Глава 1 «Уж больно гладко началась эта война»

12 (24) апреля 1877 г. Россия объявила Турции войну. В этот же день подразделения ее армии перешли границу все еще подвластной султану Румынии.

Выдающийся немецкий военный историк Ганс Дельбрюк в свое время выдал хороший совет: «Военно-исторические исследования… лучше всего начинать с подсчета численности войск»[12]. Вот этому совету я и последую.

К началу июня русская группировка в Румынии включала VIII, IX, XI, XII и XIV армейские корпуса, в первой половине июня ожидалось прибытие XIII, а в начале июля IV. Вместе с частями, не входившими в состав указанных корпусов (стрелки, резервные батальоны, болгарское ополчение, часть кавалерии, саперы и др.), общая наличная численность группировки к середине июня, по данным полевого штаба, составила 257 215 человек[13].

Что касается сил противника на театре военных действий, то здесь полевой штаб русской армии располагал не только общими данными, но и сведениями о количестве турецких войск в отдельных пунктах. Согласно им, наличная численность турецких сил к 1 (13) июня составляла около 160 000 человек, причем разбросаны они были на пространстве от Дуная до Константинополя и от Черного моря до границ Сербии[14][15].

10–11 (22–23) июня XIV корпус русской армии под командованием генерал-лейтенанта А. Э. Циммермана форсировал Дунай в его низовьях у Галаца — Браилова. А 15 (27) июня уже в среднем течении Дуная у Зимницы — Систова началась переправа на южный берег основных сил русской армии. Здесь после упорного боя авангард овладел береговыми высотами и городом Систовом.

Операция по форсированию Дуная развивалась вполне успешно. К концу июня русская армия на южном берегу Дуная насчитывала до 125 000 человек. Из них большая часть была сосредоточена под Систовом, а меньшая — в низовьях Дуная. Расстояние между двумя русскими группировками по прямой было около 320 км. Между ними в районе четырехугольника крепостей (Силистрия — Рущук — Шумла — Варна) располагалась восточная группировка турецкой армии. К западу же от систовской переправы наиболее крупные турецкие силы находились в Никополе и Видине. По фронту на направлении главного наступления русских — Систово — Тырново — балканские перевалы — Адрианополь — Константинополь — группировки турецких войск были сильно разбросаны, а их численность вплоть до середины июля 1877 г. была весьма незначительной.

Такие выводы основывались на данных, собранных перед началом войны полковником Генерального штаба Н. Д. Артамоновым[16]. Эти данные в основном совпадали с подсчетами французского военного агента полковника Торси, который находился в то время при турецкой армии и вел подробный учет ее сил[17].

В Константинополе общая численность войск составляла всего 12 900 человек. Таким образом, в рассматриваемый период османская столица оставалась практически беззащитной.

С началом военных действий ситуация начала быстро меняться, и русское командование стало испытывать постоянный дефицит оперативной разведывательной информации. Многие ошибочные решения командования русской Дунайской армии были продиктованы именно этим фактором.

На театре военных действий данные разведки могли поступать по четырем основным каналам: по линии внедренной агентуры, от местных христианских жителей, турецких пленных и по результатам действий кавалерийских рейдов. Общее руководство службой разведки еще до начала войны было возложено на плечи полковников Генерального штаба Н. Д. Артамонова, Г. И. Бобрикова, П. Д. Паренсова. И в этом выборе командование русской армии не ошиблось. В 1880 г. генерал-лейтенант Н. Н. Обручев отметил, «что при открытии войны расположение турок было известно почти батальон в батальон»[18].

Главнокомандующий Дунайской армией великий князь Николай Николаевич, прежде чем начать наступление за Балканы, решил обезопасить фланги, еще более разобщить восточные и западные части турецкой армии и тем самым упрочить положение единственной переправы у Зимницы — Систова.

На первый взгляд вполне логично, если принять во внимание расположение сил противоборствующих сторон в июне — июле 1877 г. Как позднее писал участник той войны А. Н. Куропаткин, корпуса, переправившиеся у Систова, расходились «веером, расширяя район действий в Болгарии и ища встречи с противником»[19]. В то же время подобное распыление сил в условиях отсутствия мощного стратегического резерва, сосредоточенного в Румынии и готового к переправе через Дунай, могло резко ограничить возможности для массированных наступательных действий по центру — в направлении Константинополя.

