Летописная повесть о взятии Полоцка (Из Лебедевской и Александро-Невской летописей)[273]

Подробная летописная повесть об осаде и взятии Полоцка носит официальный характер: помимо подробнейшего изложения событий день за днём, она включает в себя полный текст официальных документов — «Послание архиепископа Новгородского Пимена царю Ивану Васильевичу», «памяти» царя Ивана Грозного своим сыновьям, царевичам Ивану и Фёдору, и митрополиту Макарию, отправленные из Полоцка в Москву после капитуляции полоцкого гарнизона, «пропускную грамоту» польским наёмникам, участвовавшим в обороне Полоцка, на право выезда за пределы Российского государства. Основ ной же текст повести составлен, очевидно, по горячим следам — в нём отмечены почти все эпизоды боевых действий.

Рассказ этот сохранился в двух летописях, служащих продолжением знаменитой Никоновской летописи, составленной в XVI веке и продолженной по прямому указанию Ивана Грозного. Это так называемые Лебедевская и Александро-Невская летописи. Первоначально они представляли собой единую рукопись, но затем были разделены. Большая часть повести читается в Лебедевской летописи; окончание же (начиная с «памяти» Ивана Грозного митрополиту Макарию) открывает Александро-Невский список.

Летописный рассказ несколько монотонен. Эта черта присуща официальному летописанию того времени. Какие-либо пропуски, например, в наименовании московского государя («царя и великого князя») или перестановки при перечислении действующих лиц — родственников царя или московских воевод — были недопустимы для летописца, а в иных случаях, наверное, могли грозить писцу серьёзной карой. Но за этой монотонностью — если внимательнее вглядеться в летописный текст, — живое дыхание времени. Нам кажется поэтому, что летописный рассказ послужит для читателя хорошим дополнением к яркому и красочному рассказу о тех же событиях в романе Валерия Полуйко.

Повесть о походе на Полоцк

Лета 7071?го. Сентября в 5?й день[274] царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии для своего дела литовского стоял в Можайске, а пошёл из Можайска к Москве, а шёл на Боровск и праздновал Рождество Пречистой[275] в Боровске, в Пафнутиевом монастыре.

Того же месяца в 8?й день приехал к царю и к великому князю из Черкас Пятигорских в Боровск, в Пафнутиев монастырь, Никита Казаринов сын Голохвастов. А посылаз царь и великий князь в Черкасы Ивана Борисова сына Федцова да Никиту Казаринова сына Голохвастова посольством к тестю своему, к Темрюку-князю Айдаровичу, сказать о пожаловании своём — что дочь его, княжну Марию, взял за себя; и с ними послал к нему, и ко княгине его, и к детям их, и к племени их своё великое жалование: платье, и деньги, и кубки, и ковши, и иные сосуды серебряные. И Иван Федцов разболелся в Астрахани, по дороге, и был у Темрюка-князя один Никита. И Темрюк-князь со всею своею братией и с землёю учинился государю в службу; а которые из черкасских князей были непослушны Темрюку-князю, те, прослышав о царском пожаювании к нему — что царь и великий князь Темрюка-князя пожаловал, дочь его взял за себя, — те все Темрюку-князю стали послушны, и дани ему стали давать, и во всей князь-Темрюковой воле быть учинились.

Того же месяца в 12?й день в селе Крылатском встретили государя царя и великого князя сын его, царевич Иван, да брат царя и великого князя, князь Юрий Васильевич. А ночлег был царю и великому князю в Крылатском, а назавтра, сентября в 13?й день, царь и великий князь пришёл в Москву. А встретил его с крестами отец его и богомолец Макарий, митрополит всея Русии, со всем освящённым собором у [церкви] святых страстотерпцев Бориса и Глеба на Арбате; и шёл государь царь и великий князь, и сын его, царевич Иван, и князь Юрий Иванович[276] шли в город за крестами.

Того же месяца в 15?й день царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии положил свою опалу на князя Михаила да на князя Александра Воротынских за их изменные дела, а вотчину их, Новосиль, и Одоев, и Перемышль, и их доли в Воротынске велел себе взять. И повелел князя Михаила с княгинею посадить в тюрьму на Белоозере, а князя Александра с княгинею велел посадить в стене в Галиче, под стражей.

Того же месяца в 23?й день царь и великий князь всея Русии послал в Черкасы Пятигорские к Темрюку-князю Айдаровичу посольством Григория Семенова сына Плещеева, а с Григорием велел послать из Казани и из Астрахани для охраны стрельцов и казаков пятьсот человек; а велел государь Григорию Плещееву со стрельцами и с казаками жить у Темрюка, и слушаться его во всём, и от всех недругов его защищать, и на войну ходить вместе с его людьми — куда их темрюк-князь посылать станет.

Того же лета, октября в 29?й день, царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии положил свою опалу на боярина на князя Дмитрия Курлятева за его великие изменные дела: а велел его и сына его, князя Ивана, постричь в чернецы и отослать на Коневец в монастырь, под начало; а княгиню князь-Дмитриевну Курлятева и двух княжон велел постричь в Оболенске, а после пострижения велел вести их в Каргополь, в Челмской монастырь.

Того же лета, ноября в 22?й день, писал к царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Русии из Юрьева Ливонского боярин и воевода Иван Петрович Фёдоров, что прислала к нему в Юрьев польского короля Жигимонта Августа[277] рада — епископ Виленский Валериан, да виленский воевода пан Миколай Миколевич Радивил, да воевода Троцкий Миколай Юрьевич Радивил, [да] пан Троцкий Григорий Александрович Хоткевич и вся королевская рада — гонца своего, Сеньку Алексеева; а сказывает [Сенька]: послан в Москву к Макарию, митрополиту всея Русии, и ко царёвым и великого князя боярам — к князю Ивану Дмитриевичу Бельскому, да к Данилу Романовичу Юрьину-Захарьину и к иным боярам — с грамотами о том, чтобы они государю своему били челом и на то его наводили, чтобы он с братом своим, королём Жигимонтом-Августом, захотел в добром согласии пребывать, и послам бы королевским дал свою опасную грамоту[278]. И гонца того Сеньку Алексеева с грамотами в Москву прислал. И царь и великий князь велел гонцу литовскому быть у Макария, митрополита всея Русии, митрополиту же велел отказать ему, что-де митрополитовы вещи — церковные, а о делах земских [пусть] ссылаются епископ Виленский и королевская рада со царёвыми и великого князя боярами. А гонцу литовскому велел быть у боярина у князя Ивана Дмитриевича Бельского на дворе его, и грамоты его [велел] у него взять. А боярам, князю Ивану Дмитриевичу Бельскому и Данилу Романовичу, царь и великий князь дал для послов королевских опасную грамоту, а в опасной грамоте царь и великий князь писал: нешто будет рать московская в Литовской земле, а послы бы шли к царю и великому князю раньше и дело бы доброе совершили, а от царёвой и великого князя рати им никаких препятствий не будет. А отпущен Литовский рады гонец Сенька Алексеев из Москвы ноября в 27?й день; а велено с ним ехать в Тверь и Юрьев Ливонский Лобану Львову; а из Юрьева велел его [государь] отпустить той же дорогой, по которой приехал, — чтобы он о государевой рати вести не подал, что идёт-де царь и великий князь на своё дело на земское на Литовскую землю, к Полоцку. А то всё присылает к царю и великому князю король неправдою — чтобы ему каким-нибудь образом время протянуть, — а сам к Крымскому царю многие поминки[279] посылал, чтобы стоял тот против христианства и христианскую кровь проливал.

