3. Гибеллинский лагерь по смерти Генриха. — Могущество короля Роберта. — Климент V объявляет себя повелителем вакантной империи. — Кончина его. — Раболепность его перед Францией. — Принесение в жертву храмовых рыцарей. — Окончание процесса Бонифация VIII. — Кардиналы, национальные их контрасты, расп

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Гибеллинский лагерь по смерти Генриха. — Могущество короля Роберта. — Климент V объявляет себя повелителем вакантной империи. — Кончина его. — Раболепность его перед Францией. — Принесение в жертву храмовых рыцарей. — Окончание процесса Бонифация VIII. — Кардиналы, национальные их контрасты, распавшийся их конклав в Карпентрасе. — Иоанн XXII, папа. — Людовик Баварский и Фридрих Красивый. — Король Роберт правит Римом. — Последствия для города отсутствия папы

Несчастный римский поход Генриха VII подлил лишь новую жизнь в партийную борьбу гвельфов и гибеллинов и сделал ее неисцелимой. Невзирая на то что гибеллины очутились в тот момент в весьма скверном положении, тем не менее они держали императорское знамя развернутым в четырех пунктах Италии: на острове Сицилии, где Фридрих оказывался довольно силен для отражения Роберта; в Пизе, где энергично держался смелый Уго делла-Фаджиола и вскоре покорил даже Лукку; и в Ломбардии, где в Милане на развалинах дома делла Торре возвышен был Генрихом VII мудрый Матфей Висконти, причем в Вероне милостью того же императора возвысилась фамилия Скалигеров и получила теперь знаменитого главу в лице юного Кана делла Скала, покровителя Данте. Эти гибеллинские станы противопоставляли еще преграду королю неаполитанскому и препятствовали ему привести под свой скипетр всю Италию; ибо почти все гвельфские города признавали его суверенитет; сама могущественная Флоренция уже в июне 1313 г. из страха пред императором дала ему синьорию, так что эта республика была управляема королевскими наместниками.

Вдали от Италии и в зависимости от Филиппа Французского Климент V всецело предался королю Роберту, которого честолюбивые замыслы поддерживал безусловно. Он осыпал его почестями и привилегиями. Он наградил его Феррарой, а осенью 1313 г. сделал римским сенатором. Здесь властвовали те же самые Орсини, которые при вести о втором походе Генриха приготовились даже к бегству. Гибеллинские их соперники частью оставили город, и Рим в безусловной власти гвельфов теперь преклонялся перед Робертом и встречал в Капитолии Понцелло Орсини в качестве его вице-короля, как во времена Карла Анжуйского. С этого времени Рим был в течение нескольких лет, как во времена Карла Анжуйского, управляем наместниками короля Неаполитанского. Папа не довольствовался этими знаками благоволения к вассалу, в городе которого Авиньоне имел свою резиденцию. Как будто суверен империи, он объявил опалу над Робертом, утвержденную буллой Генриха VII от 14 марта 1314 г. уничтоженной. В отношении же отказа императора признавать обеты свои церкви за присягу в верности Климент V издал декларацию, что клятва римских королей папе является настоящей вассальной или верноподданнической присягой, из чего вытекало основное положение, что папа в качестве истинного суверена империи обладал полномочиями присваивать себе управление ею во время императорской вакантности. Согласно с этим, Климент V и назначил короля Роберта имперским вице-королем Италии, с условием через два месяца по утверждении нового короля римского отказаться от этого викариатства. Климентинские декреты возвели на степень канонического права то, что предшествующие папы, начиная с Иннокентия III, высказывали лишь в виде доктрин. Они явились естественно логическим следствием всех предшествующих посягательств на имперскую власть, и таким образом папство достигло цели, которую ему предстояло лишь переступить путем прямого назначения и самого императора. Горячие усобицы возгорелись между всеми сторонниками империи в Германии, равно и в Италии, и тогда же породили новые распри в сферах государственного права и политического мира.

