II КАБИНЕТ АЛИ САСТРОАМИДЖОЙО И ПОДЪЕМ ПАРТИКУЛЯРИЗМА ОКРАИН

Хотя до выборов расточались заверения, что все партии- победительницы будут представлены в новом кабинете, поддерживаемое президентом предложение КПИ создать правительство на базе «большой четверки» саботировалось лидерами НПИ, Машуми и НУ. В конце концов Али Састроамиджойо создал кабинет на базе лишь этих трех партий и ряда мелких, но исключая КПИ (20 марта 1956 г.). Это был кабинет правого центра. СПИ тоже не получила в нем места. В нем были представлены НУ, правые и левые фракции как НПИ, так и Машуми. Было очевидно, что составленный из столь разнородных компонентов кабинет сможет быть долговечным лишь за счет далеко идущих компромиссов и обхода самых острых проблем. В результате такой нивелировки буржуазные и мелкобуржуазные партии утрачивали свою роль как средства волеизъявления масс, и недовольство последних начинало проявляться неконституционными путями.

Все же II правительство Али сумело выполнить ряд важных общенациональных задач. Связи с Гаагой были переключены в русло обычных дипломатических отношений; в апреле парламент в одностороннем порядке отменил и остатки соглашений КМБ — обязательства по «государственному долгу» к Нидерландам (около 1,13 млрд ам. долл.). Чтобы продемонстрировать решимость РИ воссоединить Западный Ириан, 17 августа 1955 г. было объявлено о создании «провинции Западный Ириан» во главе с султаном о. Тидоре. Новый закон об иностранных инвестициях вновь ограничил засилье западных монополий, хотя и в более слабой степени, чем при I кабинете Али. Были, наконец, национализированы северосуматранские нефтедобывающие промыслы, принадлежавшие «Ройял Датч Шелл», было завершено строительство прядильной фабрики и завода каустической соды. Строящийся с помощью США цементный завод в Гресике (Ява) по завершении должен обеспечить половину потребностей страны. Был продолжен курс на «индонезиацию» экономики: портовое хозяйство и склады были объявлены сферой монопольного владения индонезийских предприятий. Вместе с тем «индонезированные» секторы хозяйства передавались преимущественно компаниям, близким к правящим партиям. Практика патронажа продолжалась.

«Экономический национализм» буржуазных правительства РИ заставлял голландских предпринимателей спешно распродавать свою недвижимость. Покупателями в большинстве случаев были капиталисты–хуацяо. Буржуазия коренной национальности требовала ужесточения протекционистских против как западных монополий, так и капитала хуацяо. Ее лидер Ассаат провозгласил китайскую буржуазию «пятой колонной». На уровне обыденного сознания это, к сожалению, воспринималось как шовинистический лозунг и выливалось в массовые погромы всех хуацяо, не только буржуазии. Правительственные партии пытались пресекать эти стихийные выступления низов, но в то же время остерегались наказывать виновных.

Вновь подверглись принудительным выселениям скваттеры; в стычке четыре поселенца даже погибли. Однако эта трагедия не возымела тех же последствий, что события в Танджунг Мораве.

Уже сам состав кабинета исключал возможность подавления Даруль ислама. На Сулавеси и Западной Яве продолжали безнаказанно свирепствовать банды экстремистов. Перемирие с Д. Берэ в Аче (лето 1957 г.), было достигнуто лишь ценой принципиальных уступок правительства: Аче сохранил статус особой автономной области, губернатор и местный командующий могли быть только ачехцами, местным экспортерам было разрешено удерживать в свою пользу 70% валютной выручки.

Однако аналогичных уступок потребовали и другие Внешние провинции. При II кабинете Али весьма остро проявилось недовольство окраин центром. Внешних островов — Явой. Разумеется, признаки провинциального партикуляризма встречались и прежде, но тогда они умерялись всеобщим неприятием «насильственного федерализма по–голландски», благоприятной экономической конъюнктурой, надеждами на чудодейственные последствия выборов. Теперь все три фактора перестали действовать. Неяванские провинции деятельно обсуждали возможность возвращения к федерализму, требовали обещанной автономии, указывая, что центр несправедливо урезывает ассигнования на нужды окраин, обеспечивающих стране львиную долю экспортной выручки. Хотя правительство провело закон о местных представительных ассамблеях, передав им ряд функций реформаторов, депутатами эта мера расценивалась как недостаточная и запоздавшая, а в глазах провинциальной администрации это означало лишь «усиление позиций местных политиканов».

Гражданские и военные власти окраин тревожил бурный рост влияния КПИ и предпочтение перед другими партиями, которое все чаще оказывал ей президент. Уход 1 декабря 1956 г. суматранца Хатты с поста вице–президента был также негативно воспринят Внешними провинциями. Большинство из них, но в особенности мусульманские анклавы Суматры, Сулавеси, Калимантана, а также Западной Явы, всегда рассматривали Хатту как гаранта интересов окраин, своего представителя в высших эшелонах управления. Дисперсия власти остро испытывалась и в ТНИ. Провинциальные командующие были недовольны возвышением «штабиста» Насутиона в ущерб «строевым командирам» М. Симболону (Северная Суматра), А. Кавиларангу (Западная Ява). Первоначально своеволие и непокорство командующих выражались преимущественно в попустительстве или прямом участии в нелегальном бартере, оправдываемом тем, что министерство обороны не покрывает насущных нужд их воинских контингентов. Меры пресечения, тогда принятые кабинетом Али, оказались неэффективными. Закрепившиеся в провинциальных военных округах многие их начальники саботировали план должностной ротации, принятый Насутионом, игнорировали его приказ воздерживаться от вмешательства в политику. Ряд командующих округами выступали за федеральный государственный строй.

