ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СТРАНЫ К НАЧАЛУ 60-Х ГГ. И СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА ВЕРХОВ. ОСВОБОЖДЕНИЕ ЗАПАДНОГО ИРИАНА

Японская оккупация, затяжная антиколониальная революционная война сильно расшатали экономические устои Индонезии. В 1949 г. национальный доход на душу населения составлял лишь 25 долл, (на Филиппинах — 44). Тяжесть положения усугубляли антиправительственные мятежи: только на подавление ПРРИ-Перместа лишь в 1958 г. было потрачено свыше 17 млрд рупий, то есть половина бюджетных расходов. Страна с дезорганизованной и истощенной экономикой вынужденно сократила в конце 50?х — начале 60?х гг. от трети до 40% своего бюджета на оборонные цели. Если учесть экономический спад на Западе в конце 50?х гг. и соответственно сокращение спроса на экспортную продукцию РИ, то неудивительно, что дефицит госбюджета с 1,5 млрд рупий в 1956 и 5 млрд в 1957 г. возрос до 14 млрд в 1959 и 26 млрд рупий в 1961 г. Heуклонно увеличивался государственный долг, достигший в 1960 г. 54 трлн рупий. Бурно развивалась инфляция.

Полуколониальный характер экономики послевоенной Индонезии проявлялся, в частности, в ее крайней зависимости от состояния экспорта на мировой рынок четырех основных товаров: каучука, нефти, копры и олова. Если в 1938 г. удельный вес каучука и нефти в общей стоимости вывоза составлял 45%, то в 1957—1959 гг. он возрос почти до 70%. Соответственно сократились производство и вывоз остальных видов экспортной продукции. Другим выражением полуколониального характера экономики было отсутствие в стране не только современного производства средств производства, но и изготовления товаров широкого потребления. РИ ввозила не только текстиль, бумагу, цемент, стекло, но также продовольствие, в том числе рис, тратя на это свыше 300 млн долл, из своих скудных валютных резервов. Расходы на импорт риса и муки в отдельные годы достигли 20% общей стоимости импорта.

Большинство крупных предприятий обрабатывающей промышленности (пищевые, табачные, текстильные, полиграфические, по производству бытовых химикатов, авторезины, сборке велосипедов) принадлежали иностранному капиталу и работали частично или полностью на зарубежных сырье или комплектующих деталях. Предприятия среднего масштаба принадлежали в основном хуацяо; лишь мелкие полукустарные мастерские, производившие традиционные товары (батик, сигареты, крет?к, керамические и плетеные изделия), находились в собственности коренных индонезийцев. Используемых в обрабатывающей и горнодобывающей промышленности машин и оборудования, а также транспортных средств остро недоставало — они были устаревшими и чрезвычайно изношенными.

Отмеченная выше непоследовательность экономического курса правительств национальной буржуазии чрезвычайно осложняла процесс модернизации страны. Все же в 50?е гг, был построен ряд крупных предприятий госсектора: 2 автосборочных завода, бумажные фабрики, стекольный и металлообрабатывающий заводы, предприятия по сборке сельхозмашин, рыбоконсервные, спичечные. С помощью США был сооружен крупный государственный цементный завод в Гресике (мощностью около 375 тыс. т в год), а также завод авторезины (при содействии Чехословакии). С помощью Франции сооружался крупный гидроэнергокомплекс в Джагилухуре, обещавший не только существенный прирост энергетических мощностей бурно растущим Джакарте и Бандунгу, но и устойчивое орошение значительного ареала Западной Явы. За 10 лет (с 1951 г.) производство тканей увеличилось втрое — до 440 млн м. Были созданы три национальные нефтедобывающие компании, производившие в 1960 г. 2,3 млн т сырой нефти (11,3% от общей нефтедобычи Индонезии). Остальные 88,7% добывали иностранные, главным образом американские, компании. Это опять таки подчеркивало полуколониальный характер экономики РИ. В целом иностранные капиталовложения в 10,5 раза превышали инвестиции индонезийского капитала, составляя 2,1 млрд долл. (1952 г.). При этом доля США, сосредоточенная в области нефтедобычи и каучуковых плантаций, бурно росла (210 млн в 1952 г. и уже 350 млн в начале 60?х гг.). Хотя курс на индонезиацию и повышение роли госсектора с большей или меньшей последовательностью проводился некоторыми правительствами эпохи «либеральной демократии», решительный натиск на позиции иностранного капитала развернулся в период перехода к «направляемой демократии». В сентябре 1958 г. был принят закон об иностранных инвестициях. Он запрещал в стратегически важных отраслях экономики, таких как железнодорожный и авиационный транспорт, морское судоходство, электроэнергетика и связь, водоснабжение и ирригация, производство вооружения и боеприпасов, наконец, в отраслях, освоенных национальным капиталом. Кабинетом Джуанды было объявлено, что правительство будет предпочитать займы иностранным инвестициям.