Тем временем 20 апреля 1314 г. в Гокморе, в Лангедоке, скончался Климент V, не оплакиваемый никем, кроме непотов и фаворитов, обвиняемый современниками и потомством в том, что только через симонию попал на Святой престол, что отдался французскому королю в слуги, пересадил папство из Рима, священной его резиденции, во французское пленение и наполнил кардинальскую коллегию французами, через что посеяны были первые начала позднейшей схизмы. На нем тяготеет еще более тяжкий упрек, что он как чрезмерным непотизмом, так и корыстным стяжанием нечестными способами богатств ввел в церкви те злоупотребления, которые столь сильно обесславили авиньонскую эпоху. Из всех деяний этого лукавого и нечестного политика-гасконца ничто не запечатлено столь глубоко в памяти человечества, как декретированное им на Виеннском соборе упразднение ордена тамплиеров. Какие бы тяжкие и справедливые обвинения ни взводились на многих из сочленов этого знаменитого рыцарства по части развращенности нравов, восточного разврата и языческих беззаконий, во всяком случае, трудно предположить, чтобы потребованный против них королем Филиппом процесс возник из морального негодования к их виновности. Климент, напротив, оказался вынужден принести богатых тамплиеров в жертву корысти этого короля, дабы спасти церковь от публичного бесчестия, которое навлек бы на нее приговор о том, что Бонифаций VIII был еретик. Ибо Филипп требовал этого, и Климент V, поспешивший отменить по отношению к Франции позорящую буллу Unam Sanctam, принужден был согласиться на продолжение скандального процесса против этого папы. На Виеннском соборе было признано, что Бонифаций VIII умер католиком, однако все его направленные против Франции акты были уничтожены, и король одержал полную победу. Уничтожение ордена тамплиеров, одной из славнейших иерархических корпораций, переродившейся с знатнейшей аристократией Европы, имело, впрочем, само по себе и независимо от самих мотивов его весьма глубокое значение для духа времени; оно явилось разрывом с иерархическими средневековыми институтами, через что явилось предвозвестие новой эпохи. Напрашивается невольно на ум аналогичное в гораздо позднейшие времена декретом папы состоявшееся упразднение ордена иезуитов. Двадцать три кардинала находились в Карпентрасе, где было пребывание двора Климента, и сообразно с этим должен был там происходить конклав; из числа оных 17 были французы, прочие — итальянцы, именно: Гульельмо Лонги де Бергамо, Николай де Прато, Франческо Гаэтани де Ананьи и, наконец, Петр и Иаков Колонна и Наполеон Орсини. Последние три сделались всемирно известны с эпохи Бонифация VIII. Наследственная вражда их домов, равно как и борьба, из-за процесса этого папы сообщилась и этим кардиналам, из коих Колонны из благодарности к королю Филиппу, как равно и из ненависти к Гаэтани, являлись первоначально франкофилами. Но весьма тяжелое положение, в которое вообще поверг итальянцев конклав во Франции, сделало их единодушными в национальных взглядах. Гасконцы требовали гасконского, французы — французского папу, которого Филипп Красивый хотел во что бы то ни стало удерживать в своей зависимости, а итальянские кардиналы стремились искупить свою вину возведения Климента V избранием лица, которое освободило бы папство от цепей Франции и основало свою резиденцию в Риме. Все элементы для национальной схизмы имелись уже налицо. Благородный Данте, как патриот, возвысил теперь свой голос; он убеждал кардиналов единодушно противостоять гасконцам и возвратить осиротелому Риму папу, подобно тому как увещевал некогда итальянцев возвратить городу императора. Он почитал Рим за предназначенную Божественным Промыслом резиденцию обеих властей и считал возможным совместное мирное пребывание императора и папы — взгляд, доселе или прямо отвергаемый, или же не допускаемый историей до осуществления.

Конклав имел столь великую важность, что она повсюду была глубоко сознаваема. Он решал целую будущность. Он таил в себе схизму. В случае выбора в папы итальянца тот избрал бы резиденцией своей Рим; в случае избрания француза папское изгнание необходимо должно было бы затянуться. Наполеон Орсини, декан священной коллегии, написал вскоре по кончине Климента любопытное письмо к королю Филиппу. В нем он открыто высказывал отчаянную решимость итальянцев и ненависть их к памяти только что скончавшегося папы, которым они некогда были столь нагло обмануты. Он изобразил Климента V одним из худших пап, продававшим за деньги должности и церковные имущества или раздававшим своим непотам и по вине которого впали в разорение Рим, Церковная область и Италия. Этот кардинал возглашал уже те самые сетования на национальное обезличивание Италии французским папой и на беззаконное управление алчных французских ректоров в Церковной области, которыми 50 лет спустя гремела поруганная и возмутившаяся страна.