Той же зимой, ноября в 28?й день, царь и великий князь отпустил из Москвы в Крым, к царю Девлет-Гирею, крымских гонцов — Ян-Магметя с товарищами, семь человек; а были они задержаны в Ярославле с крымским послом, с Ян-Болдуем, лет за семь-за восемь [до того] из-за царёвой Девлет-Гиреевой неправды, а царь за ними никого не присылал. А писал царь и великий князь к царю Девлет-Гирею с Ян-Магметем: если захочет царь с царём и великим князем в дружбе и братстве быть — как был дед царя и великого князя, князь великий Иван Васильевич всея Руси[280], в дружбе и братстве с дедом его, царём Менгли-Гиреем, — то прислал бы царь к послу своему, Ян-Болдую, свой полный наказ, или прислал бы иных своих постов, как ему в том дружбу утвердить; а если не хочет царь с царём и великим князем дружбы и братства, то он поста бы своего, Ян-Болдуя, вётел к себе взять. А татар своих служилых царь и великий князь в Крым, к царю, с Ян-Магметем не послал вот почему: какие татарские станицы были посланы в Крым к царю с грамотами, и тех служилых татар царь у себя в Крыму задерживал и назад их в Москву к царю и великому князю не отпускал.

Той же зимой, в ноябрю, царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии, посоветовавшись с отцом своим Макарием, митрополитом всея Русии, и с братом своим, с князем Юрием Васильевичем, и с князем Владимиром Андреевичем, и со всеми боярами, призвав на помощь Бога и Пречистую Богородицу и великих чудотворцев, приговорил идти на недруга своего Жигимонта, короля Польского и великого князя Литовского, за многие его неправды и неисправления, а более всего горя сердцем о святых иконах и о святых храмах освящённых — о том, что безбожники литовские, отвергнув поклонение святым иконам, святые иконы расщепили и многое поругание святым иконам учинили, и церкви разорили и пожгли, и веру христианскую и закон отвергли и попрали, и лютеранство приняли; и не только миряне, но и игумены, и чернецы, и попы, и диаконы христианскую веру греческого закона отвергли, и, по хотению своему, избрали себе и приняли лютеран и ложное их учение; а кто из немногих христиан втайне держался веры христианской, то и те, страшась тех безбожных лютеран, святых икон не держали из-за поругания святым иконам — а такого поругания святых икон ни в сарацинской вере, у турок, ни среди басурманских народов не слыхано. А неправды и неисправления короля таковы: в грамотах своих пишет к царю и великому князю с укоризною многие непригожие слова; а царское имя, что ему, государю, дал Бог и что обрёл он от своих прародителей извечной своей стариною, то имя король сполна [в грамотах своих] не пишет; да он же, король, вступается в извечную царёву и великого князя вотчину, Лифляндскую землю: что царь и великий князь гнев свой на тех изменников, ливонских немцев, простёр, и города ливонские, город Юрьев, город Вильян [Феллин], город Ракобор, город Ругодив и иные многие города в Ливонской земле, захватил, и магистра Ливонского, Вилима Ферстенберга, и епископа Юрьевского Гармана пленил, и Ливонскую землю за их неправду пленить велел; а оставшиеся немцы ливонских городов изменою перешли на сторону польского короля Жигимонта, и король Польский в Лифляндской земле, в остальных городах, посадил своих людей, и называл Лифляндскую землю своею землёю; а воевода Троцкий Миколай Юрьевич Радивил, со многими людьми придя, царёв великого князя город Тарвас взял: людей побили и воеводу, князя Тимофея Кропоткина, со товарищи с остальными людьми свели; а к Крымскому царю король многие поминки посылает, и всегда на кровопролитие христианское поднимает, и пишет к Крымскому царю, чтобы никогда не переставал воевать украины Московские. И царь и великий князь многократно короля Жигимонта Августа через своих послов и посланников и через его послов и посланников предупреждал, чтобы он кровопролития христианского не хотел, и в тех делах исправился, и в искони вечную его [царя и великого князя] вотчину, в Лифляндскую землю, не вступался, и за изменников бы, ливонских немцев, не стоял; а король Жигимонт Август ни в чём том исправиться не захотел, но больше того: в гордости своей хотел кровь христианскую проливать.

Того же лета, ноября в 30?й день, царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии входит во святую соборную церковь Успения Пречистой Богородицы, и молебны совершив, к чудотворному образу Пречистой Богородицы Владимирской прикладывается, и у великих чудотворцев Петра и Ионы и у прочих святых милости испрашивает. Также и в прелестном храме Архангела Михаила, и у прочих святых приложился, и у гроба отца своего, и у гробов прародителей своих поклонился и простился; также и в [монастыре] Чуда Михайлова у Архангела Михаила и у чудотворца Алексея молебны совершил. Отцу же своему и богомольцу Макарию, митрополиту всея Русии, и Никандру, архиепископу Ростовскому, и епископам, и архимандритам, и игуменам со всем освящённым собором повелел идти к святым страстотерпцам Борису и Глебу на Арбат с крестами и с чудотворным образом Пречистой Богородицы милостивой — а тот чудотворный образ Пречистой был с прародителем его, с великим князем Дмитрием Ивановичем, когда победил великий князь Дмитрий безбожного Мамая на Дону. Сам же царь и великий князь, и дети его, царевич Иван и царевич Фёдор, и брат его, князь Юрий Васильевич, и многие бояре, и вельможи, и всё воинство, которое с государем, шли за крестами пеши; и слушал государь у святых страстотерпцев у Бориса и Глеба на Арбате обедню и молебны совершил. И с великим молением бил челом отцу своему и богомольцу Макарию, митрополиту всея Русии, и архиепископу, и епископам, и всему освящённому собору, чтобы молили Бога и пречистую Богородицу и великих чудотворцев о нём и о его воинстве, и о всём православном христианстве, чтобы ради святых молитв их даровал Господь Бог путь ему мирен и безмятежен и победу над врагами его; и чтобы здесь сохранил Бог дом Пречистой Богородицы, и град Москву, и все грады государства его, и всех, живущих в них, от всякого злого навета. К тому же и многое другое говорил отцу своему Макарию, митрополиту всея Русии, и всему освящённому собору — чтобы все блага на пользу ему испросили у Бога. И, взяв благословение у отца своего и богомольца митрополита Макария, и у архиепископа, и у епископов, пошёл царь и великий князь в Можайск, а дети его, царевич Иван и Царевич Фёдор, провожали его до первого стана, до Крылатского. Повелел же царь и великий князь взять с собою непобедимую воеводу — чудотворную икону Пречистой Богородицы, называемую Донской, которая прежде того стояла в соборном храме Успения Пречистой на Коломне, да Пречистую Богородицу чудотворную Колоцкую и иные многие чудотворные образа и кресты.

Когда же замыслил боголюбезный царь и великий князь идти на отступников христианской веры, на безбожную Литву, тогда был в его царской казне крест Полоцкий, украшенный золотом и камением драгоценным. Написано же на кресте том: «Сделан сий крест в Полоцке, повелением княжны Ефросинии, и поставлен в церкви Всемилостивого Спаса, да не изнесёт его из той церкви никто же; егда же кто его из церкви изнесет, да приимёт с тем суд в день судный». Рассказывают же так: прежде некогда держали у себя смоляне и полочане государей, князей, по своей воле: и воевалм смоляне с полочанами между собой, и тот крест честной взяли смоляне в Полоцке во время войны и привезли в Смоленск; а когда благочестивый государь князь великий Василий Иванович всея Русии взял вотчину свою, Смоленск, тогда тот честный крест и был привезён в царствующий град Москву. Царь же и великий князь повелел тот крест обновить и украсить и взял с собой тот честный крест, чтобы, имея надежду на милосердного Бога и на крестную силу, победить врагов своих, что и произошло.

