«Смутное время» для архипелага

Некоторые историки говорят о «смутном времени» на Руси до воцарения Романовых так, будто это случай уникальный и исторических прецедентов не имеющий. Такое подчеркивание собственной якобы «уникальности» до добра не доводит. Люди начинают верить в «исключительность» и «великую историческую роль», а на деле страна становится глухой провинцией цивилизованного мира.

Такая жажда «уникальности», кстати сказать, тоже не уникальна. Подобным вульгарным пониманием грешат многие.

На самом деле правильнее будет считать: наша история не исключительна, аналогичные события происходили во множестве цивилизованных стран. И наш путь — это путь «детских болезней», проб и ошибок любого цивилизованного государства. А это как раз и означает, что мы — великая держава, а не провинция.

Так происходит и со «смутным временем». Для Японии оно настало даже раньше — в конце V — начале VI вв. И эта смута была далеко не единственной в истории страны.

Бездетный государь Бурэцу скончался, и немедленно началась борьба за власть.

Воспользовался этой ситуацией человек, назвавший себя внуком императора Одзина. Он служил наместником в провинции, где сейчас расположена префектура Фукуи. Заметим, что даже при попытке реальной смены династии авторитет правящего дома, ведущего происхождение от богини Аматэрасу, незыблем. Император должен иметь божественное происхождение, иначе задача окажется совершенно невыполнимой.

Возможно, он и в самом деле происходил из дальней ветви династии и был родственником предыдущих правителей. В любом случае, государь Кэйтай прямым наследником Бурэцу не являлся.

Государыней-супругой провозгласили дочь Нинкэна принцессу Тасирака. С самого начала правления пришлось объединить две ветви династии (видимо, чтобы придать ей некоторую легитимность).

Войны в Корее во время правления Кэйтая успеха тоже не принесли. На сей раз это было столкновение с усилившимся княжеством Панпха. Неясно, почему эта страна проявила враждебность к Ямато. Быть может, встал вопрос о дележе части земель государства Мимана, которые японцам к тому времени было трудно удерживать дальше. Как бы то ни было, разразился конфликт Панпха с государствами Силла и Пэкче, в который вмешались войска Ямато. Конфликт столь неудачный для японцев, что в хрониках прямо отмечается: полководец Мононобэ-но-Мурадзи вынужден был отвести свои войска и бежал «в ужасе и страхе».

Такой поворот событий в японских летописях встретишь далеко не всегда, хронисты в подобных случаях предпочитают выражаться более туманно. Вероятно, речь идет о полном разгроме, который сильно подорвал плацдарм на материке. (Здесь может быть еще одно мнение: летописцу «посоветовали» очернить Мононобэ).

Это случилось на 8-м году правления Кэйтай. А на 21-м году пришлось предпринимать поход для восстановления колонии Мимана. Возникает резонный вопрос — а нужно ли восстанавливать то, что существует? И не значит ли это, что пришельцев с архипелага в ту пору уже изгнали с континента?

Известно, что в 512 г. часть территории Миманы пришлось уступить Пэкче. В 513 г. пришлось отдать еще два района колонии, в том же году еще три провинции отошли к Силла. Собственно, на этом историю первой масштабной попытки закрепления на материке можно считать почти что закрытой.

Экспедиция для восстановления Миманы снаряжалась под водительством полководца Ануми-но-Кэно-но-Оми. Хроники говорят о 60-тысячном войске. Но вспомним тысячу мечей, которые приказал выковать император Судзин. Не наблюдаем ли мы здесь явного преувеличения — быть может, даже на порядок? Иными словами, не заявляют ли нам летописцы: мы отлично подготовились, мы наверняка победили бы, если бы поход успешно состоялся, а против нас не повернулись бы обстоятельства?

А обстоятельства оказались против. Но отнюдь не погодные условия. Просто начался мятеж внутри страны. Притом он стал открытым выступлением против Ямато.

Как сказано в хрониках, восстание ради срыва похода началось на острове Кюсю, а поднял его один из местных правителей — Тукуси-но-Куни-но-Миятуко Ипави. Говорится, что его подкупило государство Силла, тайно присылавшее дары. Возможно, мятеж связан с подготовкой похода, оказавшейся разорительной для местного населения. Мятежники «направляли по неправильному пути» корабли с данью из Кореи (скорее всего, организовали морскую блокаду Ямато, а дань отгружали себе).

Сказано, что восставшие из-за гордости и надменности отказывались принять открытое сражение. Но вряд ли дело именно в этом. Вполне вероятно, что они действовали против войск Ямато при помощи тактики «набег — быстрый отход», которая впоследствии не раз успешно применялась партизанами в самых разных регионах мира. Именно в таких случаях открытые сражения совершенно излишни и даже вредны для мятежников.

Лишь на 23-й год правления восстание удалось подавить. Видимо, восставших все же вынудили вступить в открытый бой, притом оба войска дрались на смерть.

Все же поход против Пэкче и Силла состоялся, но он принес лишь новое поражение. Армия Кэно-но-Оми оказалась разбитой корейцами. Теперь ликвидировать колонию Мимана оказалось делом техники. Правда, ликвидация растянулась до 562 г., но ее результат был уже предрешен.

Быть может, мятеж на Кюсю был и выступлением против государя, которого восставшие не признавали (об этом косвенно говорит упоминание об их «гордости и надменности»). Так или иначе, но государь Кэйтай впервые в истории Ямато отрекся от престола незадолго до смерти.

Государь Анкан, сын Кэйтая, правил недолго (до 535 г.) и скончался, не оставив наследника. В стране, уже охваченной смутой, такой династический кризис ведет к еще большим бедам.

