ПЕРВЫЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА «ЛИБЕРАЛЬНОЙ ДЕМОКРАТИИ»: КАБИНЕТЫ НАТСИРА, СУКИМАНА И ВИЛОПО

Сукарно был избран президентом унитарной РИ. Он назначил вице–президентом М. Хатту, которому пришлось оставить пост премьера. Первое правительство унитарной Индонезии (сентябрь 1950 — апрель 1951 г.) зиждилось на коалиции фракции «молодых модернизационистов», или «исламских социалистов», в Машуми во главе с Мух. Натсиром, который занял пост премьера, с СПИ С, Шарира. НПИ оставалась в оппозиции. Семь месяцев спустя кабинет Натсира пал из–за принятия им недемократического постановления № 39 о формировании органов местного самоуправления, которое давало односторонние преимущества «партии сантри», Машуми. Второе правительство сформировал в апреле 1951 г. Сукиман, лидер «старой гвардии» Машуми, буржуазно–бюрократической традиционалистской ее фракции. Он выступал в блоке с небольшой большой партией прияи (ПИР) и правым традиционалистским крылом ветеранов национально–освободительного движения НПИ. Но и кабинет Сукимана, пережив несколько кризисов, просуществовал меньше года: в феврале 1952 г. он ушел в отставку вследствие тайного присоединения к Договору о взаимном обеспечении безопасности с США, справедливо расцененному возмущенной общественностью как отказ от традиционного нейтрализма и приобщения РИ к западному блоку, в том числе в сфере обороны и безопасности. 3 апреля 1952 г. новое правительство возглавил лидер «модернизационистской» фракции «молодых технократов» в НПИ Вилопо, действовавший союзе с фракцией Натсира в Машуми и правыми социалистами С. Шарира. Представители этих сил и составили кабинет 13 месяцев спустя, 2 июня 1953 г. и он пал вследствие кровопролития, сопровождавшего сгон полицией крестьян–скваттеров, которые осели со времен японской оккупации на землях, арендованных в колониальный период голландскими табачными плантациями. Теперь эти земли возвращались плантаторам правительством, в соответствии с решениями КМБ.

Период правления названных кабинетов с очевидностью показал, что Индонезия не готова к парламентской демократии. Вскрылись слабость, фракционная раздробленность и междоусобная борьба индонезийской буржуазии, неспособность ее партий повести за собой даже собственный класс, не говоря уже о мелкой буржуазии. Одной из причин было различие концепций стратегических установок. Либерально–реформистские партии Машуми и СПИ (имеющие соответственно 22 и 7% мест в СНП) считали революцию завершенной. Они выступали за модернизацию страны на частнокапиталистической основе при минимальном вмешательстве государства и широком привлечении иностранного капитала. Напротив, НПИ (15% мандатов в СНП), опираясь на поддержку президента и ряда мелких партий, выступала за экономическую независимость от Запада, «специфически индонезийский» путь развития, за создание сильного госсектора и широкую государственную помощь национальному капиталу. Вместе с тем обе крупнейшие буржуазные партии раздирались фракционной борьбой, настолько сильной, что часто близость фракций разных партий была более тесной, чем связи различных фракций внутри одной партии. Так, первую из изложенных выше концепций разделяли фракции Натсира и Б. Харахапа в Машуми, вся СПИ, христианские партии, фракция Вилопо в НПИ; вторую — фракции Сукимана в Машуми, вся ПИР, фракции Сувирьо и Сидика НПИ[46].

Все это создавало невероятную пестроту при формировании кабинетов, обусловливало их крайнюю неустойчивость и частую смену, объективно приводило к дезорганизации управления и неразберихе, тормозило послевоенное восстановлены экономики. Кроме того, «прозападничество» всех трех правительств и их единодушие в том, что революция завершена, что предстоит долгая, полная лишений и трудностей стадия национального строительства, наконец, отсутствие у них интегративных и мобилизующих массы стимулов способствовали утра те многими революционного энтузиазма, разочарованию, апатии и цинизму.