Взял же с собой епископа Коломенского Варлаама, да архимандрита Чудовского Левкия, да игумена Иосифова монастыря Леонида, да из иных монастырей священников с чудотворными образами. А пришёл государь в Можайск декабря в 5?й день, а с ним царь Александр Сафа-Гиреевич Казанский. А князь Владимир Андреевич со своими детьми боярскими собирался в своей отчине, в Старице; а царь Симеон Касаевич Казанский со своими людьми собирался в государевом пожаловании, в Звенигороде; а церевичи — Тохтамыш-царевич, Бекбулат-царевич, Ибак-царевич, Кайбула-царевич — и царёвы и великого князя бояре и воеводы с людьми собирались по разным местам: в Боровске, в Ярославце, в Калуге, в Русе, на Волоке, в Холме и по иным по многим городам. А велел [царь и великий князь] всем воеводам со всеми людьми идти к Лукам и быть на Луках на Крещение Христово.

Той же зимой, декабря в 3?й день, приехал к царю и великому князю из цесаревой Римской Фердинандовой области от магистра Фрянцовского Вулф-Янка немчин Иван Вагнер с грамотой; а царь и великий князь в то время пошёл на своё дело к Полоцку, и велел ему быть у себя в Можайске; и был тот у государя в Можайске. А в грамоте своей магистр Вулф-Янка писал, чтобы государь его пожаловал: позволил ему прислать к себе больших послов об освобождении магистра Ливонского Ферстенберга и о предоставлении заодно Прусской и Ливонской земель, которые за королём Литовским. И царь и великий князь к магистру Вулф-Янку отписал с Вагнером, чтобы тот своих больших послов присылал и что, когда будет к государю его челобитие, тогда-де по его челобитию и ответ ему будет. И отпустил Вагнера в Ругодив, и велел ему зимовать в Ругодиве, пока морской путь не откроется; а весною из Ругодива отправлен был.

Той же зимою, декабря в 17?й день, царь и великий князь пошёл из Можайска в Торопец, а из Торопца к [Великим] Лукам, а в Луки пришёл 5 января. И тогда же, 5 января, пришли в Луки к царю и великому князю князь Владимир Андреевич со своими детьми боярскими да царь Симеон Касаевич. И царевичи, Тохтамыш-царевич и Бекбулат-царевич и иные царевичи, и царёвы и великого князя бояре и воеводы со всеми людьми к тому же времени в Луки пришли. И расписал государь бояр, и воевод, и детей боярских по полкам, и голов[281] с людьми, и сторожи[282], и дозорщиков, и все чины полковые служебные устроил, как ему, государю, подобает: и запасы для себя и для коней повелел всему воинству с собою иметь, чтобы хватило на всю зиму и до весны — потому что идти им до Полоцка местами пустынными, трудными и непроходимыми. И дорогу велел перед собой расчищать, а для наряда[283] велел мосты через реки мостить к городу Невелю, а от Невеля к Полоцку — чтобы ему, государю, можно было со многими полками идти, и наряд за ним провезти, потому что дорога та лесистая и трудная.

В январе же, в 10?й день, в воскресенье, совершив молебен в Луках, в соборной церкви Воскресения Христова, царь и великий князь отпустил вперёд себя воевод своих — чтобы не выходить всему воинству из Лук в один день, и чтобы не было из-за того воинским людям затора и утеснения, и чтобы шли все полковые люди в своих полках, в которых им велено идти, а коши[284] бы их за ними шли, а в иных полках не оставались бы. И в тот день отпустил царь и великий князь из Лук ертаул[285] свой — полк князя Андрея Петровича Телятевского да Ивана Андреевича Бутурлина, да в ертауле же ногайские татары, которые пришли к царю и великому князю от её князя Исмаиля в посольство, Бекчюра со товарищи, да астраханские князья, и мурзы, и казаки. А на следующий день, 11 января, в понедельник, отпустил воевод, передовой полк, — царевича Тохтамыша, да царевича Бекбулата, да царёвых и великого князя бояр и воевод — князя Василия Михайловича Глинского, Ивана Васильевича Большого Шереметева, Алексея Даниловича Басманова; да в передовом же полку ногайские мурзы — Тахтар-мурза, Темир-мурза. Булат-мурза, Бебезян-мурза, Уразлыевы дети, и иные многие мурзы, и казаки ногайские и крымские, которые государю елужат, а с ними Григорий Иванов, сын Нагово; да в передовом же полку воевода князь Юрий Петрович Репнин, а за ним казанские, и свияжские, и чебоксарские князья и мурзы и казаки, горные и луговые. А января в 12?й день, во вторник, отпустил из Лук царя Симеона Касаевича, а с ним бояр своих и воевод правой руки. А января же в 13?й день, в среду, отпустил князя Владимира Андреевича, а с ним бояр своих и воевод большого полка. А января же в 14?й день, в четверг, царь и великий князь совершил молебен в соборной церкви Воскресения Христова, и у чудотворного образа Пречистой Богородицы Донской, и у иных чудотворных образов; и повелел Варлааму, епископу Коломенскому, с архимандритами, и игуменами, и со всем освящённым собором идти с крестами из города провожать непобедимую воеводу, чудотворный образ Пречистой, в путешествие. Сам же царь и великий князь проводил из города честные кресты и чудотворные образы за город и пошёл на своё [государево] дело из Лук к Полоцку. А января в 15?й день велел идти из Лук боярам и воеводам с нарядом. А января в 16?й день, в субботу, велел идти из Лук воеводам левой руки, а сторожевому полку — января в 17?й день, в воскресенье.

Поход царя и великого князя из Лук

А шёл государь из Лук к Полоцку полками. С царём и великим князем в полку — царь Александр Сафа-Гиреевич и многие бояре, и воеводы, и княжата, и дети боярские его полка. В большом полку князь Владимир Андреевич, а с ним царёвы и великого князя бояре и воеводы — князь Иван Дмитриевич Бельский, князь Пётр Иванович Шуйский, князь Василий Семёнович Серебряный; да в большом же полку князь Семён Дмитриевич Палецкий, а с ним сеиты, и князья, и мурзы, и казаки Городецкие, и двор царя Шигалея, и темниковские князья, и мурзы, и казаки. В [полку] правой руки царь Симеон Касаевич Казанский, а с ним царёвы и великого князя бояре и воеводы — князь Иван Фёдорович Мстиславский, князь Андрей Иванович Ногтев-Суздальский, князь Пётр Семёнович Серебряный; да в правой же руке у царя и у воевод Василёк, князь Черкасский, с черкасскими людьми, а с ними Роман Плещеев; да в правой же руке служилые татары, а с ними Федец Фёдоров сын Нагово. В передовом полку царевич Тохтамыш, да царевич Бекбулат, да царёвы и великого князя бояре и воеводы — князь Василий Михайлович Глинский, Иван Васильевич Большой Шереметев, Алексей Данилович Басманов; да в передовом же полку ногайские мурзы — Тахтар-мурза, Темир-мурза, Булат-мурза, Бебезян-мурза, Уразлыевы дети, — и иные многие мурзы и казаки ногайские и крымские, которые государю служат, а с ними Григорий Иванов сын Нагово; да в передовом же полку воевода князь Юрий Петрович Репнин, а с ним казанские, и свияжские, чебоксарские князья, и мурзы, и казаки, горские и луговые. В [полку] левой руки царевич Кайбула да царёвы и великого князя бояре и воеводы — князь Иван Иванович Пронский, князь Дмитрий Иванович Немой, Иван Васильевич Меньшой Шереметев; а с царевичем князь Юрий Фёдорович Борятинский; да в левой же руке князья, и мурзы, и казаки кадомские, а с ними Елизар Ржевский. В сторожевом полку царевич Ибак да царёвы и великого князя бояре и воеводы — князь Пётр Михайлович Щенятев, князь Андрей Михайлович Курбский, Иван Михайлович Воронцов; а с царевичем Ибаком князь Александр Иванович Ярославов. Ертаулы — князь Андрей Петрович Телятевский, Иван Андреевич Бутурлин; да в ертауле же ногайские татары, которые пришли к царю и великому князю от Исмаила-князя в посольство, Бекчюра со товарищи, да астраханские князья, и мурзы, и казаки. А в дворовых воеводах у царя и великого князя боярин Иван Петрювич Яковлев да князь Пётр Иванович Горенский-Оболенский. У наряда бояре князь Михайло Петрович Репнин да Михайло Иванович Вороново-Волынский; да у наряда же с ними Борис Иванович Сукин да дьяк Шестак Воронин. А наряд царь и великий князь повелел из Лук взять с собой средний и лёгкий для того, чтобы с большим нарядом в том походе людям и истомы и промедления не было; а большой наряд повелел после себя из Лук к Полоцку везти. Путешествие же царя и великого князя было трудное и медленное, потому что царь и великий князь со всеми полками шёл на Полоцк одной дорогой и заповедь великую положил: велел, чтобы, перейдя рубеж, никакой человек ни из какого полка ни за кормом, ни за какой иной добычей отпущен не был — чтобы из-за того малого дела большого дела не потерять. От множества же собравшихся воинов полковые люди и коши в заторах в лесах смешивались: в теснинах же иных полков людей с кошевыми людьми не разобрать. Царь же и великий князь много о том скорбел, что продвижение его медленно, и потому на многих станах дневал; и ездил сам царь и великий князь с избранными своими людьми по всем полкам воеводским, и боярам своим и дворянам из своего полка велел в заторах людей разбирать и пропускать каждого в свой полк, чтобы не смешивались полковые люди из разных полков и из-за того продвижению его и делу его промедления не было. Тогда же изменил царю и великому князю Богдан Микитин сын Хлызнёв-Колычев: побежал с дороги из полков воеводских в Полоцк и сказал полочанам о походе царя и великого князя к Полоцку с великим воинством и многим нарядом. Полочане же великой гордостью преисполнились и не поверили ему; но только затворились во граде и в остроге со всеми людьми всего Полоцкого повета[286]. Царь же и великий князь посылал грамоты от себя с полоцкими языками в Полоцк, к воеводе полоцкому Двойне, и к новонареченному владыке Арсению Шишке, и к шляхте, и к ротмистрам, и к ляхам — предлагая им государево жалование, службу государеву, а государь-де их пожалует на всей воле их, какое жалование сами пожелают. Воевода же, и владыка, и все полочане не только государева жалования и службы государевой не захотели, но и посланного к ним с теми грамотами повелели смертною казнью казнить.