Король Филипп не обратил на эти жалобы ни малейшего внимания; они вообще раздули лишь национальную вражду гасконцев и французов. Первый формальный, происходивший во Франции процесс умножил любопытную историю папских выборов сценами самого дикого насилия и снял с римлян упрек, будто лишь среди них и по их вине происходили подобные неистовства. 24 июля 1314 г. непоты Климента V Бертрам де Го и Раймунд напали с толпой гасконцев на карпентрасский конклав; они подожгли дворец и город; лишь с помощью поспешного бегства спаслись итальянские кардиналы от угрожавшей им смерти. Следствием этого злодейства явилось рассеяние избирателей и долгая затяжка новых выборов, до которых сам Филипп Красивый уже не дожил, скончавшись 29 ноября 1314 г. Так же тщетно пытался довести до конца выборы его сын и преемник, Людовик X; сам он скончался 5 июля 1316 г., между тем как раздорящие между собой кардиналы уже с 28 июня 1316 г. насильственно задерживались в конклаве, в Лионе, братом его Филиппом Пуатьерским. Однако 7 августа явился новый гасконский папа. То был седой Жак Дюэз из Кагора, из мещанского рода, маленький, невзрачный и отвратительный, но весьма лукавый, искусный во всех делах и педантичный схоластик. Он был явным фаворитом, даже конфидентом Роберта Неаполитанского, где уже при отце его составил свою фортуну клириком, придворным и канцлером. Стараниями Роберта сделался он епископом фрежюсским, затем авиньонским; он подал руку помощи Филиппу Красивому для уничтожения тамплиеров, но на Виеннском соборе мудро воспротивился посрамлению памяти Бонифация VIII. Деятельность его была затем вознаграждена Климентом V пурпуром и пожалованием в кардинала портского. Роберт рекомендовал этого прелата в папы, предусматривая в нем энергичного борца против Фридриха Сицилийского, Висконти в Милане, пизанцев и гибеллинов, ибо последние только что перед тем установили могущество свое блестящей победой Уго делла Фаджиола при Монтекатини (29 августа, 1315 г.) над соединенными гвельфами и неаполитанцами под предводительством двух королевских принцев. Имперская партия, орлы которой воспарили победоносно под сенью немецкой наемной дружины, снова грозила сделаться сильной, как после дня под Монтаперто во времена Манфреда. Золото подкупило нерешительных кардиналов, Наполеон Орсини был также подкуплен, французская партия обманута, и Роберт счастливо добился своей цели! Иаков Кагорский вступил на папский трон под именем Иоанна XXII, избрал после хиротонии своей 5 сентября резиденцией Авиньон и вскоре после серьезной ссоры с новым верховным властелином империи привлек к себе внимание вселенной.

Глубокие распри раздирали в то время германскую империю. По смерти Генриха люксембургская партия рассчитывала возвести на трон юного его сына Иоанна Богемского; когда это оказалось невозможным, она побуждала герцога Людовика Баварского завладеть короной, чтобы лишить оной сына Альбрехта Фридриха Красивого Австрийского. 20 октября 1314 г. Людовик был в одном из форштадтов Франкфурта избран в короли римские пятью имперскими князьями, архиепископом Петром Майнцским, архиепископом Балдуином Трирским, королем Иоанном Богемским, герцогом Иоанном Саксонским и маркграфом Вольдемаром Бранденбургским; но другие два избирательных владетеля, Генрих Кельнский и Рудольф, пфальцграф рейнский и герцог баварский на другом франкфуртском берегу днем ранее избрали Фридриха Австрийского. С того времени оба претендента провели целые годы в борьбе за корону, причем Роберт Неаполитанский воспользовался влиянием своим на нового папу для затягивания германской коронной распри, чтобы сделаться владыкой в равно растерзанной Италии. Как король, так и гвельфы требовали от папы, чтобы он или не признавал более никого императором, или же утвердил лишь такого, который был бы безвреден для Италии. В одной из своих инструкций Роберт высказался даже прямо послам, что как вообще римско-германская империя возникла силой и притеснением, так и погибнет от тех же самых материальных причин. Таким своим взглядом он оспаривал гибеллинскую доктрину Данте, утверждавшего, что римская империя установлена была как всемирная монархия на все времена не земной властью, а воздействием Божественного Промысла. Он указывал, что король Германии, избранный в короли римские, естественно должен сделаться врагом Франции и Неаполя и явиться в Италию лишь затем, чтобы воодушевить гибеллинов; он вообще протестовал против обычая избирать королей римских из немцев, национальностью и национальной враждой непримиримо разделяемых от французов и итальянцев.