Качественным сдвигом в плане вытеснения. иностранного капитала была уже упоминавшаяся национализация голландских предприятий (декабрь 1958 г.), а затем и доли Голландии в смешанных предприятиях (август 1960 г.). В том же 1960 г, правительство ликвидировало валютную автономию иностранных нефтяных компаний и потребовало пересмотра раздела прибылей с РИ: от паритетного к соотношению 60% : 40% в пользу Индонезии. В апреле 1959 г. была установлена государственная монополия на ввоз хлопка, пряжи, текстиля, джута, цемента, газетной бумаги, муки. На импорт риса и химудобрений она была установлена еще ранее. Экспорт всего минерального сырья, кроме нефти, также был монополизирован государством.

Таким образом, преобладающими чертами государственного регулирования экономики были этатизм (политика государственного капитализма) и курс на импортзамещение. Второй по значимости задачей стала помощь и содействие национальному частнопредпринимательскому сектору (преимущественное выделение импортных лицензий на валюту, поддержка группы «Бентенг»). С марта 1962 г. правительство разрешило частным национальным экспортерам удерживать 15% валютной выручки и облегчило процедуру вывоза товаров. Широко распространилась практика предоставления выгодных государственных подрядов частному индонезийскому капиталу. В результате комплекса всех этих мер вся внутренняя и внешняя торговля страны (за исключением операций с нефтью и нефтепродуктами) впервые оказалась в руках индонезийских государственных и частных компаний. Существенно усилились государственные позиции и в производственном секторе. 70% всех плантаций оказалось в руках государства.

Однако не следует обольщаться этими успехами политики этатизма, особенно национализацией голландских предприятий. С конца 1957 г., как уже говорилось, резко усилился процесс формирования паразитической бюрократической буржуазии (кабирства), преимущественно из военной среды. Это означало, что попадающие под контроль государства промышленные и плантационные предприятия функционировали в обстановке административной некомпетентности, бесхозяйственности, расхищения фондов. Соответственно состояния кабиров стремительно росли, а выручка госпредприятий резко падала. Всего за год ощутимо сократился и объем производства плантационных культур: каучука, сахарного тростника, копры и пальмового масла, что усугублялось еще и транспортными затруднениями. Соответственно быстро росла стоимость жизни. Ее индекс (100% в феврале 1958 г.) к концу 1959 г. достиг 177 пунктов, а к марту 1961 г. — уже 253, Вводимые на госпредприятиях надбавки к зарплате (индексация) далеко отставали от стремительно растущих цен.

В начале 60?х гг. значительно вырос рабочий класс, изменились соотношения между отдельными его отрядами. По данным переписи 1961 г., в обрабатывающей, горнодобывающем отраслях промышленности, на транспорте и предприятиях связи трудилось 3,5 млн рабочих, — 8,1% занятой рабочей силы. В сфере строительства и коммунальном секторе было занято 665 тыс. человек, или еще 1,9%. Резко выросла доля наемных рабочих и служащих в торговле, банковском деле, страховании и всех сферах обслуживания — до 16,2%, или 5,7 млн человек. Но подавляющее большинство, почти 72% занятой рабочей силы, то есть 35 млн (по данным на 1961 г.), трудилось на сельском и лесном хозяйстве, занималось рыболовством. Не малая доля этого отряда тружеников была занята неполным рабочий день. Наконец, свыше 2 млн человек оставались полностью безработными.

