Часть IV После Сан-Стефано, или Судьба турецких ключей от российского дома

19 февраля (3 марта), как и обещал Игнатьев, прелиминарный мирный договор между Россией и Турцией был подписан в Сан-Стефано.

Стремясь добиться заключения договора до созыва европейской конференции, Петербург пошел на ряд уступок. Прежде всего, Россия не стала обязывать Турцию вступать с ней в особое двустороннее соглашение о проливах, на что указывали предварительные условия мира, принятые в Адрианополе. Двадцать четвертая статья Сан-Стефанского договора упоминала только о беспрепятственном проходе через проливы торговых судов нейтральных государств в мирное и военное время. Таким образом, режим закрытия черноморских проливов для военных судов России, установленный Договорами 1856 и 1871 гг., продолжал действовать.

Уступка вторая: в зачет денежного вознаграждения, причитавшегося России как победительнице, она отказывалась от турецких броненосцев. Примечателен следующий факт. Извещая палату лордов 20 февраля (4 марта) о подписанном в Сан-Стефано мире, Дерби первым делом поспешил успокоить собравшихся: «передача турецкого флота не включена в условия договора»[1181]. Более того, в Петербурге так спешили с его подписанием, что не удосужились настоять на полном выводе всех военных судов Оттоманской империи из Черного моря.

По условиям договора в Европе за Турцией оставались: район от Адрианополя до Константинополя и от Мидии на Черном море до Деде-Агача на Эгейском, Албания, Фессалия, Эпир, Солунь (Салоники) и Босния с Герцеговиной.

Порта признавала независимость Сербии и Черногории и соглашалась с их территориальными приращениями. Полностью независимой становилась и Румыния. Однако фактически принадлежавший ей участок Бессарабии, отторгнутый по Парижскому договору 1856 г. от России, передавался последней. Взамен Румыния получала Добруджу.

В Боснии и Герцеговине «немедленно» вводились решения Константинопольской конференции, «с теми изменениями, которые будут установлены по взаимному соглашению» России, Австро-Венгрии и Турции.

«Вознаграждение за войну, а равно убытки, причиненные России», были исчислены в размере 1410 миллионов рублей. В покрытие этой суммы Россия принимала не только свой бывший участок Бессарабии, но и Добруджу, а также отходившие к ней малоазиатские территории: Ардаган, Карс, Батум, Баязет с прилегающими округами вплоть до Саганлугского хребта. Всего получалось на 1100 миллионов рублей. Оставшуюся часть — 310 миллионов — Порта обязана была выплатить деньгами.

Но все же основное внимание в договоре было уделено Болгарии. Она превращалась в большое самоуправляющееся княжество с выборным князем, «христианским правительством и земским войском». Турецкие войска покидали Болгарию, а их дунайские крепости срывались. Вассальная зависимость Болгарии от Порты выражалась в уплате ежегодной дани и утверждении султаном, с согласия великих держав, выбранного князя. Новое Болгарское княжество получало самые большие территориальные приращения, простираясь от Черного моря до Эгейского, и включало в себя Македонию вплоть до Охридского озера. Выходя к Эгейскому морю, южная граница Болгарии рассекала оставшуюся европейскую территорию Турции на три, не связанных сушей, анклава: константинопольско-адрианопольский, район Солуни (Салоник) и остальных территорий (Фессалия, Эпир, Албания, Босния и Герцеговина). При этом южная граница Болгарии была прочерчена чуть ли не по окрестностям Адрианополя и далее, изгибаясь к Черному морю, у Люле-Бургаса создавала выступ, от которого до турецкой столицы было не более 150 км. Именно поэтому на Берлинском конгрессе против этого выступа особенно резко выступали представители английской делегации, «называя его тет-депоном[1182] против Константинополя»[1183].

Если для вывода русских войск с оставшихся европейских территорий Турции был определен срок в три месяца (из Азиатской Турции — шесть месяцев), то в Болгарии их нахождение было ограничено уже двумя годами при общей численности оккупационного корпуса не более 50 тысяч человек, с содержанием «за счет занимаемой им страны»[1184]. При этом места дислокации русских войск в Болгарии не были определены, и поэтому им ничто не мешало в течение двух лет угрожать Константинополю и Босфору.