Января в 31?й день, в воскресенье, царь и великий князь пришёл к Полоцку и велел прежде себя полкам идти вперёд и встать по своим местам: князю Владимиру Андреевичу, а с ним большого полка боярам и воеводам, князю Ивану Дмитриевичу Бельскому со товарищи, велел, перейдя Полоту-реку, встать у Спаса на Шорошкове; а правой руке, царю Симеону Касаевичу, и воеводам правой руки, и воеводам передового полка, перейдя Двину-реку, встать по своим местам: царю Симеону и воеводам правой руки — за Двиною-рекою на Черсвятской дороге, и стоять им против острова и Кривцовской слободы, а воеводам передового полка — стоять за Двиною рекою на Виленской дороге, и встать против Якиманской слободы; а воеводам ертаульского полка велел, перейдя Полёту, встать ниже города на Двине-реке, под Черною горою, у устья Долоты, против Ложных ворот. А сам царь и великий князь, придя к городу Полоцку, прошёл [монастырь] Георгия Святого и увидел в городе Полоцке верх церкви Софии Премудрости Божией, и послал в большой полк к князю Владимиру Андреевичу и к воеводам большого полка, да и во все полки к боярам и воеводам, стольника своего, князя Андрея Ивановича Стригина; а приказал царь и великий князь князю Владимиру Андреевичу и боярам и воеводам большого полка и всех полков боярам и воеводам, чтобы, пев молебен и испросив у Бога помощи, знамёна бы развёртывали. А владыке Коломенскому Варлааму, и архимандриту Чудовскому, и игумену Иосифовскому со всем собором повелел петь молебны и молить Господа Бога и Пречистую Богородицу и великих чудотворцев.

Тогда же пришёл к благочестивому государю от Пимена, архиепископа Новгородского, Ефрем, игумен Живоначальной Троицы Клопского монастыря, принеся на благословение образ Софии, неизреченной Премудрости Божией, и воду святую на освящение и на утверждение царскому его благородию и всему христолюбивому воинству; к тому же и послание полезное написано[287]… И Послание это было на укрепление и на пользу многим — как самому благочестивому государю царю, так и всему его воинству.

И потом начал благочестивый государь знаменовать себя у чудотворных образов, которые были с ним; и приходит к епископу Варлааму; епископ же благословляет благочестивого государя крестом животворящим, и водою святой кропит; также и христолюбивое воинство священники начали водою кропить. И пошёл царь и великий князь ко граду Полоцку, и знамя повелел развернуть; а на знамени том изображён чудно Нерукотворный образ Господа нашего Иисуса Христа. И подошёл к озеру Волову, и поставил полк свой у Волова озера, против города. И повелел в сурны играть, и трубить, и в барабаны бить; и в ту пору велел коши устраивать. И стоял весь тот день полком, а головы стрелецкие и сотники со всеми стрельцами стояли перед полком, вблизи города. А за два часа до вечера пошёл царь и великий князь мимо города к стану, за реку за Двину, в монастырь Бориса и Глеба; кельи же того монастыря полоцкие люди прежде государева прихода пожгли, так что осталась одна монастырская братская пекарня. Царь же и великий князь, войдя в церковь, помолился великим страстотерпцам Христовым Борису и Глебу; а в той пекарне государь кушал. Увидели же из города и из острога полочане многие полки и людей, переходящих на эту сторону Двины-реки, и в монастыре Бориса и Глеба, и около монастыря увидели многие палки, и начали стрелять из города и из острога по монастырю и по Двине-реке, по людям, которые по Двине-реке шли, из многих пушек. И убили на Двине-реке боярского человека с лошадью. Многие же пушечные ядра летели в монастырь, и в сенях перед пекарнею, между дворянеми государевыми, упало ядро. И через царёв и великого князя полк многие ядра летели, словно дождь; но Божьим заступлением и Пречистой Богородицы и великих [чудотворцев] молитвами в царёвом и великого князя полку и в воеводских полках ни одного человека не убило. Царь же и великий князь поветел в тот день от своего полка поставить наряд, а стрелецким головам со стрельцами [велел] встать и окопаться у Двины-реки, в березнике и на острове. И царёвы и великого князя пушкари и стрельцы выбили из наряда пушкарей с острога, и литовских людей в остроге многих побили. А воеводы левой руки и сторожевого полка и с нарядом воеводы пришли к Полоцку в тот же день, в воскресенье 31 января, к вечеру, и встали по своим местам: полк левой руки встал против Духовских ворот на Себежской дороге, а сторожевой полк встал у Плоской Лужи, против Богоявленского взвоза, а с большим нарядом воеводы встали между Георгием Святым и Воловым озером.

И февраля в 1?й день царь и великий князь повелел сказать князьям и детям боярским в своём полку и во всех полках, что быть смотру конному 2 февраля; да велел сказать всем детям боярским в своём полку и во всех полках по своему царскому приговору, чтобы были у них у всех готовы туры[288] — на десять человек одна тура.

В тот же день царь и великий князь приказал дворовому воеводе, князю Петру Ивановичу Горенскому, послать на остров на Двине-реке против города двух голов стрелецких, Василия Пивова да Ивана Мячкова, со своими стрельцами и велел им окопаться на острове и стрелять по посаду.

А февраля во 2?й день приказал государь дворовым воеводам, боярину Ивану Петровичу Яковлеву да князю Петру Ивановичу Горенскому, боярских и воеводских и приказных людей смотреть и иным боярам велел смотреть князей и детей боярских своего полка. И во всех полках боярам и воеводам велел смотреть князей и детей боярских и людей их и приказал во всех полках туры делать — в каждом полку, на десять человек туру. А сам царь и великий князь ездил в тот день вокруг города и смотрел городские крепости, а были с ним выборные дворяне.