Несмотря на внутриполитическую неустойчивость, все же и рассматриваемый период имелись и некоторые достижения, в частности, экономические. Поощрялось создание частных национальных предприятий, «индонезиация экономики», был учрежден крупный банк, ориентированный на кредитование этой программы. Был национализирован крупнейший Яванским банк, ставший эмиссионным. Некоторых успехов достигла импортозамещающая индустриализация, в первую очередь текстильная. Были национализированы оловянные рудники на о. Банка, отменен план возвращения англо–голландскому капиталу нефтепромыслов Северной Суматры. Правительство Вилопо разработало закон о прямых тайных всеобщих выборах в парламент и учредительное собрание и добилось его утверждения парламентом (апрель 1953 г.). Продолжение эффекта «корейского бума» на товары индонезийского экспорта обеспечило сбалансированный бюджет при двух первых кабинетах, что давало видимость экономического благополучия. Но при кабинете Вилопо ситуация резко ухудшилась: бум был позади, цены на стратегические товары упали в 3—5 раз, усилилась инфляция. Правительство перешло к жесткой экономии, сохранению госаппарата и армии. Чтобы нейтрализовать жалобы иностранных предпринимателей по поводу 40%-го дополнительного налога на корпорации, кабинет Натсира распространила эту меру и на национальные компании; Сукиман же, чтобы снять нараставшую критику, отменил этот налог вовсе.

Противоречивой была внешняя политика трех кабинетов. Были достигнуты отдельные успехи: Индонезия вступила в ООН, в апреле 1953 г. разорвала крайне непопулярное соглашение о голландской военной миссии. Вместе с тем ставка на возвращение Западного Ириана путем переговоров с голландцами оказалась битой: Гаага не шла ни на какие уступки и вскоре официально включила эту территорию в состав голландской империи. Предложения Сукарно, «формируя народные силы» и не оставляя дипломатических мер давления, одновременно в порядке репрессалий расторгнуть соглашения КМБ, не нашли поддержки исполнительной власти.

Дорого обошлась проамериканская ориентация кабинету Сукимана. В ущерб национальным интересам Индонезия присоединилась к эмбарго на экспорт в КНР. Широкое недовольство вызвало в Индонезии участие Сукимана в подписании Сан–Францисского мирного договора с Японией. Парламент счел его условия недостаточно отвечающими интересам страны и отказался ратифицировать его. Наконец, тайная дипломатия, практиковавшаяся Сукиманом и его министром иностранных дел А. Субарджо при подписании договора о взаимном обеспечении безопасности, как уже упоминалось, послужила причиной скандальной отставки правительства. Вилопо заменил это соглашение новым, исключившим военные аспекты.

Программа умиротворения страны не была выполнена в рассматриваемый период: машумистские правительства не предпринимали серьезных попыток подавления мятежников Даруль ислама — Исламской армии Индонезии на Западной Яве, руководимых Картосувирьо, так как ряд министров–сантри рассматривал их как своих единомышленников, избравших экстремистские методы борьбы. В результате в 1950 г. к этому движению за теократическое государство ислама в Индонезии присоединились банды Ибну Хаджара на Южном Калимантане, а в декабре 1951 г. — восставший 426?й батальон ТНИ на Центральной Яве. Если оба последних движения довольно быстро были подавлены, то начавшееся, в январе 1952 г. восстание Кахара Музакара на Южном Сулавеси затянулось, как и мятеж Картосувирьо, до начала 60?х гг.

В социальной политике все три правительства занимали жестко классовую позицию. Натсир издал декрет о запрещении забастовок на «жизненно важных» предприятиях (оставив со своим правительством право на уточнение этого определения и введении принудительного государственного арбитража. Свыше тысячи не подчинившихся этой неконституционной мере профсоюзных активистов было арестовано. Сукиман поспешил заменить одиозный декрет законом о трудовых конфликтах, сохранив основное содержание акта и навязав дополнительно организаторам стачек обязанность уведомлять об этом администрацию за 3 недели. Последующие «либеральные» кабинеты сохранили этот закон.

