Памятники периода Асука

От предыдущих эпох до нас дошло слишком немного произведений искусства. В основном, они связаны с похоронными обрядами, бытовавшими тогда у японцев. Но VI–VII вв. стали временем расцвета скульптуры.

Это непосредственно связано со вступлением Японии в новую полосу развития, с первым «большим прыжком» — от рабовладения и остающихся пережитков первобытнообщинного строя к феодализму, от племенного язычества — к его синтезу с буддизмом и конфуцианством.

Совершенствовались не только законы, улучшалась и технология поливного рисоводства, ирригации, развивались ремесла. Усилились мирные контакты с континентом (хотя без военных столкновений не обошлось), «китайская наука» стала настоящей революцией для Японии. Отставание от континентальных стран преодолевалось быстрыми темпами.

Таков период Асука, таковы и предпосылки для развития искусства. Буддизм и конфуцианство сыграли огромную роль в творчестве средневековых скульпторов Японии.

Начнем хотя бы с изменения похоронных обрядов. Теперь трупы не хоронили, а кремировали. Поэтому скульптуры-ханива, столь характерные для прошлого периода, отошли в небытие. (Как оказалось уже в начале XX века — не навсегда). Зато оказались востребованными скульптуры, предназначенные не для мертвых, а для живых.

Буддизм, пришедший с континента, уже давно имел не только развитый канон, но и изобразительную традицию. Вначале буддийские скульптуры прибывали с материка вместе с монахами и ремесленниками. Нужно отметить — скульпторы-эмигранты могли принадлежать к совершенно различным творческим школам. Поэтому и скульптура периода Асука поражает многообразием стилей и направлений. Но уже к концу эпохи появилось не завозное, а местное своеобразие: как и все, что связано с «китайской наукой», скульптура была быстро «японизирована». Культура островов быстро освоила то, что оказалось в ее распоряжении.

Помогло и то, что буддизм северной ветви гораздо лучше сочетается с многобожием. И синтоистский культ не только не отмер, но и получил толчок к развитию философских представлений, более усложненному пониманию.

Развитие средневековой храмовой архитектуры пришлось на время деятельности регента Умаядо. Естественно, первыми архитекторами стали не японцы, а эмигранты с материка. Требовалось особое эмоциональное воздействие на будущих прихожан, и с этой задачей буддийская архитектура вполне справилась. Невиданные пагоды и монастыри, статуи будд и бодисатв — все это не могло не повлиять на сознание японцев, которые до сих пор знали только весьма скромные синтоистские храмы.

К концу VII в. монастырей было уже более полутысячи. Часто их возводили на пересечении торговых путей, именно вокруг них станут формироваться будущие города. Буддийские монастыри становились центрами средневековых наук и искусств. Нечто похожее происходило и в Европе после крушения Римской империи.

Когда мы говорим «дворец», имея в виду жилище правителя Японии добуддийской эпохи, то нужно четко представлять: собственно, никакой это не дворец, а жилище вождя — самое большое в поселении, но все же весьма скромное. Теперь и дворцы стали видоизменяться. Но главное архитектурное достижение периода Асука — это все же храмы.

Конечно, монахи должны сильно себя ограничивать. Но не забудем: сангха, монастырская община — это одно из Трех Сокровищ буддизма. Поэтому пагоды и монастыри просто обязаны выглядеть торжественно и празднично (по крайней мере, по сравнению с храмами синто). Такой монастырь виден издалека. Шпили на пагодах, многоярусные изогнутые крыши, богатый орнамент на фасаде зданий — для привлечения внимания служило все. Все здание в целом должно было подчеркнуть величия вселенной, красоты мира. Незнакомые простым людям символы и образы поражали воображение.

Изменилось и назначение самих зданий. Согласно синто, в здании обитает бог-ками, которому желательно скрываться от посторонних взглядов. А вот буддийский храм — это место, где проходят торжественные церемонии с участием и монахов, и прихожан. А поэтому волей-неволей пришлось заниматься и строительством, и, как сказали бы сейчас, инфраструктурой то есть, расширять дороги, осваивать площадь, прилегающую к монастырю.

А внутреннее пространство храмов заполнилось росписями и статуями. Хотя некоторая сакральность божеств, их скрытость от мирского взгляда все же осталась. Во внутреннее помещение могли входить лишь монахи, а сами статуи отливали металлическим блеском из полутьмы.

