В погоне за Сулейманом
В день капитуляции турок на Шипке, 28 декабря (9 декабря), отряд Гурко начал наступление. В этот же день сербы взяли Ниш. Однако колоннам Гурко не удалось осуществить задуманного. Турки продолжили отступление, оставив позиции у Панагюриште, а 1 (13) января Осман-Нури соединился с Сулейманом у Татар-Базарджика. Но и здесь Еурко не удалось окружить турецкие силы. В ночь с 1 (13) на 2 (14) января Сулейман оставил Татар-Базарджик и продолжил отступление на Филиппополь.
Могли ли турки в декабре 1877 г. более или менее эффективно противостоять наступающей русской армии? Могли, но здесь оставался только один вариант — быстрый отход и максимальное сосредоточение войск в районе Адрианополя. Позиции вокруг города были подготовлены к обороне, а на складах имелись большие запасы вооружений, боеприпасов и продовольствия. Более того, со столицей город связывала железная дорога, что, безусловно, способствовало бы успешной обороне. Сосредотачиваясь к Адрианополю, важно было не допустить отсечения войск в четырехугольнике крепостей и максимально возможное их число перебросить на южную сторону Балкан. Укрепившись в Адрианополе, следовало также занять войсками и готовить к обороне последний рубеж на пути к Константинополю — укрепленную линию от Беюк-Чекмедже на Мраморном море до Деркоса на побережье Черного моря. К таким выводам и пришел Сулейман-паша. Прибыв 19 (31) декабря в расположение войск, он убедился в необходимости оборонять линию Балкан лишь в качестве средства выиграть время для намеченного им отступления к Адрианополю. Сулейману удалось перебросить из Восточной группировки на южную сторону Балкан около 37 тысяч человек, доведя численность находившихся здесь войск до 85 тысяч при 207 орудиях. Общая численность перешедших в наступление русских отрядов составляла около 110 тысяч человек при 250 орудиях[887]. Казалось бы, весьма не плохое для обороняющейся стороны соотношение сил. Однако оно было обесценено разбросанностью турецких войск и, прежде всего, бездарностью командования. Константинопольские власти не сразу одобрили намерения Сулеймана-паши, последний же не решился на их самостоятельное осуществление, хотя с каждым часом необходимость незамедлительного отхода к Адрианополю становилась все более очевидной.
Подчиненные Сулеймана не понимали, почему их главнокомандующий медлит с приказом об отступлении. «Вместо этого, как и всегда, озабоченный снятием с себя исторической ответственности канцелярским путем, Сулейман-паша приступил к энергичным телеграфным сношениям со столицей». «Нужно ли исполнить этот маневр (отход к Адрианополю. — И.К.) или нет?» — этот вопрос Сулеймана в телеграмме военному министру Реуфу-паше 28 декабря (9 января) звучал уже не просто как издевательство над здравым смыслом[888]. При желании здесь можно было разглядеть и предательство. Поэтому неудивительно, что через месяц Сулейман-паша был арестован по обвинению в государственной измене и предстал перед военным судом.
В результате телеграфных согласований Сулейман терял последние спасительные часы. Планомерное управление войсками было парализовано, а решительность и быстрота русского наступления нагнетали отчаяние и беспорядок в турецкой армии. Ее отступление к Филиппополю уже походило на хаотичное бегство. Началось массовое дезертирство солдат: около 8 тысяч ушло на юг, к морю, а 10–14 тысяч из числа местных жителей разбежались по домам. Если у Татар-Базарджика армия Сулеймана-паши насчитывала около 40 тысяч человек, то до Филиппополя добрались не более 24 тысяч. «Турецкая армия находилась в таком подавленном состоянии, — вспоминал Бекер-паша, — что она казалась неспособной к какому бы то ни было усилию»[889].
То решительное наступление, на которое царь и его военный министр не отважились в конце июня, полностью себя оправдало в декабре.
29 декабря (10 января) Сулейман наконец-то получил из столицы разрешение, которого так упорно добивался: «…исполняйте ваш маневр», — гласила доставленная ему в этот день телеграмма военного министра[890]. И в ночь на 30 декабря (11 января) войска выступили на Татар-Базарджик, чтобы затем продолжить движение к Филиппополю. Но еще утром 29 декабря (10 января) Сулеймана известили о капитуляции армии Весселя-паши. Это был сильный удар: становилось очевидным, что теперь путь от Шипки на Адрианополь для русских полностью открыт.
От Татар-Базарджика до Херманлы, где начиналась Адрианопольская равнина, войскам Сулеймана-паши предстояло преодолеть 139 км. Скобелевский авангард от Казанлыка до Херманлы должен был пройти всего 107 км — на целый переход меньше. И если Сулейман оставил Татар-Базарджик в ночь с 1 (13) на 2 (14) января, то основные силы Скобелева выступили на сутки позже. «Таким образом, — писал генерал Беляев, — шансы на занятие Херманлы у русских и турок были одинаковыми, и вопрос мог быть решен лишь быстротой и энергией движения сторон»[891].