ТНИ фактически вновь распалась на две фракции. Общими для обеих были разочарование в «импортированном с Запада» режиме парламентской демократии, страх перед «возможной коммунистической диктатурой», требование допустить верхушку армии к участию в высшей власти. Обе настаивали на создании «делового» внепарламентского кабинета, по существу авторитарного правительства. Однако лидер первой фракции Насутион желал, чтобы этот кабинет возглавил сам Сукарно. В Хатте он видел не патрона, а тактического союзника. Лидер второй, З. Лубис, и его политические покровители требовали, чтобы премьером чрезвычайного кабинета, опирающегося на армию, был именно антикоммунист Хатта, и настаивали на сформировании сената, который отстаивал бы в центре интересы окраин. Таким образом, речь уже пошла о пересмотре явочным порядком конституционных устоев, курсе на федерализм и установлении авторитарного режима.

Получив отпор, вторая фракция офицерства перешла к действиям. 3. Лубис предпринял две попытки осуществить в центре военный переворот силами преданных ему частей (октябрь и ноябрь 1956 г.), чтобы поставить у власти военную хунту. Потерпев неудачу, он бежал на Суматру.

Предвидя нереальность достижения своих целей в масштабе всей страны при противодействии президента, «яванских партий» и начштаба армии и в то же время ощущая бессилие центра, местные командующие из фракции 3. Лубиса на Суматре перешли к тактике прямого противостояния правительству в своих провинциях. 20 декабря 1956 г. на Центральной Суматре офицерский союз Совет Бантенг[53] под руководством командира полка подполковника Ахмада Хусейна провозгласил, что временно берет власть в провинции в свои руки. Сопротивления практически не последовало, и уже 22 декабря полковник М. Симболон на Северной Суматре ввел чрезвычайное положение и заявил о разрыве с «явацентристским» правительством. 24 декабря их примеру последовал южносуматранский командующий подполковник Барлиан. На Сумтре начали складываться, партикуляристские военно–террористические режимы, развернулись аресты представителей прогрессивных сил. Экономические связи с центром были практически разорваны. Позже вскрылись факты финансовой поддержки диссидентов–командующих монополиями Запада, в том числе нефтяными гигантами США — компаниями «Калтекс» и «Станвак». Страна оказалась перед угрозой дезинтеграции иностранной интервенции.

Правительство пыталось умиротворить партикуляристов. Еще в первых числах декабря оно провело в СНП закон о местной автономии, закреплявший за провинциями право использовать на свои нужды до 90% таможенных и налоговых сборов. Но мера эта сильно запоздала и не дала ожидаемых результатов. Тогда были приняты более жесткие меры. Против Симболона правительство и генштаб организовали контрпереворот, возглавляемый его заместителем Дж. Гинтингсом и недостигший поставленной цели. Менее эффективной оказалась блокада силами ВВС и ВМС побережья Центральной Суматры: А. Хусейн держался.

9 января 1957 г. произошел раскол правительственной коалиции. Явно поддерживая фрондирующих полковников, Машуми отозвала из кабинета пятерых своих министров. Кризис власти приобрел зримые формы. Правительство удержалось, но было очевидно, что дни его сочтены. Ужесточившаяся позиция правительства в отношении суматранских мятежников, поддерживаемая Сукарно, Национальной партией и КПИ, разделялась А. X. Насутионом. Стремясь «восстановить целостность» ТНИ, генерал прибег к увещеваниям и уговорам, лично участвовал во всесуматранском совещании командующих, созванном непокорными офицерами. Он даже назначил А. Xусейна командующим вновь созданным военным округом Центральной Суматры, чтобы удовлетворить его амбициозные притязания. Но скоро тактика компромиссов потерпела крах.

* * *

Итоги правления трех последних правительств эпохи конституционной демократии и весь опыт индонезийской государственности после 1948 г. показали неспособность индонезийской буржуазии использовать парламентскую систему в интересах своего класса. Да и сам парламентаризм представал в упрощённом виде. Индонезийский мыслитель и политик Суджатмоко справедливо замечал, что в сущности, власть никогда не принадлежала парламенту, а ревниво удерживалась партийной олигархией. Фракционные интересы буржуазии явно превалировали над общеклассовыми. С момента передачи суверенитета (конец 1949 г.) до начала 1957 г. у власти перебывало 7 кабинетов и представители всех (кроме КПИ) значительных партий. Сопровождающие эту чехарду экономический развал и неразбериха ввергли страну в политический кризис. Нетерпимость сложившегося положения стала очевидной всем. Дискредитация парламентской демократии объективно ставила в порядок дня утверждение авторитарной власти в Индонезии.

Мятежи Даруль ислама, установившиеся военно–террористические режимы на Суматре были изначально не сепаратистскими движениями, а продолжением политической борьбы основных сил страны за власть в центре, и если последние в конце концов скатились к сепаратистским устремлениям, то лишь вследствие крушения своих первоначальных планов.

Мятежи Даруль ислама были чреваты установлением жесткого автократического исламского государства в поликонфессиональной Индонезии, партикуляристские выступления военных — диктатурой реакционной части ТНИ; те и другие — расколом государства. Многие представители элиты опасались повторения Мадиуна, установления диктатуры КПИ. Среди вариантов, казалось менее угрожающих расколом, оживленно дискутировались приход к власти антикоммунистического авторитарного режима коалиции правобуржуазных партий и правоцентристских сил в армии под эгидой М. Хатты или установление автократической власти Сукарно, поддерживаемой левыми фракциями буржуазии и вооруженных сил, а также мелкой буржуазией.