22 июня (4 июля) формируются два отряда: Рущукский (основа — XII и XIII корпуса) во главе с наследником престола цесаревичем Александром Александровичем для действий на левом фланге и Западный (основа — IX корпус) под руководством командующего IX корпусом генерал-лейтенанта Н. П. Криденера для действий на правом.

По состоянию на конец июня 1877 г., приблизительная наличная численность отрядов составляла: Рущукского — 60 тысяч, Западного — 30 тысяч. При этом численность Рущукского отряда на правом берегу Дуная не превысила 55 тысяч человек. Это было связано с тем, что приданная отряду часть XI корпуса (бригада пехоты и бригада кавалерии) была оставлена на левом берегу для прикрытия 155-километрового участка между Рущуком и Силистрией и составила отдельный отряд под командованием генерал-лейтенанта Аллера[20].

Одновременно командование принимает решение предварить массированное наступление за Балканы «освящением местности» по центру с захватом стратегически важных горных перевалов. С этой целью 18 (30) июня формируется Передовой отряд под командованием генерал-лейтенанта И. В. Ромейко-Гурко[21]. В отряд было назначено 5800 человек пехоты, включая 6 дружин (2,5 тысячи человек) болгарского ополчения во главе с генерал-майором Н. Г. Столетовым, 5 тысяч конницы и 40 орудий[22].

Полностью части отряда Гурко переправились на южный берег Дуная к 22 июня (4 июля). Последней — Кавказская сводная казачья бригада полковника И. Ф. Тутолмина. Но еще ранним утром 21 июня (3 июля) Тутолмин получил приказ полевого штаба армии, согласно которому вверенная ему бригада передавалась в распоряжение генерала Криденера, как только его IX корпус переправится через Дунай. А до того времени бригада поступала «в ведение» генерал-майора Баранова, начальника 35-й пехотной дивизии XIII корпуса. Вот так еще до начала боевых действий отряд Гурко понес первые потери. А это, между прочим, составляло около 1300 человек конницы при одной конно-горной батарее. Поэтому фактически Передовой отряд мог продолжить движение к Балканам, имея в своем составе 5800 человек пехоты, 3700 — конницы и 32 орудия[23].

В решении поставленных отряду задач особая роль отводилась конным частям. Еще перед войной в среде военных специалистов много говорили о значении дальних кавалерийских рейдов при поддержке конной артиллерии и пехоты. Это был, без преувеличения, мейнстрим военной мысли того времени (подобно идеям использования танковых соединений в осуществлении стратегических наступательных операций перед Второй мировой войной).

По замыслу русского командования, после овладения балканскими проходами кавалерию надо было «выслать еще дальше вперед с целью поднять болгарское население, оказать ему поддержку и рассеять турецкие отряды, если бы таковые оказались в незначительных силах». И сеять… панику, панику и еще раз панику в стане врага. Ибо она — лучший союзник наступающих войск[24].

Обратим внимание на изначальную малочисленность Передового отряда в сравнении с Рущукским и Западным. Однако именно на его долю в июне — июле 1877 г. выпали самые активные наступательные действия стратегического значения. Операции отряда отличались высокой результативностью, основанной на той мобильности, которую придавала ему кавалерия.

Начав движение тремя колоннами, отряд Гурко вечером 25 июня (7 июля) захватывает Тырново. 30 июня (12 июля) отряд возобновляет наступление и начинает переход Балкан по труднейшему, но наименее защищенному Хаинкиойскому перевалу (Хаин-Богаз). Уже вечером 1 (13) июля Гурко был на его южной стороне. В этот день он пишет главнокомандующему, что планируемый захват двух балканских проходов и Казанлыка «неминуемо будет иметь очень сильное нравственное влияние на турецкое население; впечатление это отразится и на войске. Не воспользоваться этим впечатлением и не продвинуться далее, на Филиппополь или Херманлы[25], — было бы грешно. А, не обеспечив за собой проходы, сего сделать не возможно»[26].

Рано утром 2 (14) июля отряд Гурко выходит из тесного Хаинкиойского ущелья в долину реки Тунджа и в скоротечных боях рассеивает мелкие турецкие отряды, численностью от одного до трех батальонов.