Скульптуры алтаря — это средоточие буддийского искусства и основная святыня. Бронзовые статуи будд и бодисатв выглядели притягательно и загадочно. А их расположение подчеркивало представления о законах мироздания, о планетах и стихиях. Иерархия высших существ может рассказать многое даже о структуре тогдашнего общества. Но все это нельзя считать чисто японским. Буддийский пантеон и буддийская иконография — плод творчества многих народов Востока. Эта мировая религия впитала в себя древнейшие индоевропейские и китайские мифы. И теперь во всем своем своеобразии она прижилась в Японии.

Конечно, главный персонаж пантеона — Будда Гаутама. Но это уже не человек, создавший Учение, он — высшее существо, пребывающее в вечной гармонии, спаситель мира, проложивший людям путь к истине. Любопытно, что ранние изображения Будды в Индии приближают его к холодно-прекрасному эллинскому Аполлону. Тут явно не обошлось без влияния македонского завоевания и контакта ранней европейской и восточной цивилизации. Лишь позже в северной Индии его образ стал более близок к местным идеалам красоты. А драгоценность во лбу, удлиненные мочки ушей — все это, согласно канону, говорило об исключительности Будды Гаутамы, его высшей сущности. Позы статуй тоже каноничны. Они соответствуют созерцанию, пребыванию в глубокой медитации, уходу в нирвану. Бесстрастность, отстраненность от суетности мира — это духовная красота, непременный признак таких изображений.

Но каноны не вечны, они тоже подвержены изменениям. И в каждой стране, где утверждался буддизм, возникала своя иконография, которая оказывалась ближе к народным представлениям. Облик Будды становился более китайским, корейским или японским. Так произошло и с Иисусом Христом. И на африканской иконе у Него могут обнаружиться негритянские черты, а в Китае Иисус будет больше походить не на уроженца Ближнего Востока, а на местного жителя. Так проще принять Его.

Образы бодисатв не менее важны, чем сам Будда. Ведь они, достигнув высшего просветления, приняли решение не уходить в нирвану, а остаться в мире из сострадания к нему. Они стали связующим звеном между людьми и высшими силами. Порой их связывали с божествами местного пантеона. В них проявлялась живость, несвойственная отстраненному от мира Будде, задумчивость, печаль, теплота. Первоначально бодисатвы бесполы, в дальнейшем в скульптуре и иконографии они часто принимали женское воплощение — в Японии развивался культ милосердной заступницы Каннон, связанный не только со стихией неба, но и с луной и водой.

Защитникам веры тоже уделялось немало внимание. Тут можно вспомнить храм, построенный по обету не только в честь Будды, но и во имя Четырех Небесных Владык — стражей сторон света (Ситэнно). Образы Владык — закованных в доспехи воинов — близки к прежним ханива. Впрочем, это можно сказать и об их роли в мифологии.

Развитие храмов потребовало и обучения собственных мастеров, без которых было уже не обойтись. В VII веке были созданы ведомства, контролирующие изящные искусства и ремесла. Им приходилось не только выполнять все возрастающий поток заказов, но и обучать мастеров в провинциях. Известный скульптор получал титул «бусси» («мастер Будды»).

В конце VII в. японские мастера уже знали различные техники обработки металла. Ведь приходилось создавать не только статуи, но и храмовую утварь — жертвенники, курильницы, навесы и много другое. Постепенно при монастырях возникали мастерские, которые превращались в школы искусств. Труд знаменитого мастера приносил дополнительную славу монастырю. Но статуи с континента пока что считались образцами. В то время их копировали так, что сейчас очень сложно понять, какая скульптура местная, а какая — привозная. Но подражание не убивало собственные традиции, напротив, обогатило их.

До нас, к сожалению, дошло лишь немногое. От периода Асука сохранились лишь немногие произведения скульптуры. Все остальное погубили многочисленные войны, землетрясения и пожары. Наиболее ранняя из бронзовых буддийских статуй, датируемая 606 г. — это сидящий Будда. И она, увы, хранит множество переделок, за которыми сложно рассмотреть первоначальную форму. Но вполне ясно — это строгая статичная фигура, статуя сдержанного, отрешенного от мира высшего существа.

Черты прежней эпохи сохранил монастырь Хорюдзи (Храм Торжества Закона), расположенный приблизительно в 30 километрах от города Нара. Он стал самым религиозным центром значительным в период Асука.

Монастырь Хорюдзи размещался в пределах большого прямоугольного периметра. Это пагода-реликварий, зал проповедей и Золотой зал (Кондо). Высокое и богато украшенное здание Злотого зала казалось не просто храмом, но настоящим центром страны — «Поднебесной».