Однако свое запоздалое отступление Сулейман усугубил новыми грубыми ошибками. Вместо того чтобы оставить Осману-Нури-паше простое сообщение о незамедлительном следовании в Адрианополь, он целые сутки ожидал его в Татар-Базарджике. Только к 14 часам 2 (14) января основные силы армии Сулеймана-паши прибыли в Кадикиой и Филиппополь. Тогда же на военном совете Сулейман приказал устроить на завтра дневку, «так как время движения на Адрианополь, по его мнению, все равно уже было упущено и следовало приготовиться к бою, привести войска в порядок»[892]. Участники совещания резко возражали командующему, считая необходимым сохранить то расстояние, которое отделяло их от войск Гурко, и поэтому высказывались за продолжение отступления, дав войскам отдых лишь до вечера. Однако Сулейман был непреклонен. Бекер-паша вспоминал, что принятое командующим решение «было так странно и необъяснимо, что давало повод предполагать в нем желание погубить всю свою армию»[893]. А Фуад-паша в разговоре с Бекером откровенно говорил, «что Сулейман — изменник, решивший погубить свою армию по соглашению с русскими»[894].
А ведь после того, как пала Шипка, достаточно было взгляда, брошенного на карту, чтобы убедиться в необходимости скорейшего отхода к Адрианополю. Особое значение приобретала задача уничтожения железнодорожного моста через Марицу у Тырново — Семенли. Осуществить это было вполне возможно. Дивизия Фуада-паши находилась в самом Татар-Базарджике и еще до начала отхода к Филиппополю могла быть направлена к мосту по железной дороге. Вагоны, правда, оказались в большом дефиците, но поистине исключительное значение приобретала скорость переброски туда хотя бы одного-двух боеспособных батальонов. Ведь этот важнейший стратегический мост прикрывал всего-навсего один турецкий табор. В результате таких действий спешно отходившие к Адрианополю основные силы армии Сулеймана-паши получили бы, хоть и на незначительное время, прикрытие от наступавших с севера частей отряда Скобелева. Но все это осталось не осуществленным, и расплата последовала незамедлительно. Уже 1 (13) января два эскадрона лейб-драгун Московского полка захватили мост через Марицу, разогнав охранявший его турецкий батальон. Турки подожгли мост, но драгунам удалось его потушить, а через четыре дня здесь сосредоточились основные силы скобелевского отряда.
В то время когда Сулейман-паша был убежден в невозможности прорваться на Адрианополь и готовился к обороне под Филиппополем, Гурко исходил из прямо противоположного: по его мнению, противник продолжал без промедлений отступать к Адрианополю. Конечный замысел Гурко состоял в том, чтобы отрезать туркам пути отхода. И с точки зрения реальных намерений противника этот замысел получал даже дополнительные шансы на успех. Отряд Гурко уже 3 (15) января мог перерезать противнику пути отступления, окружить большую его часть и занять Филиппополь. Однако из-за нерешительности и несогласованности действий конницы генерала Клодта и обходных колонн генералов Вельяминова, Шильдер-Шульднера и Криденера осуществить задуманное не удалось. В особенности это относилось к колонне Криденера, которая еще днем имела хорошие возможности занять Филиппополь, обойдя его с севера.
Но то, что не удалось Криденеру, в известной мере смог осуществить капитан Бураго с эскадроном гвардейских драгун численностью всего в 63 человека. Гурко лично поставил перед капитаном разведывательную задачу. Ночью с 3 (15) на 4[895] января эскадрон Бураго проник в южную часть Филиппополя, захватил пленных, две пушки и фактически захватил город, не потеряв при этом ни одного человека. Обнаружилось, что турки спешно покидают город.
В боях 4 (16) — 5 (17) января отряду Гурко не удалось окружить противника. Но и без этого, понеся большие потери в трехдневных боях и ежедневно сокращаясь от дезертирства, армия Сулеймана-паши фактически перестала существовать. Ее разрозненные отряды спешно отступали: большая часть двигалась на восток вдоль железной дороги, а меньшая устремилась на юг, бросая при переходе через Родопы остатки артиллерии и обозов.
В боях под Филиппополем русские захватили 108 стальных крупповских орудий последних образцов, принятых в то время на вооружение германской армией. Было также захвачено более 200 повозок с артиллерийскими снарядами[896].
На войне счет идет на секунды. Эту максиму Наполеона великий князь Николай Николаевич в зимнем наступлении 1877/78 г. вспоминал, похоже, часто. Главной задачей было не позволить противнику сосредоточиться в Адрианополе. После того как войска Скобелева и Святополк-Мирского разделались с армией Весселя-паши, все внимание обратилось на Сулеймана. Получив уже первое донесение Гурко от 4 (16) января о результатах боев под Татар-Базарджиком, главнокомандующий «еще более утвердился в своем решении поддерживать самое быстрое и безостановочное движение вперед»[897]. Поэтому он приказал Гурко, не задерживаясь ни в Татар-Базарджике, ни в Филиппополе, «продолжить движение на Адрианополь с тем, чтобы захватить этот важный пункт прежде, чем успеют приготовить там оборону». Однако Гурко сообщил, что раньше 10 (22) января продолжить наступление не сможет. После трехдневных боев под Филиппополем войска были крайне утомлены, нуждались в отдыхе, подвозе боеприпасов и довольствия.