Далее на очереди были Казанлык и Шипка, поэтому путь лежал на запад. Однако всего в 25 км восточнее перевала Хаинкиой, в Ени-Загре (Нова-Загоре) находились довольно значительные силы турок, которые могли угрожать тылам русского отряда. В штабе Гурко принимают решение прикрыться на этом направлении тремя сотнями казаков. Одновременно Гурко рассчитывал, что удастся убедить противника в том, что весь русский отряд движется именно на Ени-Загру.

«Между тем, — вспоминал начальник штаба Передового отряда полковник Д. С. Нагловский, — турки сами помогли нам в деле введения их в обман насчет наших истинных намерений»[27]. Около 16 часов 3 (15) июля двигавшиеся по дороге на Ени-Загру казаки заметили у деревни Орезари (Оризари) шедший им навстречу турецкий отряд силой до трех батальонов при двух орудиях. Завязался бой. Гурко выслал на помощь казакам казанских драгун полковника Корево с артиллерией и две дружины болгарского ополчения. Нужный эффект был достигнут. Ощутив возросшие силы противника, турки приняли их за авангард наступающего на Ени-Загру большого русского отряда и стали поспешно отходить, но были настигнуты и рассеяны. Таким образом, с востока план по захвату Шипкинского перевала был обеспечен.

Карта района боевых действий в июне — ноябре 1877 г.

Этот, казалось бы, незначительный эпизод, тем не менее, весьма показателен. Он не просто отлично характеризует полководческие качества командира Передового отряда, но, что самое главное, иллюстрирует тип его военного мышления. Гурко стремился находить такие активные варианты действий, которые бы позволяли его отряду удерживать инициативу в своих руках и тем самым формировать в сознании противника нужный себе образ текущей военной реальности. Активными наступательными действиями Гурко просто заставлял противника плясать под свою дудку.

После боя у деревни Уфлани 4 (16) июля, где, как вспоминал один из его участников корнет А. П. Прянишников, «турки оказали довольно слабое сопротивление», части Передового отряда на следующий день с боем заняли Казанлык и с юга подошли к деревне Шипке у подножия перевала[28]. Турки поспешно отступили на свои горные позиции. Киевские гусары полковника Корфа захватили лагерь, брошенный неприятелем у Шипки, а астраханские драгуны полковника Мацылевича перехватили транспорт с галетами, направлявшийся на перевал.

Этот факт во многом предопределил успех русского отряда. Дело было в том, что в батальонах Халюсси-паши, защищавших Шипкинский перевал, оставался скудный трехдневный рацион питания. И, как впоследствии писал начальник штаба сводной конной бригады подполковник Н. Н. Сухотин: «Запоздай конница Передового отряда к Шипке на полчаса — вся операция рейда генерала Гурко могла бы оказаться впустую»[29]. Получив большой рацион галет, турки в количестве 8 таборов (около 5000 человек) при 12 орудиях с хорошим запасом боеприпасов «в крепкой, почти неприступной со всех сторон позиции», по оценке самого же Гурко, вполне могли продержаться недели две даже в окружении[30]. А этого времени было бы достаточно до подхода с юга частей герцеговинской армии Сулеймана-паши, которая спешно перебрасывалась в Южную Болгарию и 7 (19) июля уже начала высадку в бухте Деде-Агача у Эноса.

Кстати, уже через месяц именно на шипкинских позициях роты 36-го Орловского и 35-го Брянского полков четыре болгарские дружины и две сотни казаков в течение трех дней будут успешно противостоять натиску значительно превосходящих сил Сулеймана-паши.

Тактический и психологический расчет Гурко оправдывался. Стремительные действия его отряда безусловно оказывали на турок «сильное нравственное впечатление»[31]. В итоге Передовой отряд захватил Хаинкиойский перевал и с юга блокировал турецкие батальоны на Шипкинском перевале.

Тем временем 4 (16) июля к Шипкинскому перевалу с севера из Габрова подошел сводный отряд генерал-майора В. Ф. Дерожинского[32]. Дерожинский хотел дождаться установления связи с Гурко и действовать согласованно. Однако в ночь с 4 (16) на 5 (17) июля в Габрово прибыл начальник 9-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Н. И. Святополк-Мирский и «тотчас же сделал распоряжения об атаке Шипкинского перевала»[33]. Но на следующее утро, после успешного начала, атака захлебнулась. Грохот этого боя на другой стороне перевала, у деревни Шипки, слышали солдаты Передового отряда.