Антикоммунизм был присущ взглядам обоих премьеров–машумистов. Но если Натсир все же предпочитал оставаться и пределах законности, то Сукиман вступил на путь прямого попрания гражданских прав и свобод. В обстановке участившихся социальных беспорядков премьер легко принял на веру клеветнические доносы службы безопасности о якобы раскрытом «заговоре КПИ», «готовящемся новом Мадиуне». Действуя без согласия и даже ведома парламента и большинства министров, он обрушил меры массированного террора на прогрессивные организации. За 2 последних недели августа 1951 г. было брошено в тюрьмы свыше 15 тыс. человек, включая даже депутатов СНП. Очевидными целями было вновь отбросить КПИ на нелегальное положение, терроризировать рабочее и крестьянское движение. Буря протеста в прессе и парламенте тогда не привела к падению кабинета. Хотя драконовские меры были спешно отменены, прогрессивные силы смогли оправиться от этого акта антикоммунистической истерии лишь год спустя. В отличие от предшественников, кабинет Вилопо не проявил себя как антикоммунистический. Поэтому ЦК КПИ выступил с заявлением о поддержке всех «прогрессивных и патриотических мер правительства» при сохранении права критики его последовательности. Ведя борьбу за единый национальный фронт, КПИ перешла к тактике союза с сохраняющими прогрессивные потенции фракциями национальной буржуазии, заявила о поддержке Сукарно, дистанцировав его от Хатты, Шарира, лидеров Машуми, чего не делала прежде. Это встретило позитивный отклик у президента и близкой к нему левонационалистической группировке Сидика в НПИ, одержавшей верх на VI съезде партии в декабре 1952 г.

Разумеется, поражение на съезде весьма ослабило фракцию Вилопо в НПИ и его положение в кабинете и парламенте. По еще более чувствительным ударом стали для него события 17 октября 1952 г., развязанные армейским офицерством.

В начале 50?х годов ТНИ, не была монолитной силой. Она раздиралась множеством противоречий (политических, конфессиональных, этнических; по происхождению — из КНИЛ или ИЕТА; между «профессионалами» и поборниками «боевого духа»). Последнее стало доминирующим. Сторонников «профессиональной», то есть небольшой, но отлично оснащенной и обученной кадровой армии возглавляли начальники штабов вооруженных сил и сухопутных войск генерал Т. Б. Симатупанг и полковник А. X. Насутион. Их политические взгляды представляли соединение умеренного национализма и прозападного правосоциалистического технократизма. Они пользовались поддержкой М. Хатты, СПИ и Машуми. Группировка «боевого духа»[47], выходцы из лашкаров, партизанских формирований указывали, что не профессиональная выучка, а высокий боевой дух и патриотизм народа обеспечили победу Августовской революции, и акцентировали усилия на необходимости поддержания этих черт и в дальнейшем. Эта часть военнослужащих опиралась на Сукарно, левое крыло НПИ, КПИ.

Вместе с тем обе группировки в ТНИ пренебрежительно относились к партиям и парламенту («детищу КМБ»), к большинству гражданских политиков, характеризуя их как «политиканов, болтунов и коррупторов». И тех и других раздражала «министерская чехарда». Они ревностно отстаивали самостоятельность ТНИ в назначении высших армейских чинов и были склонны подчиняться лишь тем министрам обороны, которые, подобно султану Хаменгку Бувоно IX, являлись лидерами общенационального значения, высокого престижа и, главное, считались с позицией офицерского корпуса. По социально–культурной ориентации подавляющее большинство офицером были абанган.

Курс армейского руководства на профессионализм вызывал бурный протест поборников «боевого духа», обратившихся за поддержкой к правительству, СНП и президенту через голову командования. Длительное обсуждение конфликта в парламенте завершилось принятием 16 октября 1952 г. резолюции М. Софиана (НПИ), предусматривавшей вмешательство в армейские дела специальной парламентско–правительственной комиссии с целью изыскать возможности «улучшения руководства и организации». Машуми, СПИ и христианские партии тщетно противились принятию этой резолюции.

Решение СНП вызвало политический кризис. 17 октябри 1952 г. на улицы столицы вышла пятитысячная демонстрация, явно инспирированная СПИ и верхушкой армии. Она клеймили парламент как «торгашеский, никого не представляющий институт», требовала немедленного роспуска его и правительства Вилопо, установления режима сильной власти во главе с Сукарно или М. Хаттой. Толпа разгромила ряд помещении СНП и вместе с солдатами собралась у президентского дворца. Увещевая собравшихся, Сукарно отверг предлагаемые меры как неконституционные и ведущие к диктатуре, обещал ускорить проведение всеобщих выборов, которые послужат основой для создания выборного СНП, и призвал демонстрантов разойтись. Последние беспрекословно повиновались. Вслед за ними, однако, во дворец явилась группа высших офицеров во главе с А. X. Насутионом. Они выразили несогласие с самим принципом ответственности кабинета перед СНП и особое недоверие действующему составу парламента, возложив на него ответственность за политическую нестабильность. Офицеры предложили, упразднив парламент как «бесполезный» и распустив правительство, создать устойчивый, опирающийся на поддержку ТНИ «деловой кабинет»[48] во главе с Сукарно или Хаттой. Но президент вновь отклонил эти предложения. Он обещал решить вместе с кабинетом наболевшие проблемы ТНИ, предостерег офицеров от прямого вмешательства в дела исполнительной власти и предложил им разойтись. Хотя присутствовавшие подчинились, другие представители командования, ТНИ самочинно ввели в столице комендантский час, блокировали ее связь с внешним миром, арестовали Сукимана, М. Ямина и ряд других видных парламентариев. Во избежание эксцессов парламент был распущен президентом на внеочередные каникулы.