Весьма крупные сдвиги произошли за полтора десятилетия независимости в индонезийской деревне. Была закреплена победа индонезийской буржуазии над феодальными силами. В Аче и в районе капиталистических плантаций Восточной Суматры эта победа осуществилась путем социальной революции и физического устранения более половины феодальных помещиков. В других районах страны, лишившись поддержки колонизаторов и надежды на сохранение федерального строя, предполагающего ее участие в управлении, феодальная аристократия утратила большую долю влияния и политически сошла со сцены, за чем последовала и экономическая экспроприация их владений. Феодальные мелкие княжества удержались лишь в наиболее отсталых провинциях востока РИ (Нусатенггара, Молукки, частично Сулавеси), где феодальное землевладение и барское хозяйство еще сохранялись в чистом виде.

Быстро выросла, в основном на Внешних островах, прослойка мелкой сельской буржуазии благодаря захвату и освоению земель концессий, свободных целинных земель, скваттерству. Это сопровождалось крупными миграциями населения. Например, в 1950—1956 гг. свыше 250 тыс. тоба–батаков (то есть около 25% общей численности этой народности) мигрировало и осело на плантационных землях Восточной Суматры. Но если на Внешних островах классовая дифференциация сельского населения к рассматриваемому периоду сохранила преобладание мелкой буржуазии, зажиточного крестьянства с экспортной ориентацией хозяйства, то для Явы и Мадуры характерно выделение преимущественно пролетарского элемента ввиду земельного голода и крайнего аграрного перенаселения этих островов[67].

Как уже отмечалось, после провозглашения, независимости Индонезии сосредоточение земельной собственности в руках феодальных помещиков было незначительным. Тем не менее сельская экономика с полным основанием в те годы характеризовалась КПИ как полуфеодальная. Доминирующей фигурой, основным эксплуататором в деревне становился либо новый помещик–абсентеист[68], либо зажиточный представитель крестьянской верхушки. Первую категорию составляли торгово–ростовщическая буржуазия, городские средние слои, чиновники госаппарата. В рассматриваемый период только начиналось, но зато стремительно развивалось присоединение к ней новой социальной категории — военных кабиров. Выше уже была обозначена традиционная тяга состоятельных индонезийцев к обретению земли, тем более что закон ограждал их от конкуренции европейцев, хуацяо, арабов. Только в рисоводческих районах Явы, Бали, Южного Сулавеси и Ломбока в 1960 г. было выявлено почти 56 тыс. абсентеистов с размерами владении от 10 до 120 га (то есть средними и крупными по индонезийским понятиям). Если традиции абсентеизма были унаследованы от колониальных времен, то концентрация земли сельскими богатеями была явлением относительно новым, логически завершающим бурно развивающийся процесс распада общины.

Главными методами концентрации земли в обоих случаях были ипотечные операции, скупка, заклад и аренда. Образуемая подобным образом, с широким применением торгово–ростовщических операций, земельная собственность, как правило, была чересполосна, разбросана мелкими участками по разным селам и местностям. Она трудно поддавалась учету и затрудняла переход к обработке всей земли наемными работниками. Необходимость сгона большого числа сидящих на ней арендаторов была чревата социальным взрывом.

Таким образом, все более и более земель оказывалось не к руках феодальных помещиков, эксплуатирующих лично зависимых от них крестьян и противостоящих сельской буржуазии, а в руках самой буржуазии, сельских эксплуататоров полуфеодального–полукапиталистического типа, а также тесно связанных с ними городских эксплуататорских слоев. Все они, изымая феодальную ренту[69], совмещали это занятие, как правило, с торгово–ростовщическими методами эксплуатации, а нередко и с постепенным расширением предпринимательской деятельности. Однако слабая заинтересованность сельских эксплуататоров в завершении перехода к капиталистическим формам производства, сохранение ростовщичества и издольщины при непомерной норме эксплуатации истощали крестьянское хозяйство и ставили в порядок дня аграрную реформу.