Не менее краткое правление второго сына Кэйтая, императора Сэнка, ознаменовалось новым походом для спасения Миманы («ввиду разбоя, учиненного Силла»). На сей раз полководцы из клана Отомо решили вопрос почти что мирно путем дипломатии. Поскольку Силла, судя по всему, выступила в союзе с Пэкче, пришлось договариваться с еще одним корейским княжеством — Когурё.

Следующий государь, Киммэй, правил гораздо дольше (до 571 г.) Он-то и был законным наследником императора Кэйтая, но ему пришлось, из-за юного возраста, пропустить к престолу старших братьев.

Но дело тут даже не в династическом кризисе, а в борьбе окружавших престол кланов Сога и Отомо. Киммэй оказался ставленником Сога. Мало того, не просто ставленником, но и родичем. Младшая супруга Киммэя по имени Катаси-Пимэ, приходилась родной дочерью Сога-но-Опоомэ-Инамэ-но-Сукуни. Понятно, в чьих интересах будет править такой владыка. (Справедливости ради отметим, что Киммэй некоторое время сопротивлялся, вмешиваясь в политику и на стороне противников Сога. Похоже, он намеревался стать верховным арбитром в борьбе. Но общий баланс сил сложился в пользу клана Сога).

Правление рода Сога, который впоследствии и назначал очередных наследников, продолжалось более века. И очень долго шли самые настоящие внутренние войны между Сога и их противниками из других родов.

Здесь нужно непременно упомянуть о развитии буддизма на Японских островах, поскольку внутренние конфликты не обошлись и без религиозной составляющей.

Вполне понятно, что клан Накатоми, в который входили наследственные синтоистские жрецы и клан дворцовых стражей Мононобэ были недовольны введением новой религии, за которую выступали Сога. К тому же, религия эта пришла с материка, из тех стран, с которыми очень долго продолжались военные действия. И именно в ту пору, когда завоевания на континенте оказались практически утраченными.

Тут поневоле начнешь задумываться об «агентах влияния»! Е.А. Гаджиева считает, что сами Сога — это богатые и влиятельные эмигранты из Кореи. Н.И.Конрад, напротив, предполагал, что они тесно связаны с Китаем. В любом случае, «рука континента» здесь прослеживается.

Не забудем и того, что синто — это племенная религия. Буддизм — мировая (как и христианство, не делающее национальных различий между верующими). И проповедь учения Будды это удар по провинциальным представлениям, по клановой замкнутости, по размытости племенных верований, когда у каждой деревни имелся свой набор божеств. Ранее не создалось даже письменного канона («Кодзики» и «Нихонги» будут составлены позднее). А еще буддизм — это и в самом деле духовная связь с верующими на материке.

И если синтоизм хотел выжить, то нужно было приспосабливаться, чтобы ужиться рядом с сильным конкурентом. Или вести с ним борьбу не на жизнь, а на смерть, хотя силы изначально неравны. Но процесс приспособления — дело небыстрое, на это требовалось несколько поколений. У синтоистской аристократии просто не было выхода, к тому же, ярыми сторонниками новой религии стали их соперники!

Период смут и гражданской войны продолжался до самого завершения периода Кофун. Кроме того, военные действия велись и на материке. На втором году правления государь Киммэй пожелал полностью восстановить колонию Мимана. Но на сей раз начинается долгий период дипломатических игр, тайных и явных переговоров Ямато с княжествами Корейского полуострова.

Конфликт (в периодически сменяющих друг друга «горячих» и «холодных» фазах) длился свыше 20 лет. Корейские княжества вели борьбу по принципу «все против всех», в их войны часто вмешивались войска Ямато. Любопытно, что теперь, когда говорится о подготовке атаки на Силла, говорится отнюдь не о 60-тысячной армии японцев. Цифры, которые приводят летописи, куда скромнее: 1 000 воинов. 100 лошадей, 40 кораблей. Все это выглядит вполне реалистично.

В 562 г., как заявляют хроники, Силла все же уничтожила Миману. Правда, тут же говорится о наступлении японцев, о том, что войска Силла терпели поражение за поражением, но японский полководец вынужден был отступить.

Войска Силла действовали в союзе с Когурё. Хотя конфликт, вроде бы, завершился победой японцев, она, вероятно, оказалась весьма условной. Оба княжества выплачивали дань, но мешали закреплению Ямато на материке.

Но 552 г. приходится одно важное событие во всей этой военно-дипломатической мешанине. Прибывшие послы Пэкче привезли в дар японским правителям статую Будды Гаутамы Шакья-Муни, а также тексты сутр. Началось официальное знакомство Японии с буддизмом.

А уже в следующем году государь Киммэй приказал сделать из ствола священного камфарного дерева две статуи Будды и установить их в синтоистском храме Ёсино. Где «они стояли, испуская свет».

Знакомство с буддизмом, судя по всему, состоялось намного раньше (так должно было случиться, учитывая, сколько эмигрантов с континента, где эта религия давно уже известна, осело на островах). Скорее, посольство Пэкче — это просто закрепление уже завоеванных буддизмом позиций. А государь, распорядившись сделать статуи, решил стать примирителем двух культов.

Новая религия оказалась необходимой при создании единого государства — вот в чем главная причина официального признания буддизма в Японии. И род Сога, ведя борьбу с синтоистской аристократией, боролся и против местного сепаратизма. В руках буддийского клана оказались даже главные священные синтоистские реликвии — зеркало, меч и яшма. Ведь Сога были назначены хранителями императорской сокровищницы.