На исходе 5 (17) июля Гурко размышлял над сложившейся весьма непростой ситуацией. Атака с севера на турецкие позиции была отбита. Дальнейшее продолжение, пусть даже согласованных с отрядом Дерожинского, атак неминуемо привело бы к огромным потерям с непредсказуемым результатом. Штурмовать же такую горную позицию в одиночку граничило с безумием. А просто оставаться на южном склоне перевала означало подвергнуть уже свой отряд опасности быть прижатым к горам с юга. Но обнадеживало другое — турки на перевале оказались все же блокированными, да к тому же без продовольствия и воды. Вот исходя из такого расклада, следующий день Гурко начал с… блефа.

Ранним утром 6 (18) июля он послал командиру турецкого отряда предложение «сдаться на капитуляцию». Одновременно для установления связи с отрядом Дерожинского отправил по горным тропам на северный склон перевала болгарина и выстрелами из пушек попытался заявить северному отряду о своем прибытии. Только после этого Гурко начал атаку с юга. Он послал на турецкие позиции два батальона стрелков и две сотни пластунов. Однако встречных действий с севера не последовало. Понеся в результате предпринятой накануне атаки большие потери, отряд Дерожинского отошел в Габрово. Отступили и солдаты Гурко, потеряв в бою 130 человек.

Но Халюсси-паша решил не дожидаться объединенного удара русских отрядов. Утром 7 (19) июля к позициям Гурко прибыл турецкий офицер с согласием своего командира сдаться. Гурко написал условия сдачи и послал вперед санитаров. Однако в условленное время сдаваться пришла лишь «небольшая партия турок». А вернувшиеся в полдень санитары сообщили, что «позиция у горы святого Николая очищена турками»[34]. На блеф русского генерала турецкий паша ответил хитростью: в ночь с 6 (18) на 7 (19) июля он приказал оставить артиллерию, припасы, раненых и пробираться горными тропами на Филиппополь.

Таким образом, второй балканский перевал оказался в руках русской армии. Позднее Гурко так оценивал одну из причин успешного захвата перевалов:

«Вообще, если мне удалось овладеть с 4 батальонами проходами, которые были защищаемы 24 батальонами, то единственно потому, что они (турки. — И.К.) хотели защищать их, расставив войска по проходам маленькими пикетами»[35].

Однако эта история с пикетами стала лишь звеном в цепи ошибочных решений Реуфа-паши, которому было поручено защищать балканские перевалы от Карлова до Ямбола. Протяженность этого участка составляла 75–80 км, а в распоряжении Реуфа-паши было около 22 тысяч человек[36]. Однако силы эти оказались разбросанными.

Турецкого командующего явно дезориентировали набеги русской кавалерии в направлении на Сливно и Габрово, произведенные после занятия Тырнова. Вместо того чтобы с основными силами занять центральную позицию в районе Казанлыка или Ески-Загры (Стара-Загоры) и тем самым обеспечить себе возможность наиболее быстрого реагирования на попытки русских перейти Балканы по любому из перевалов, Реуф-паша посчитал, что противник предпочтет Сливненский проход или, в крайнем случае, Шипкинский. Поэтому больше всего турецких сил было именно на этих перевалах. Основной же резерв турецкий командующий стянул на юго-восток к Ямболу (13 батальонов), прикрывая, главным образом, Сливненский перевал. Более того, подобные действия турецкого паши резко ослабили важнейшее стратегическое направление — на Адрианополь. И вот, устроившись в такой позиции, Реуф-паша стал ожидать русского наступления.

Однако отряд Гурко прошел по Хаинкиойскому перевалу, расположенному между Шипкинским и Сливненским. Этим маневром русские рассекли основные силы Реуфа-паши. А после захвата Казанлыка Гурко готов был и дальше пользоваться последствиями ошибки турецкого военачальника.

Тем временем у Реуфа появилась возможность исправить собственный просчет. Для этого нужно было срочно перевезти по железной дороге резерв из Ямбола в Ени-Загру и там сконцентрировать свои батальоны. Осуществив такой маневр, Реуф-паша с превосходящими силами мог бы реально угрожать правому флангу Гурко. Однако турецкий командующий не тронулся с места. Он решил дожидаться подхода частей корпуса Сулеймана-паши.