Под нажимом КПИ в 1960 г. были приняты, наконец, долго обсуждавшиеся в СНП аграрные законы. Закон о разделе урожая предусматривал уровень арендной платы издольщиков в 1/2 урожая на орошаемых и 1/3 на неорошаемых землях, а Основным аграрным законом были установлены максимальные пределы частной земельной собственности — от 5 до 20 га. Излишки подлежали выкупу государством и передаче бедноте в рассрочку на 15—20 лет наряду с пустующими землями и владениями абсентеистов. Предполагалось, что всего будет перераспределено более 1 млн га. Однако даже если закон об излишках был бы реализован в полной мере, не более 1—2 млн крестьянских семейств увеличили бы свои наделы (из 8,8 млн нуждавшихся в этом), так что земельный голод сохранялся бы.

Эти законы фактически направляли развитие сельского хозяйства по капиталистическому пути. Однако даже в этом случае их последовательное осуществление в определенной степени подорвало бы помещичье землевладение, полуфеодальную издольщину и ростовщические операции на селе, что способствовало бы развитию национально–демократической революции. Как непременное условие получения земли предусматривалось вступление крестьян в производственные кооперативы. Земля там не обобществлялась, но доходы должны были распределяться в большей степени по труду и в меньшей — по земельному паю. Но сельские эксплуататоры, действуя заодно с кабирами, армией и полицией, прибегли к упорному саботажу реформ. Регистрация земельных излишков прекратилась. Нормы раздела урожая произвольно нарушались эксплуататорами. Искусственно затягивалось и в конце концов было сорвано издание инструкций к осуществлению принятых законов. Несмотря на многократные призывы Сукарно и руководства КПИ, к середине 1962 г. удалось создать комиссии по проведению реформы лишь в 66% уездов и вместо 400 тыс. га зарегистрировать для перераспределения лишь 223 тыс. Реально к концу 1964 г. было перераспределено всего–навсего 42 тыс. га. Реформа буксовала. И это вполне объяснимо: заниженные официальные пределы землевладения (5—20 га) ущемляли интересы не только помещиков, но также новых помещиков, кабиров и значительной части сельской буржуазии.

Еще в июле 1960 г. в Индонезии были запрещены забастовки. С 1963 г., согласно правительственным постановлениям, участие в них каралось тюремным заключением сроком до года. Демонстрации допускались лишь в тех случаях, когда они санкционировались властями. Пролетариат лишался такого своего оружия, как массовые средства борьбы. Руководство КПИ уже не решалось отстаивать эти средства. Второй (декабрьский, 1960 г.) пленум ЦК КПИ принял решение — «подчинить классовые интересы национальным». Вскоре руководители партии провозгласили лозунг «индонезиации марксизма–ленинизма». Отныне был взят курс на крестьянство как«основную революционную силу», на «интеграцию» с ним. Манипол (политический манифест Сукарно) был провозглашен «второй программой КПИ», а Сукарно стали именовать «марксистом–ленинцем». Довод относительно подчинения классовых интересов национальным, усилия по «маниполизации» общей программы партии являлись отражением того, какое огромное влияние внутри партии получила мелкобуржуазная идеология, отмечала одна из фракций КПИ в 1967 г.

«Направляемая демократия» была в хозяйственной жизни дополнена «направляемой экономикой». С 1 января 1961 г. был введен в действие восьмилетний план развития, разработанный Национальным плановым советом под руководством М. Ямина, идеолога и политика мелкобуржуазного леворадикального толка. План был ориентирован на завершение национальной революции, ликвидацию феодальных пережитков, реформацию аграрных реформ, опережающее развитие и контроль госсектора, ограничение частного капитала, обеспечение народа товарами первой необходимости. Тяготея к националистической символике, М. Ямин подразделил текст плана на 17 частей, 8 томов и 1945 параграфов, что отражало дату провозглашения независимости: 17 августа 1945 г. Однако контрольные цифры плана были совершенно несостоятельными, а его финансирование — непродуманным и нереальным: уже к 1962 г. стало очевидно, что план невыполним.