В центре Золотого зала располагался прямоугольный алтарь. На возвышении располагались фигуры воинов-Ситэнно, а выше, на постаментах — Будда с двумя бодисатвами.

Лишь впоследствии такого рода скульптурные композиции стали сложнее, туда добавились и другие высшие существа буддийского пантеона. Известно, что первая алтарная группа отлита в 623 г. ваятелем Тори-бусси. Она стала основной святыней Хорюдзи и образцом для будущих скульпторов. Поэтому по ней можно судить о скульптуре того времени.

Будда в храме Хорюдзи — это суровый монах, принесший миру закон праведности. В нем нет ничего лишнего, суетного. Это человек, находящийся в состоянии глубокой медитации, незыблемого внутреннего покоя. Бодисатвы, находящиеся рядом, воплощают высокие нравственные качества. Вообще, триединство вполне канонично и характерно для буддийского искусства той эпохи. Вечно юные бодисатвы дополняют образ самого Будды. В них даже больше, чем в самом Будде, отразились японские представления о красоте, нравственном законе и человечности.

Огромный позолоченный нимб замыкает все изображение, придает ему двухмерность иконы и некую «неотмирность», соответствие гармонии высших миров вселенной.

Конечно, обработка бронзы, чеканка и литье получили особое развитие в те годы. Но и прежняя синтоистская традиция деревянных скульптур не оказалась забытой. Статуи с континента казались столь совершенными, что законы создания бронзовой скульптуры оказали немалое влияние и на работу по дереву. В этот период появляется особая тщательность и кропотливость обработки деревянных статуй. Ведь не каждый храм мог позволить себе бронзовые скульптуры. А храмов создавалось великое множество.

Порой деревянные статуи сочетались с металлическими деталями — коронами, накидками, лентами, искусно выкованными и позолоченными.

Деревьям в Японии придавали священные свойства, они переносились и на резные статуи. В них видели символы долголетия, особой нравственной чистоты.

В начале VII века стал складываться культ не только Будды, но и важнейших бодисатв (босацу) — Каннон и Мироку (Майтрейи, будды грядущего).

Статуи бодисатвы Каннон появлялись либо по случаю большого события в провинции или даже в стране, либо в час больших бедствий или в благодарность за свершившееся избавление от больших катастроф. В них особенно проявилась тяга японцев к прекрасному, их высокие представления о духовной и физической красоте. Часто статуи украшались съемными деталями — коронами, шарфами, браслетами особо тонкой работы. Сам процесс одевания скульптуры завершал ее облик и фактически становился частью освящения.

Считается, что одна из первых подобных святынь монастыря Хорюдзи вырезана из дерева по специальному заказу регента Умаядо. Доступ к статуе происходил лишь раз в год, считалось, что она обладает могущественной силой. Руки бодисатвы держат жемчужину — символ света Учения. Сама статуя порыта тонким листовым золотом, нимб и корона придают ее облику свет и торжественность. Каноничность позы слегка контрастирует с декоративными деталями — ниспадающей одеждой, цветами из синего стекла, украшающими корону. Камфарное дерева, из которого вырезана скульптура, указывает на ее японское происхождение.

Более поздние статуи Каннон говорят о появлении различных художественных школ, трактовка образов бодисатв в конце периода Асука уже отличалась от принятой на континенте.

Мироку (Майтрейя), согласно учению, ожидает своего часа, чтобы покинуть вышний мир (небеса Тусита) и прийти на землю в образе совершенного избавителя человечества от страданий. Как правило, его изображают достаточно единообразно — улыбающимся, сидящим в задумчивой позе, слегка наклонившись вперед (в готовности прекратить медитацию и прийти к страдающим людям). В нем тоже нашли отражения представления о духовной красоте, высшем законе и уравновешенности. Одной из самых известных статуй VII в. стало изображение Мироку из монастыря Тюгудзи. Она тоже выполнена из золоченого дерева.

…Но нам следует помнить — роскошные монастыри, оставшиеся от древних эпох, созданы тяжким трудом людей, зачастую несчастных и очень бесправных. Пожалуй, Будда и бодисатвы могли дать им некоторое утешение, поскольку добродетельных людей вроде регента Умаядо среди высшей власти бывает очень немного.

Что ж, строители монастырей оставили свой великий след в истории. Но одно дело — след, совсем другое — имя. Впрочем, как мы видели, появляются в ней и весьма достойные имена.

Вот к именам в истории нам теперь и придется перейти.