Февраля в 3?й день царь и великий князь пошёл за Двину-реку и встал у Георгия Великого, потому что Двина-река стала портиться и ради своего великого дела, чтобы можно было стоять до весны; а левой руки полку велел стоять у Бориса и Глеба, где государя царя и великого князя полк стоял.

А февраля в 4?й день и в 5?й царь и великий князь велел у города туры ставить и наряд около города ставить; а в то время, когда ставили туры у города, стояли у тур для охраны головы, дети боярские, с боярскими людьми, и головы стрелецкие со стрельцами, и атаманы казачьи с казаками. И многие туры поставили, а убили из города одного сына боярского да пятнадцать человек боярских людей да атамана казацкого Кислова Подчеркова. Повелением же государским поставили наряд вокруг города, и повелел государь быть у наряда боярам своим из полков и воеводам. За Двиною, на Иванском острове, велел поставить туры боярину и воеводе Ивану Васильевичу Шереметеву Меньшому; и Иван те туры поставил, а встали у тур дети его боярские из полка, да Василий Ливов, да Иван Мячков со стрельцами своих приборов[289], и атаман с казаками. А от Двины-реки, от курганов, велел государь поставить туры боярину своему и воеводе князю Василию Семёновичу Серебряному, а с ним головы стрелецкие Фёдор Булгаков, Григорий Кафтырев, Будай Болтин с сотниками и со стрельцами. И в тот же день голова стрелецкий Иван Голохвастов с сотниками и со стрельцами своего прибора зажёг в остроге башню над Двиной-рекой, и в ту башню стрельцы его влезли было и в острог вошли; и царь и великий князь велел стрельцов из башни и из острога выслать — потому, что не помыслив пошли было к острогу, а туры ещё во многих местах около города не поставлены. А из города из пищалей убили стрельцов пятнадцать человек. Царь же и великий князь, непрестанно объезжая вокруг города, приказывал своим воеводам, чтобы день и ночь беспрестанно стреляли по городу; воеводам же во всех полках повелел сторожи ближние и дальние держать крепко, чтобы ни один литовский человек не мог проехать из города или в город.

И февраля же в 5?й день прислали к царю и великому князю из большого пачка бояре и воеводы, князь Иван Дмитриевич Бельской да князь Пётр Иванович Шуйский, Василия Розладина, с тем что прислали к ним из города бить челом шляхтича городничего янка Быстрецкого, писаря Луку Халабурду, Василия Трибуна; а бьют челом царю и великому князю, чтобы не велел стрелять и срок бы дал, а пан Довойна хочет-де царю государю и великому князю челом бить… И царь и великий князь послал говорить с ними Ивана Семенова сына Черемисинова Караулова с Василием Розладиным, И те бьют челом царю и великому князю, а Ивану Черемисинову били челом же о том, чтобы до государевых бояр донёс их челобитие, а бояре бы били челом царю государю, чтобы им царь и великий князь милость показал: велел бы унять пролитие крови христианской и дал бы им сроку на неделю, а пан Двойна, со всею землёю умыслив, царю и великому князю хочет челом бить. И Иван Черемисинов сказал о том царю и великому князю, а уже оставалось часа два до вечера, и так поздно, и царь и великий князь ради их челобития дал им сроку до утра, а из наряда той ночью не велел бить, а туры государевы, по государеву приказу, многие вокруг города поставили.

На следующий день, в субботу, 6 февраля, царь и великий князь послал к городу Ивана Черемисинова, а велел ему говорить с полоцкими людьми: каково их челобитие к государю? И выехали к Ивану из города, из Острожных ворот, писарь же Лука Халабурда да Василий Трибун и говорили Ивану Черемисинову, что бьют-де челом царю государю воевода полоцкий пан Двойна, и княжата, и шляхта, и ротмистры, и бурмистры, и ляхи, и мещане, и все полочане, чтобы государь милость показал: дал сроку до вторника, потому что много людей в городе, и со всеми теми людьми переговорить надобно и договориться, как им челом государю бить, «занеже, пане, то дело великое: не уговоряся со всеми людьми, того дела делати нельзя». И Иван обо всём том доложил государю. И в тот день, в субботу, все дела отложили и ничего делать не стали, и велел царь и великий князь дать им сроку до утра. А в воскресенье, февраля в 7?й день, послал царь и великий князь к городу Ивана же Черемисова. И выехали из города к Ивану писарь Лука да Василий Трибун, и говорили Ивану: бьют-де челом государю, чтобы государь их пожаловал, дал им сроку до вторника. И в то время по царёву и великого князя приказу приехал к Ивану от дворовых воевод, от Ивана Пегровича да от князя Петра Ивановича Горенского, Михайло Безнин и говорил от воевод Ивану: прытко будет с полоцкими людьми дело, а они бы раньше решали; а не будет дела, и они бы разъехались и государевым бы делом занялись; а государевой рати без дела почто томиться? И Лука и Грибан говорили Ивану и били челом государю, чтобы пожаловал, дал сроку до утра, а за ту ночь пан со Всеми людьми переговорит, и на чём договорятся, с тем и завтра паны из города к воеводам выедут. И царь и великий князь пожаловал их, дал им сроку до утра, до понедельника. А того же дня, в воскресенье, к вечеру, пришли к Полоцку из Лук с государевым большим нарядом.

А в понедельник, февраля в 8?й день, царь и великий князь послал под город Михайла Безнина, а велел ему из города покликать: есть ли их челобитье к государю? И выехал из города Василий Трибун, и сказал, что людей-де много, а мыслями шатаются: иные люди хотят бить челом, а иные не хотят; и просил сроку на неделю. И начали из города из наряда по Михайле стрелять; Михайло же, приехав, сказал о том государю. И царь и великий князь велел по острогу и по городу[290] стрелять из большого наряда и начал советоваться, как бы с острогом управиться, потому что крепок острог; рублен и всякими укреплениями укреплён так же, как и городская стена рублена, да и ров вокруг острога от Полоты и до Двины-реки сделан крепок и глубок. И повелел из-за Двины-реки стрелять по острогу и по Острожным воротам, потому что от Двины-реки острожной стены не было. А в ту пору, когда полочане с обманными словами из города выезжали, поставили воеводы по государеву приказу туры близ Острожных ворот и стены острожной, и наряд за турами поставили, и пушкари и стрельцы за турами встали.

Февраля в 9?й день воевода полоцкий Довойна и ляхи подожгли большой острог и ворота Острожные, и в остроге церкви, и гостиные дворы, и лавки на торгах, и все острожные дворы зажгли во многих местах, а посадских людей из острога начали в город сгонять. А стрельцы царёвы и великого князя, и боярские люди, и казаки в острог вошли и с ляхами биться начали. И царь и великий князь посылал для того из своих полков голов и велел тех людей поберечь и из города выслать. И из государева царя и великого князя полка головы князь Дмитрий Фёдорович Овчинин да князь Дмитрий Иванович Хворостинин и иные головы ляхов в остроге потоптали и в город вбили, а государевых людей отвели в сохранности. А те люди сельские из Полоцкого повета, которые в остроге сидели, те в город не пошли, а вышли [из острога] в государев полк и в воеводские полки; а вышло их в один государев стан мужского пола 3907 человек, а жёнок и девок 7253, а обоего пола 11 160 человек; а тем, кто в воеводские полки и в татарские станы вышел из острога, счёта нет. И скота бесчисленное множество поймали; а острог большой весь сгорел, а дворов в остроге сгорело 3 тысячи.