Хотя в 1961—1962 гг. угасли последние очаги мятежей Даруль ислама на Сулавеси и в Аче, был захвачен в плен Картосувирьо и сдались последние мятежники ПРРИ-Перместа, подлинной политической стабилизации не произошло.

Чрезвычайно остро встал наболевший вопрос о Западном Ириане. В первой половине 1961 г. голландцы предприняли попытку создать видимость предоставления этой своей колонии ограниченного самоуправления. Сукарно ответил провозглашением «Трех приказов народу»: сорвать создание на острове марионеточного государства Западное Папуа; водрузить индонезийское знамя на этой территории и быть готовыми ко всеобщей мобилизации. Следует отметить, что вследствие закупки крупной партии тяжелого вооружения у социалистических стран (в том числе СССР) потенциал военно–морских и военно–воздушных сил Индонезии неизмеримо возрос. Возможность победного решения спора с Нидерландами военными методами стала вполне реальной. 2 января 1962 г. было создано командование западноирианским театром военных действий во главе с генералом Сухарто. Начало последним положили, однако, голландцы. 15 января 1962 г. у островов Ару три индонезийских торпедных катера были атакованы двумя эсминца ми Нидерландов; один из катеров был потоплен в неравном бою. Индонезия в ответ усилила проникновение групп вооруженных добровольцев.

Международное общественное мнение было на стороне Индонезии. 9 февраля в ее поддержку выступил Советский Союз. Освободившиеся страны единодушно осудили голландскую политику. В феврале Сукарно поклялся, что проблема Ириана будет разрешена еще до истечения 1962 г. Видя решимость Джакарты, учитывая возросшую военную мощь Индонезии, по неволе изменили свои позиции крупнейшие империалистические державы. О необходимости мирного решения конфликта на условиях Индонезии заявила Австралия. Министр США Р. Кеннеди, стремясь сблизить позиции конфликтующих сторон, посетил Индонезию и Нидерланды; изоляция Голландии, союзника по НАТО, тревожила США, не желавшие быть втянутыми в ирианский конфликт, если он примет военные формы. Вашингтон оказал сильнейшее давление на Гаагу. В мае 1962 г. ООН сделала достоянием гласности план американского дипломата Э. Банкера. 15 августа 1962 г. скорректированным план был принят обеими сторонами. С 1 октября 1962 г. Западный Ириан должен был постепенно передаваться голландцами под эгиду специально образованного комитета ООН, а затем, к 1 мая 1963 г., — в ведение администрации Индонезии. Однако до истечения 1969 г. Джакарта обязывалась провести выявление политических чаяний населения территории. 18 августа огонь на Западном Ириане был прекращен, а 1 октября 1962 г. был спущен голландский флаг над его столицей.

Это была победа РИ, победа, способствовавшая, росту общеиндонезийского самосознания, укреплению международного авторитета страны. Борьба за Западный Ириан имела большие консолидирующие потенции. Теперь процесс деколонизации территории Индонезии был практически завершен. Победа оказала большое воздействие на расстановку внутриполитических сил. Поднялся престиж модернизированной и выросшей до 500 тыс. человек армии. Еще более возрос политический вес КПИ, поставлявшей в основном кадры добровольцев, высаживаемых на острове, мобилизовавшей общественное мнение против голландского империализма и его покровителей массовыми демонстрациями, митингами и т. п. Но в наибольшей степени выиграл президент Сукарно. Победу обеспечило предлагавшееся им сочетание военных, партизанских, массовоагитационных и дипломатических методов давления на Нидерланды с преобладанием последних.