Глава 28. Летопись безумия

У человека перед смертью может быть цветущий вид; обреченный на гибель город порою бывает шумным, оживленным — и все-таки он умирает, медленно и неотвратимо. Можно еще спасти отдельного человека, но не город. Кажется, будто разящий перст судьбы занесен и над дурными, и над хорошими его обитателями…

Лао Шэ, «Записки о Кошачьем городе»

Из всего, что сказано раньше, можно сделать печальный вывод: крестьянство на протяжении многих веков находилось в самом что ни на есть бедственном положении. Да могло ли быть иначе, когда кругом бушуют войны, в которых участвуют господа?

Но, как ни странно, широких крестьянских восстаний пока что не случалось. Сложно сказать, почему. Видимо, хотя японцы считаются темпераментным народом, их натура все же отличается от французов, которые могут сбиться со счета, если станут перечислять собственные восстания и революции. (Как мы увидим в дальнейшем, в Японии было лишь одно событие, которое называется революцией, но его же считают одновременно и монархической реставрацией. Пожалуй, для европейца это звучит несколько удивительно).

А может, и сам наш вывод не вполне верен?

Итак, пока что в качестве самостоятельных сил проявляли себя самураи различных кланов и монахи разных обителей. Разорившиеся крестьяне могли стать переселенцами или даже уйти в преступный мир — но действия разбойной шайки вряд ли можно посчитать восстанием. А остальные, если и упоминаются в истории, то как помощники той или иной стороны (чаще всего — весьма преданные своим господам). Но так было лишь до поры до времени…

Но не только крестьянство стало угрозой для аристократии в XV веке. Катастрофу знать подготовила сама.