Царь же и великий князь, видя, что полочане обманом били к нему челом, и уповая на милость Божию и Пречистой Богородицы, повелел над городом дело своё великое промышлять и приказал боярину князю Михаилу Петровичу Репнину против Великих ворот в остроге, на пожжённом месте, ставить пушки большие, Кашпирову, да Степанову, да Павлика, да Орла, да Медведя, и весь наряд, стенной и верхний[291], поставить близ городских ворот; а вкруг города и городской стены, за Двиною и за Полотою, также велел большой наряд расставить и со всех сторон бить без передышки день и ночь. И из наряда во многих местах вокруг города стены пробили, и ворота выбили, и кровлю с городской стены сбили, и людей из наряда побили, так что от многой пушечной и пищальной пальбы земля дрожала даже в царёвых великого князя полках, потому что ядра у больших пушек по двадцати пудов, а у иных пушек — немногим того легче. Городская же стена не выдержала, так что и до другой стены ядра проходили. Полочане же с города ни из пушек, ни из пищалей не стреляли и из города ни на какие вылазки не отваживались, но только укрывались в домах своих, в погребах и в ямах, от пушечного и пищального боя. Воевода же полоцкий со всеми близкими своими и с семьями их пребывал в церкви Святой Софии; напал на них страх и ужас, и не могли никоим образом сопротивляться. Но один раз, ночью 10 февраля, выехали из города конные люди и пешие и напали на туры, которые по государеву приказу ставили боярин Иван Васильевич Шереметев Большой со товарищи, и те литовских людей потоптали и в город вогнали, и языка у них конного взяли, ляха Станислава Лентеева, и иных языков поймали. По Ивану же Шереметеву в ту пору стреляли из пушки, и погладило тем ядром Ивана по уху. И с того времени полочане уже ни разу из города не выезжали. Царь же и великий князь повелел вместо Ивана Шереметева быть князю Юрию Ивановичу Кашину.

Февраля в 11?й день, с четверга на пятницу, велел царь и великий князь идти к городу от Двины, из завала, боярину князю Василию Семёновичу Серебряному да окольничему Михаилу Петровичу Головину, а велел им туры ставить против города, от завала, а с ними велел идти стрелецким головам Фёдору Булгакову, Григорию Кафтыреву, Будаю Болтину, сотским Тёмки Игнатьева с прибором их со стрельцами, и многим головам с боярскими людьми; а от Полоты по завалам велел царь и великий князь под турами быть боярину князю Андрею Михайловичу Курбскому да Петру Зайцеву. А на Иванском острове, у боярина Ивана Шереметева Меньшого, велел поставить две пушки ушатые, Большую да Степанову; а за Полотою, у боярина князя Юрия Ивановича Кашина, велел государь быть Борису Сукину, а пушку у них велел поставить ушатую старую. И в ту ночь, дал Бог, расставили наряд стенной и верхний вокруг города по всем местам.

Февраля в 13?й день, в субботу, и в 14?й день [в воскресенье], по государеву наказу из всего наряда били без передышки день и ночь. И в тот же день, к вечеру, приказал царь и великий князь воеводам, которые с турами: велел ночью послать к городу стрельцов и городскую стену велел поджечь не в одном месте. И той ночью подожгли стрельцы городскую стену во многих местах, и начала городская стена гореть. Царь же и великий князь повелел владыке Коломенскому со всем собором в церкви молебны совершать и просить милости у Спаса и у Пречистой Богородицы и у великих чудотворцев; сам же государь начал снаряжаться и полку своему повелел к стану собираться, а к князю Владимиру Андреевичу, и к царю Симеону Касаевичу, и ко всем своим боярам и воеводам послал и велел им стоять в полках и быть наготове, дожидаться от государя вести. И той же ночью, часа за два до рассвета, прислали к царю и великому князю бояре и воеводы князь Василий Серебряный да князь Михайло Репнин Оболенские Шарапа Федцова с тем, что с города кличут и владыка и воевода полоцкий Довойна город государю сдают, да и знамя городское с города сдали; а знамя то прислали воеводы к государю с Иваном Кобылиным. И февраля в 15?й день, за час до рассвета, приехал к царю государю и великому князю Иван Черемисинов и сказал, что полоцкий владыка Арсений вышел из города к воеводам с крестами и с собором, и просят у государя милости. И царь и великий князь послал Ивана Черемисинова, а велел говорить под городом с полочанами: пока не выйдет из города воевода Довойна, стрельба по городу не перестанет. И как часы ночные отбили, приехал к царю государю от воевод Васька Измайлов сказать, что полоцкий воевода Довойна Станислав Станиславович, и дворяне королевские, и шляхта вышли к боярам и к воеводам, к князю Василию Семёновичу Серебряному да к князю Михаилу Петровичу Репнину, и со владыкою вместе просят у государя милости. Царь же и великий князь велел Ивану Черемисинову ехать с ними в свой большой шатёр, а в шатре большом у ворот велел государь быть дворовым воеводам, боярину Ивану Петровичу Яковлеву да князю Петру Ивановичу Горенскому, да дьяку Андрею Васильеву. И Иван Черемисинов с владыкою, и с Довойной, и с королевскими дворянами приехал к государю в час дня, и били челом дворовым воеводам, чтобы воеводы донесли челобитие их до государя и чтобы государь милость над ними показал, расправы бы не учинил, а вотчина государева, город Полоцк, — его, государева. И били челом, чтобы государь дал им очи свои видеть, а людей бы пожаловал, милость показал: которые захотят ему, государю, служить, те бы ему, государю, служили; а которые люди захотят ехать к королю или в иные земли, и государь бы их пожаловал, волю дал. И царь и великий князь послал к ним дворовых-воевод, и велел выспросить их: какие люди хотят царю государю служить, а какие люди хотят ехать к королю? И те били челом и просились в город: хотели про то людей выспросить; воеводы же дворовые те и речи передали царю государю. И царь и великий князь к ним приказал, что так-де будет мешкотно, а день уже идёт мало не к вечеру; и [велел], чтобы послал Довойна в город от себя Луку Халабурду и государево бы жалование всем людям объявил, какие в городе есть: чтобы они из города вышли, а государевы бы воеводы в город ехали. И владыка и Довойна на том государевом пожаловании били челом и просились допустить их государевы очи видеть; и царь и великий князь пожаловал их, очи свои дозволили им видеть в своём шатре. Сидел же государь на своём месте вооружён, в полном доспехе, и князю Владимиру Андреевичу, и царю Симеону также повелел в доспехах сидеть, также и боярам, и вельможам, и всему воинству. И когда вошли владыка, и Довойна, и дворяне к государю, царь и великий князь благословился у владыки, а Довойну и королевских дворян к руке допустил, пожаловал. А говорил им государь, что пришёл он к отчине прародителей своих и своей, к Полоцку, за неправду брата его, короля: что вступился тот в его исконно вечную вотчину, Лифляндскую землю, и послов своих и посланников к нему посылает, а в грамотах своих пишет не по-пригожему; «и ныне нам Бог милосердие своё свыше даровал, прародителей наших отчину нашу, город Полоцк, нам в руки дал, а какое вам своё жалованное слово со своими боярами и с воеводами приказывали, и то наше слово неизменно: милость вам покажем, казни вам учинить не велим, а посылаем в город ближнего своего воеводу, князя Петра Ивановича Горенского, а вы от себя пошлите в город Луку Халабурду, чтобы шляхта и ляхи нашему воеводе город очистили». И велел царь и великий князь нареченному владыке Арсению и воеводе Довойну место для стана очищать и устраивать, а быть им велел по станам под стражею: у владыки велел сторожить князю Юрию Мещёрскому, а Довойну велел сторожить Ивану Алексееву сыну Ершову, и с ними в стан велел им ехать. А в город послал своего дворового воеводу, князя Петра Ивановича Горенского, а с ним послал из своего полка дворян и детей боярских многих, да с ним же послал Луку Халабурду и велел своё жалованное слово всем людям сказывать: чтобы из города все вышли вон, а государь им милость показал — побить их не велел и дал им волю, кто куда захочет. И велел царь и великий князь ехать в город воеводам, боярину князю Василию Семёновичу Серебряному, а с ним дворянам и детям боярским многим, да всем головам стрелецким со всеми стрельцами, с двенадцатью тысячами. И после того прислали к царю и великому князю из города воеводы, князь Василий Серебряный да князь Михайло Репнин, пана Яна Юрьевича Глебова[292], воеводича виленского, и царь и великий князь пожаловал его: допустил его свои очи видеть и велел ему быть в стане вместе с Довойной. И тех ротмистров, которые сидели в городе с полоцким воеводой, со Станиславом Довойном, — Мархеля Хелмского, Албрехта Верхлинского, Яна Варшевского со своими товарищами с ляхами — всех тех царь государь пожаловал, очи свои дал видеть. И повелел царь и великий князь переписать полочан — дворян королевских, и шляхту, и всяких служилых людей; а бурмистров, и гостей, и лавочников, и земских людей торговых велел переписать также особо; а польских людей, конных и дрябей[293], велел переписать также и держать их особо; а которые люди государю служили, тех государь по рассмотрении жаловал.