В сущности, это была попытка государственного переворота и создания неконституционной формы правления. Но офицерский корпус не был единым. Все офицеры желали сильной центральной власти, но одни мыслили ее как диктатуру Сукарно, другие — как диктатуру армии во главе с Хаттой, третьи добивались стабильного властвования радикально–буржуазных и правосоциалистических сил без пересмотра политической системы. Все офицерство вооруженных сил раскололось на сторонников и противников «событий 17 октября», Победили последние, осудившие привнесение фракционности в ряды ТНИ. Президент и правительство уволили в отставку Симатупанга и Насутиона. Уловив тенденцию, трое противников переворота, заместители командующих военными округами (Восточная Ява, Восточная Индонезия и Южная Суматра) именем президента отстранили от власти своих начальников, бывших активными участниками событий, и приняли командование. Дальнейшее развитие этого процесса пресек назначенный новым начальником штаба сухопутных сил деятель фракции «боевого духа» полковник В. Сугенг.

«События 17 октября 1952 г.» стали кризисом, вскрывшим широкое недовольство формами, которые приняла в Индонезии конституционная, демократия, а также выявили политизацию офицерского корпуса. Они упрочили авторитет Сукарно, лишили радикальное крыло НПИ и поборников «боевого духа» армии. Напротив, позиции СПИ, парламента, фракции Вилопо в НПИ, Машуми оказались серьезно подорваны.

Что касается Машуми, то она потерпела серьезный удар уже полугодом раньше: 6 апреля 1952 г. ee ряды покинули крупная организация Нахдатул Улама (НУ — Совет уламов), оформившаяся в отдельную партию. НУ отличалась традиционалистским, консервативным направлением в вероучении ислама, она выступала против капиталистической модернизации страны, прозападного курса. Ее руководящими силами были сельское духовенство, мелкая торговая буржуазия, кулачество Явы, в основном Восточной; массовую опору составляли самые темные и отсталые слои яванских крестьян и ремесленников Казалось, раскол лишил Машуми немногого: лишь 8 кресел в парламенте. Ее фракция все равно оставалась крупнейшей (44 мандата). Более того, Машуми стала более гомогенной партией модернистского ислама. Однако утрачено было все же больше; она лишилась статуса партии, практически монопольно представляющей в СНП исламские силы, Стало возможным формировать коалиционные правительства с мусульманами, но без нее, что было на руку левым силам. Кроме того, теперь Машуми окончательно обрела облик «партии Внешних островов».

Итак, к концу рассмотренного этапа произошла поляризация политических сил. В претерпевшей раскол Машуми взяла верх «исламско–социалистическая» прозападная фракция, подмявшая группировку Сукимана. В НПИ, напротив, возобладало леворадикальное крыло Сидика, оттесняющее от власти группу Вилопо. Близкая ему националистическая группировка победила и в армии, которая резко политизировалась. С концепцией единого национального фронта выступает обновленная КПИ. Заметно укрепляются позиции общепризнанною лидера радикально–националистического антизападнического лагеря Сукарно, в выступлениях которого уже начинает проводиться мысль об абсолютной непригодности западной «либеральной» демократии для Индонезии, что отвечает настроениям разочарованных масс.

Нарастает и конфронтация основных идеологических концепций; панчасила против доктрины исламского государства, вновь извлеченной на свет идеологами легального и нелегального исламского фундаментализма (Иса Аншари, Картосувирьо и др.), которые предлагают свой рецепт отхода от «либеральной демократии». Если что и оттягивало назревающий разрыв с последней, то это иллюзорная оценка подавляющим большинством политиков предстоящих выборов в парламент и Учредительное собрание как некой панацеи, которая наверняка обеспечит представительство «подлинных избранников народа», а следовательно, и определит контуры нового, благодетельного общественного и государственною строя Индонезии.