Иоанн XXII не спешил высказаться в пользу того или другого из немецких претендентов, но, напротив, объявил империю вакантной и подтвердил буллу своего предшественника, которой Роберт назначен был вице-королем Италии. Он покровительствовал исключительно гвельфам. Гибеллины сами распались; германская коронная распря влияла расслабляюще на их силу, ибо одни признавали Людовика, другие — Фридриха, и оба соперника были истребованы прибыть в Италию. История страны в эту эпоху глубоко запутанна и безотрадна. Борьба между обеими партиями, экспедиции Роберта в Сицилию и Ломбардию, знаменитая война за Геную, подвиги Маттео Висконти и Кана Гранде или Каструччио Кастракане, сделавшегося после падения Уго делла Фаджиола тираном Лукки и доведшего до крайнего стеснения флорентинцев, едва ли имели какое-либо влияние на римские дела. Здесь римляне жаждали свергнуть владычество Роберта; но даже в 1315 г. и после великой гибеллинской победы под Монтекатини королевский наместник сидел спокойно на Капитолии. Восшествие Иоанна XXII обеспечило королю продолжение сенатства, ибо новый папа предоставил ему власть в Риме и сделал его генерал-капитаном церковной области. Как до этого, так и после, Роберт назначал своих наместников в Капитолий обыкновенно на шесть месяцев. Они были частью неаполитанцы или же советники и рыцари его двора, частью же и в значительном большинстве римские магнаты, носившие иногда в этих случаях титул «сенаторов светлейшего города», не являясь, однако, ничем иным, как королевскими вице-королями. Бобони, Орсини, Анибальди, Савелли, Конти, Стефанески и Колонна встречаются в числе их, и это указывает, что Роберт стеснялся оскорблять городскую аристократию и национальное чувство римлян.

Город постоянно сохранял свободные учреждения своей республики, так что состоял в тех же самых отношениях к Роберту, в каких была к нему Флоренция после вручения ему ректорской власти. Жизнь за эти годы покинутого папой Рима представляется для истории не имеющей ценности. Римская знать повержена была в беспрерывные фамильные усобицы в городе и внутри страны; папа и король Роберт безуспешно пытались примирить свирепствовавшие партии. Осенью 1326 г. вице-король Иаков Савелли, сын знаменитого Пандульфа, был удален; синдики, Стефан Колонна, Пончелло и Наполеон Орсини ворвались с конницей в Капитолий, заставили вице-короля подать в отставку, посадили его на коня и увезли с собой. Народ за этот энергичный поступок наградил Стефана и Наполеона рыцарским саном. Оба знатных синьора взяли в Арачели ванну из розовой воды и были облечены новым своим достоинством 28 депутатами республики. Гордый аристократ Стефан извинялся перед папою в принятии этого бюргерско-рыцарского сана (сан этот, впрочем, в ту эпоху обыкновенно жаловался почти всеми городами Италии), на что последний вежливо ему отвечал, что новое его рыцарство способно лишь приумножить почет древнего дома его. Таким образом, в 1329 г. Колонна,

Орсини и папа оказывались во взаимно дружественных отношениях, между тем как король Роберт продолжал править городом. Но долгое отсутствие папства давало чувствовать себя все более и более. Источники благосостояния иссякали. Все доставлявшее доход духовенству и всем классам населения исчезло с выселением курии. Улицы, церкви, дворцы запустели. Хищные до грабежа бароны завладели пустопорожними жилищами кардиналов, что, по всей вероятности, папа запрещал, хотя и бесплодно. Запустение было безгранично; убийства из-за угла из-за кровавой мести и насильственные разбои стали ежедневным явлением; вооруженные банды нападали на дома и грабили их. С грубым дворянством соперничали юные клирики, по большей части сыновья знатных родов. Эти духовные синьоры рыскали с мечом в руках по улицам, унижая тем самим свои одежды; они принимали участие во всяких сделках и совершали безнаказанно всякого рода преступления в силу привилегии, изымавшей их от юрисдикции светского суда; народ все настоятельнее требовал возвращения папы. Если присутствие его бывало нередко в тягость римлянам, то удаление его обращалось теперь в пытку. С самодовольством внимали папы в далеком Авиньоне жалобным призывам осиротевшего Рима к духовному его супругу, искавшему его за воротами, как Суламит жениха; ибо отказ вернуться в Рим не был ли местью за страдания, за бегство, за изгнание и смерть сталь многих их предшественников?