнхерт, которые поддерживали политику веротерпимости Оранского, быстро ухудшилось. После чистки городского совета в Амерсфорте в марте 1579 г. католическое богослужение сохранилось в ограниченном виде, но в апреле (а затем в июне) здесь снова произошли антикатолические беспорядки, и совершенно ясно, что это был только вопрос времени, прежде чем под народным давлением католическое богослужение в провинции Утрехт будет полностью запрещено{681}. В Харлеме, последнем городе в Голландии, где разрешалось публичное отправление католических обрядов, на протяжении 1579 г. оно подвергалось все большим притеснениям, городские католики оказывались во все более опасном положении. Только в Оверэйсселе, северной провинции, больше всех пострадавшей от военных действий и желавшей вести переговоры с герцогом Пармским, католическое богослужение на некоторое время преобладало. Но даже здесь поддержка католицизма среди простого народа в целом была слабой. Более сильную католическую реакцию можно было найти только к югу от рек, главным образом, в валлонских городах, Мехелене и Хертогенбосе, городе, охваченном глубоким расколом, и в котором в июле 1579 г. происходили настоящие уличные сражения{682}.
Сильное сопротивление Утрехтской Унии в Оверэйсселе и давление на переговоры об окончании войны ни в коей мере не свидетельствовало о возрождении католических симпатий в провинции. Напротив, консервативной, католической политике трех городских магистратов заметно не хватало поддержки. В июле 1578 г. магистрат Зволле признал назначенного Генеральными Штатами штатгальтера Оверэйссела Ренненберга при условии, что католическая вера останется единственной религией, разрешенной в Зволле. Но большинство горожан и членов ополчения выступило против городского совета и вскоре заставило последний признать восстановление Присяжного Совета, который был распущен в 1573 г., после того, как Альба покорил северо-восток Нидерландов. Когда цеха и ополчение взяли верх, председатель Хофа Оверэйссела, назначенный Альбой, бежал в страхе перед «fureur populaire» (фр. народным гневом — прим. ред.). В новом городском совете, избранном в январе 1579 г., сохранили свои места только шесть из бывших прокатолических магистратов. Две трети членов нового городского совета Зволле, избранного Присяжным Советом, были либо протестантами, изгнанными из него в 1573 г., либо новыми людьми. Главная церковь Зволле, уже захваченная для проведения кальвинистского богослужения в декабре 1578 г., была официально закреплена за реформатской Церковью.
Девентер, в котором стоял гарнизон королевских войск, держался против Ренненберга до ноября 1578 г. Но хотя гарнизон оказывал сопротивление, отмечалось, что католическая поддержка среди городского населения была довольно слабой{683}. Как только город пал, протестанты сразу одержали верх над своими противниками, несмотря на то, что сам Ренненберг придерживался католических убеждений{684}. В Кампене регенты проводили католическую политику с некоторым упорством. Когда Кампен был освобожден от испанских войск, которые оккупировали город с 1573 г., городской совет быстро присоединился к «Генеральной Унии» и Гентскому умиротворению, приказав вновь приехавшему в город протестантскому проповеднику прекратить свои проповеди, пригрозив, что в противном случае он подвергнется наказанию как «perturbateur» (нарушитель) общественного мира, установленного в соответствии с Гентским соглашением{685}. Когда реформаты в Кампене подали жалобу эрцгерцогу Маттиасу в Антверпене и призвали его вмешаться, городской совет резко отклонил призыв эрцгерцога к веротерпимости, повторив точку зрения Штатов Оверэйссела, что по Гентскому Умиротворению каждая провинция имеет право проводить собственную религиозную политику{686}. Но хотя католическая партия в городском совете доминировала, поддержка в городе у нее отсутствовала. Католическая верхушка в Кампене была арестована в апреле 1580 г.
И все же, несмотря на слабость лоялистов и католической партии в Оверэйсселе, оппозиция Утрехтской Унии здесь была сильнее, чем в любой другой северной провинции. В мае 1579 г. Штаты Оверэйссела безоговорочно отвергли Утрехтскую Унию, снова — и настойчиво — подтвердив свое предпочтение Генеральной Унии и Умиротворения и поддержав усилия эрцгерцога Маттиаса по переговорам с Испанией с целью заключения мира, устраивающего обе стороны, под эгидой императора в Кельне. Измена Восстанию валлонских провинций и их примирение с Испанией в мае дали надежду Оверэйсселу на переговоры в Кельне{687}. Но хотя Оверэйссел выступал за мир и неодобрительно относился к Утрехтской Унии, а также к гегемонии Голландии, Штаты были также намерены сопротивляться возвращению испанских войск или размещению в городах провинции гарнизонов, а также восстановлению Девентерского епископства, повторному учреждению Хофа и возобновлению преследований протестантов{688}. Другими словами, Оверэйссел находился в тупиковом положении и не знал, как из него выйти. В конечном счете, у Штатов не было иного выбора, кроме как встать на сторону либо Испании, либо Голландии.