Божиим же неизреченным великим милосердием и государевой горячей верою к Богу и его государевым умыслом в Полоцке, в городе и в остроге, бесчисленное множество ротмистров, и королевских дворян, и всяких воинских людей, и чёрных людей из наряда побили; государевых же людей Бог сохранил: только, когда ставили туры, убили пеших четырёх детей боярских молодых, да голову казацкую, а стрельцов 66 человек да боярских людей 15 человек.

И февраля в 15?й день, в понедельник, за два часа до захода солнца, Божиим милосердием и молитвою Пречистой Богородицы и великих чудотворцев молитвами государевы воеводы, боярин князь Василий Семёнович Серебряный да князь Пётр Иванович Горенский, въехали в город, и остановились на королевском дворе, и город устроили по государеву царя и великого князя наказу. А февраля в 18?й день, в четверг, на память святого Леонтия, папы Римского, царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии с князем Владимиром Андреевичем, и с новопросвещёнными царями казанскими, и со своими боярами, и со всеми воеводами, и со многим воинством пошёл из своего стана чинно и урядно в свою отчину, в Полоцк. Дойдя же до острожного рва, сошёл с аргамака[294]. И повелел коломенскому владыке Варлааму, и чудовскому архимандриту Левкию, иосифовскому игумену Леониду и всему освящённому собору идти во град Полоцк с пречудным образом Пречистой Богородицы Донской, и с иными чудотворными образами, и с честными крестами. Сам же царь и великий князь пошёл за чудотворными образами и за честными крестами, а с ним царь Владимир Андреевич, и царь Александр Казанский, и бояре, и воеводы, и всё воинство. Встретил же царя и великого князя в больших городских воротах Полоцких с крестами софийский протопоп Феофан с клиром софийским и со священниками полоцкими. Царь же и великий князь, видя пречудные образы в церкви Святой Софии, с любовью припадает и молит Бога и Пречистую Богородицу и великих чудотворцев, что даровал ему Бог и Пречистая Богородица образы их видеть. И пошёл к соборной церкви, к Софии, Премудрости Божией, и, когда вошёл в церковь, начал петь молебны протопоп Софийский с братией и со всеми священниками городскими; службу же совершал епископ Коломенский Варлаам. Увидел же государь в церкви Святой Софии пречудные и чудотворные образы, украшенные древними бывшими тут государями, и со слезами припадает и воздаёт хвалу Господу Богу и Пречистой Богородице и великим чудотворцам, что не в конец безбожные лютеране осквернили и разорили святые церкви и не в конец надругались над святыми иконами: «Милость Свою явил на мне, недостойном рабе Твоём, и град без кровопролития предал нам». И эти слова, и многие другие изрёк, и сказал: «Что воздам Тебе, Господи, за всё то, что Ты воздал мне?» И, по завершении молебна, взошёл протодиакон на амвон и велегласно многолетствовал царю государю и великому князю на его отчине, в Полоцке; потом и епископ со всем освящённым собором, также и дьяки на оба клироса пели многолетие царю государю и великому князю. Епископ же Варлаам благословил царя и великого князя животворящим крестом и сказал: «Божией милостью и молитвами Пречистой Богородицы и великих чудотворцев радуйся и здравствуй, православный государь царь и великий князь Иван Васильевич, всея Русии самодержец, на своей отчине и дедине, граде Полоцке, на многие лета!» После того князь Владимир Андреевич и царь Симеон-Касаевич здравствовали государя, потом же бояре и воеводы здравствовали государя на его отчине, граде Полоцке, потом же протопоп софийский со священниками и все священники городские и посадские, испуская благодарственные возгласы, за то, что избавил и освободил их от лютеранского насилия, а те лютеране отпали от святой православной веры, церкви разорили и иконам не поклонялись и поругание чинили великое. И отслушав Божественную литургию в церкви Святой Софии, царь и великий князь пошёл на свой двор в светлицу и сел на своём месте, а князь Владимир Андреевич, и царь Симеон Касаевич, и многие бояре и воеводы шли за государем и здравствовали его на его отчине, Полоцке. И в тот же день ел государь у себя в стане, а ели вместе с ним князь Владимир Андреевич, да царь Симеон, и бояре и воеводы многие; да тогда же ели вместе с государем нареченный полоцкий архиепископ Арсений, и воевода полоцкий Станислав Довойна, и Ян Янов сын Глебов, воеводич виленский, и королевские дворяне, а государь жаловал их своим жалованием. И отпустил тогда [государь] князя Михаила Темрюковича Черкасского в Москву с вестью к отцу своему и богомольцу Макарию, митрополиту всея Русии, и к царице и великой княгине Марии, и к детям своим, царевичу Ивану и царевичу Фёдору, и к брату своему, князю Юрию Васильевичу. А говорить ему велел царь и великий князь детям своим, царевичу Ивану и царевичу Фёдору, по сей памяти[295]…

Да ещё велел князю Михаилу подать от царя и великого князя царевичу Ивану и царевичу Фёдору подарки, по памяти. Да [ещё] память князю Михаилу Темрюковичу: молвить ему от царя и великого князя царевичу Ивану, чтобы велел послать в Казань и в Свияжский город и на Чебоксары, а велел бы молебны петь со звоном [колокольным] и память наказную велел послать, [списанную] с сего наказа.

Говорить князю Михаилу Темрюковичу Черкасскому от царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии отцу его и богомольцу Макарию, митрополиту всея Русии[296]…

Да подать от царя и великого князя Макарию, митрополиту всея Русии, подарок, молвить ему; «Царь и великий князь прислал к тебе, отцу своему и богомольцу, крест серебряный позолоченный с камением». Память князю Михаилу: молвить ему от государя Макарию, митрополиту всея Русии, чтобы велел петь молебны со звоном и по монастырям и по церквам велел бы звонить.

А князю Юрию Васильевичу велено говорить речь такую же, и список ему дан.

Память князю Михаилу Темрюковичу Черкасскому: — едучи к Москве, велеть по всем городам протопопам с братией петь молебны со звоном за то, что Бог милосердие своё великое показал царю и великому князю; вотчину его, город Полоцк, со всем в руки ему дал; и они молили бы Бога и Пречистую Богородицу и великих чудотворцев о государе царе и великом князе Иване и о его царице великой княгине Марии, и о его детях, царевиче Иване и царевиче Фёдоре, и о Макарии митрополите, и о брате государевом, и о всём православном христианстве, чтобы Господь Бог и впредь свыте давал победу над всеми видимыми и невидимыми врагами и подал бы мир и тишину со всеми странами на пользу всему православному христианству.

Говорить же от царя и великого князя княгине Евфросинии, [вдове] князя Андрея Ивановича[297], Фёдору Алексеевичу Басманову: «Царь и великий князь Иван Васильевич всея Русин велел тебе, княже Андреевой Ивановича княгине Евфросинии челом ударить и велел тебя о здоровий спросить: как тебя Бог милует? Государь наш царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии велел тебе сказать: Божиим милосердием и молитвами Пречистой Богородицы и великих чудотворцев, да и отца нашего и богомольца Макария, митрополита всея Русии, молитвами мы по сей час, дал Бог, здоровый». А речь ему и список даны такие же, [списаны] с больших речей.