В условиях такой пассивности противника у быстро продвигавшегося русского отряда не было серьезных затяжных боев. Разрозненные турецкие части просто не успевали организовать эффективную оборону. Они не выдерживали открытого полевого боя и после непродолжительного сопротивления поспешно отходили, умножая и без того нешуточную панику, охватившую мусульманское население и государственные структуры Османской империи.

В результате эффективных действий своего отряда Гурко вручил командованию русской армии ключи к балканской двери на кратчайшем пути к Константинополю. Казалось бы, подтягивай резервы, поддерживай мобильность передовых частей, прикройся на флангах и вперед! — рискованный, но вполне разумный вариант, который требовал смелости, решительности и максимальной концентрации сил. Опыт действий Передового отряда говорил, да что там говорил, он просто кричал об этом! Быстрота и натиск делали свое дело. И победоносные перспективы такой стратегии прекрасно понимал Гурко.

Становилось очевидным, что именно молниеносный характер наступления даже относительно небольшого, но мобильного и хорошо организованного русского отряда, возглавляемого решительным и энергичным командиром, способен дать в руки командования русской армии мощнейшее оружие — психологическое. Надломленная воля врага компенсировала тысячи русских штыков и сабель. И в этом особенно преуспевала кавалерия. Анализируя ее действия в отряде Гурко, подполковник Сухотин писал, что «…ни один род оружия не способен на такое возбуждение призраков и миражей, как конница»[37]. Опытнейший дипломат граф Н. П. Игнатьев, находившийся при главной императорской квартире, писал в дни стремительного продвижения отряда Гурко:

«Турок надо бить безостановочно, не давая им перевести дух, в противном случае они делаются отважными, предприимчивыми и даже настойчивыми»[38].

Опыт Передового отряда выявлял еще и то, что именно стремительный характер наступления позволял сокращать боевые потери русской армии и в определенной мере обеспечивать себя за счет захваченных запасов противника. Фактов тому предостаточно.

Главнокомандующий турецкими войсками на Дунае Абдул-Керим-паша приказал пяти батальонам тырновского гарнизона держаться любой ценой до подхода высланного ему на помощь из Шумлы отряда Саффета-паши. Однако отступление гарнизона было так поспешно, что гражданский губернатор Тырнова Саиб-паша, по словам жителей, бежал из города пешком, даже не дождавшись лошади. Потери же отряда Гурко при взятии Тырнова состояли из двух раненых нижних чинов и 8 лошадей. Полковник Нагловский вспоминал:

«Ряд победоносных дел в долине Тунджи, бессвязные действия турок в этой долине и поспешное очищение ими Шипкинского перевала в ночь с 6 на 7 июля ясно свидетельствовали, что турки или не успели, или не сумели организовать оборону Балканских гор…»[39]. В Тырнове отряду Гурко «достался весь турецкий лагерь», в котором русские «захватили большие боевые и продовольственные запасы». В Казанлыке войскам с турецких складов были розданы «мундирные вещи» и обувь, обнаруженные там в «значительном количестве».

7 (19) июля губернатор Филиппополя собрал представителей турецкого населения города и мусульманского духовенства. Собрание решило сдаться русским, если только они появятся у города[40].

О панике, воцарившейся в Константинополе после появления отряда Гурко у Балканских проходов, красноречиво свидетельствуют депеши канцелярии султана:

— 2 (14) июля — отряд Гурко выходит из Хаинкиойского ущелья на южную сторону Балкан: «Вследствие распространения неприятеля государство поставлено между жизнью и смертью»;

— 4 (16) июля — победный бой Передового отряда у Уфлани: «Овладение Адрианополем низведет Турецкую империю на степень Бухарского ханства»;

— 9 (21) июля — отряд Гурко собирается в Казанлыке: «Существование государства висит на волоске»[41].

Анализ переписки Гурко с полевым штабом армии в первых числах июля позволяет предположить, что в тот период главной заботой командира Передового отряда становится только одно: чтобы командование армии не упустило открывшиеся возможности и превратило бы действия его отряда в начало мощного наступления за Балканы.

Но насколько то, что отчетливо понимал Гурко, находило отклик у его начальников?