А к новгородскому архиепископу. Пимену послан Михайло Безнин, а речь ему дана — с митрополичьей речи список. А в Новгороде велено Михаилу сказать [о том] боярину князю Фёдору Куракину, и дьякам, и гостям, и купцам; а во Пскове — боярину князю Петру Куракину и дьякам то же сказать; а в Юрьеве — боярину Ивану Петровичу и дьяку Шемету Щелепину речь говорить и велеть молебны петь со звоном, и бурмистрам, и палатникам, и ратманам ему же от государя молвить. Да велено ему Ивану же Петровичу молвить, чтобы отписал он в Ракобор, и в Вильян к воеводам, и во все немецкие города, а велел бы петь молебны со звоном; а в Ругодиве Петру велено говорить по тому же…

Февраля в 16?й день послал государь царь и великий князь воевать литовские земли царевича Ибака да воеводу своего князя Юрия Петровича Репнина, а с ним татар пятнадцать тысяч, не считая иных загонщиков; а велел им не доходить до Вильны 50 вёрст, и разведывать им про короля и про заставы королевские, и дороги разведывать к Вильне. А в Полоцке царь и великий князь оставил бояр своих и воевод, князя Петра Ивановича Шуйского да князя Василия и князя Петра Семёновичей Серебряных Оболенских, и иных воевод со многими людьми и со стрельцами, и наряд оставил достаточный. Повелел же царь и великий князь город укреплять, а в пробитых и в погорелых местах новую стену рубить и делать всё спешно. Они же город укрепили и устроили всё по государеву приказу за то время, пока государь в Полоцке стоял. Владыку же нареченного Арсения, и воеводу полоцкого Станислава Довойну, и воеводича виленского Яна Янова, и шляхту, и мещан с жёнами их и с детьми послал царь и великий князь в свою отчину, к Москве, дорогою же повелел их беречь и пропитание им давать достаточно. А ротмистров, Мархела Хелмского, Албрехта Вехлинского, Яна Варшевского, со всеми товарищами их ляхами, всего более пятисот человек, не считая жён и детей, пожаловал шубами и дал им волю: либо к королю ехать, либо, если захотят, в иные земли — потому что они к королю из иных земель пришли. От полков же своих велел провожать их за полоцкий рубеж без всякой обиды, да и пожаловал их: дал им грамоту пропускную от воинских людей[298]… Дана же та грамота жалованная… в лето от создания мира 7071?е, февраля месяца в 20?й день.

Февраля в 21?й день, в 6?й день по взятии Полоцка, прислала из литовского войска в царёвы и великого князя полки, к боярину и воеводе князю Ивану Дмитриевичу Бельскому и к иным боярам, королевская рада — пан Миколай Янович Радивил, воевода Виленский, да пан Миколай Юрьевич Радивил, воевода Троцкий, да Григорий Александрович Хоткевич — а прислали Павла Бережицкого с листом, а писали о том, чтобы они государя своего царя и великого князя на то наводили, чтобы государь их царь и великий князь более крови христианской проливать не велел и мира и покоя с государем их, королём Хигимонтом Августом, захотел, а государь [их], король Жигимонт Август, к Успению святой Богородицы[299] послов своих пришлёт. И царь и великий князь, по грамоте королевской рады, велел войну прекратить и поход свой от Полоцка в дальние места отложил. А боярам своим, князю Ивану Дмитриевичу Бельскому и иным, велел грамоту от себя отписать к виленскому воеводе пану Миколаю Яновичу Радивилу со товарищи: что ради челобития их государь царь и великий князь на иные города литовские не пошёл и меч свой унял, а они государя бы своего короля Жигимонта Августа на то наводили, чтобы он к тому сроку, к Госпожину дню[300], к царю и великому князю постов своих прислал. А отпущен Павел Бережицкий из Полоцка от бояр с грамотою к королевской раде февраля в 24?й день.

Февраля в 26?й день, в субботу на Фёдоровой неделе, царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии, отстояв молебен в Софийской церкви, пошёл из Полоцка к Лукам, а шёл до Лук с полком. Князю же Владимиру Андреевичу, и царю Симеону Казанскому, и боярам своим и воеводам также повелел в полках идти, как они к Полоцку шли.

Марта во 2?й день на Туронтовый стан приехал к царю и великому князю от детей его, от царевича [Ивана и от царевича] Фёдора, боярин Данило Романович Юрьев и говорил государю от детей его, от царевича Ивана [и от царевича Фёдора], что слышали они о таковом Божием милосердии, к нему, государю: что город Полоцк Бог ему, государю, в руки дал, и они о том хвалу Богу воздали и у Бога милости просят, чтобы и впредь его государева рука над недругами его везде была высока. А от царицы и великой княгини Марии приезжал к государю князь Иван Большой Газин и здравствовал его, государя, от царицы его от великой княгини с тем же, что ему, государю, вотчину его, город Полоцк, Бог в руки поручил. А пришёл государь в Луки марта в 6?й день и повелел боярам своим и воеводам в полках детей боярских и людей их пересмотреть, чтобы служба их всегда сполна была, а пересмотрев их, велел отпустить их, каждого восвояси.

Сам же царь и великий князь пошёл из Лук в Оковец — помолиться Пречистой, а из Оковца ехал в городок Старицу; в Старице же пожаловал: был у княгини Евфросинии, [вдовы] князя Андрея Ивановича, и у сына её, князя Владимира Андреевича, и жаловал их, пировал. А из городка Старицы поехал в Иосифов монастырь, а в Иосифове монастыре встретил царя и великого князя сын его, царевич Иван. А на последнем ночлеге от Москвы, в селе Крылатском, марта в 2?й день, в субботу, встретил царя и великого князя царевич Фёдор; и брат царя и великого князя, князь Юрий Васильевич, встретил его в Крылатском же. Тогда же встретили царя и великого князя в селе Крылатском архиепископ Ростовский Никандр, и епископы, и архимандриты, и игумены. В тот же день в Крылатском царь и великий князь пировал, а архиепископа, и епископов, и архимандритов, и игуменов в тот же день к Москве отпустил. А на следующий день, в воскресенье, поехал царь и великий князь из Крылатского в Москву, и встретил царя и великого князя на Крылатском поле боярин Василий Юрьевич Траханиотов из Москвы с известием, что родился у царя и великого князя сын, царевич Василий: то первый царевич от царицы и великой княгини Марии Черкасской.

А приехал царь и великий князь в Москву в тот же день, 21 марта, в воскресенье; а встретил его с крестами Макарий, митрополит всея Русии, со всем освящённым собором у Бориса и Глеба на Арбате. Царь же и великий князь приложился к чудотворным образам, и у отца своего и богомольца Макария митрополита, и у архиепископа, и у епископов благословение взял, и бил челом митрополиту и всему освящённому собору, что милостию Пречистой Богородицы, и молитвами великих чудотворцев, ради святых молитв их, Господь Бог милосердие своё свыше послал, вотчину его, город Полоцк, в руки дал. И отец его и богомолец Макарий, митрополит всея Русии, с архиепископом, и с епископами, и со всем освящённым собором государя многолетствовали на его вотчине, на Полоцке, и благодарение великое и похвалы воз дат и за то, что своим великим подвигом церкви святые от иконоборцев-лютеран очистил и оставшихся христиан в православии собрал. Пошёл же государь от святой великомученицы Парасковии, нарицаемой Пятницей, от Ржевской из Чертолия с крестами и с отцом своим Макарием митрополитом, и со всем освящённым собором в город пеш, а с ними князья, и бояре, и вельможи, и множество народа…