1. Лев VI и Стефан VII. — Сын Марозии под именем Иоанна XI вступает на папский престол. — Король Гуго. — Марозия предлагает ему свою руку и власть над Римом. — Бракосочетание Марозии с Гуго. — Замок Св. Ангела. — Революция в Риме. — Юный Альберик становится властителем Рима

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. Лев VI и Стефан VII. — Сын Марозии под именем Иоанна XI вступает на папский престол. — Король Гуго. — Марозия предлагает ему свою руку и власть над Римом. — Бракосочетание Марозии с Гуго. — Замок Св. Ангела. — Революция в Риме. — Юный Альберик становится властителем Рима

За Иоанном X следовали два незначительных папы; нет сомнения, что оба они были креатурами Марозии, которая стала теперь всемогущей, но еще не решалась возвести на папский престол своего собственного сына ввиду его слишком юного возраста. Лев VI, сын примицерия Христофора, оставался папой лишь несколько месяцев, когда насильственно удаленный предшественник его еще томился в темнице. Льва VI сменил на папском престоле Стефан VII, также римлянин. Несмотря на то что он оставался папой в течение более чем двух лет до февраля или марта 931 г., остается совершенно неизвестным, чем ознаменовалось его пребывание в сане папы. И вообще понтификат этих двух пап оказался в таком полном забвении, что более молодой современник их Лиутпранд совершенно не упоминает о них и от Иоанна X переходит прямо к Иоанну XI. Со вступлением же на престол Петра этого папы власть Марозии стала уже неограниченной.

Иоанн XI был сыном этой так обесславившей себя римлянки, которая приказывала титуловать ее именем senatrix и даже patricia, так как она действительно была и светской властительницей города, и сама назначала пап. Отцом Иоанна XI считался Сергий III, но это не вполне достоверно. Наступило время, когда и церковь, и Рим были тиранизированы женщиной. В ту пору второй муж Марозии, Гвидо Тусцийский, возведенный, конечно, римлянами в сан патриция уже умер, а его маркграфство перешло к его брату Ламберту. Едва овдовев, Марозия решила вступить в третий брак и свои все более и более смелые помыслы остановила на Гуго, короле Италии. Как человек молодой, могущественный и честолюбивый Ламберт был опасным соперником для Гуго, и потому последний поспешил устранить его с своей дороги и принял предложенную ему руку патриции Рима.

Вероломный, корыстный и чувственный интриган, отважный и не знающий совести, готовый ради того, чтобы расширить свое итальянское королевство, прибегнуть к самым бесчестным средствам, Гуго был истинным представителем своего времени. Во Франции, как и в Италии, и государство, и церковь были в глубочайшем упадке, но Германии эта романская язва коснулась лишь слегка. Как хранившая в себе этическое и правовое начала, эта страна была призвана восстановить церковь и вместе с ней империю Карла. Но для такого восстановления время тогда еще не пришло, и Италии еще предстояло дойти до полного распада. Если бы мы имели возможность выйти из пределов истории Рима, мы указали бы, как Гуго распродавал епископства и аббатства Италии, водворяя всюду своих бесчестных любимцев, как он давал волю всякому вожделению и всюду душил чувство справедливости. Епископ Лиутпранд, пленивший Гуго благозвучием своего голоса, был пажом при дворе этого короля в Павии и здесь приобрел склонность относиться к вещам легко и поверхностно, что отчасти и чувствуется в его произведениях. Как позднее Маккиавелли превознес Цезаря Борджиа, так и Лиутпранд воздал хвалу тирану Гуго. Признательность, политические соображения и воспоминания о молодых годах, проведенных при дворе Гуго, повлияли на суждения Лиутпранда; он восхваляет Гуго как человека умного, смелого и щедрого, преданного духовенству и наукам и не задумываясь называет его даже философом. Нет сомнения, что государь этот обладал выдающимися способностями; его распущенность была облечена в рыцарские формы. Вступая часто в общение со святыми людьми, как, например, с Одоном Клюнийским, Гуго в то же время был самым бесстыдным сластолюбцем своего времени. И эту чувственную распущенность не мог не порицать даже сам Лиутпранд, который видел в женщинах только наложниц и восторгался остроумием народа, прозвавшего любовниц Гуго именами языческих богинь; Пезолу — Венерой, Розу — Юноной и красавицу римлянку Стефанию — Семелой. В епископе, не знавшем голоса совести, преступления Гуго не искоренили окончательно любви к правдивости, и он сообщает, что Гуго, решив вступить в брак с Марозией, не остановился перед тем, чтобы предать бесчестию свою собственную мать. Каноническими законами брак между свойственниками воспрещался как кровосмешение; Марозия же была женой Гвидо, сводного брата Гуго. Сначала Гуго публично объявил, что трое детей его матери Берты были не ее детьми, а подкидышами; но Ламберт по обычаю своего времени вступил в поединок и, выйдя я из него победителем, тем доказал свое законное происхождение. Тогда Гуго заманил своего сводного брата к себе, велел ослепить его и заключил в тюрьму, а маркграфство тосканское передал брату своему Бозону (от того же отца) Затем, получив свободу со смертью своей жены Альды, Гуго направился в Рим для совершения брака с Марозией.

Честолюбивая Марозия не задумывалась ни над какими религиозными сообщениями, так как ей не грозило отлучение от церкви со стороны папы, которым был ее собственный сын. Вскоре после смерти Гвидо она отправила к Гуго послов, предлагая ему свою руку и обладание Римом, в котором светская власть уже не принадлежала папе. Сама Марозия должна была видеть, что власть ее в городе не обеспечена. При поддержке мужчин, своих вассалов или поклонников, она как женщина могла временно иметь значение, но в то же время должна была опасаться, что римляне рано или поздно сбросят с себя это постыдное иго. Ее безмерному честолюбию льстила мысль сменить титул senatrix и patricia на сан королевы, и в своих мечтах она шла дальше, видя себя в блеске императорского пурпура: ее сын, Иоанн XI, не посмел бы отказать в императорской короне королю Италии, который вскоре должен был стать его отчимом. Наступившие теперь события внесли в историю Рима новый характер: они впервые привели к той тирании, которая существовала в древности в греческих городах и в позднейшее время Средних веков в городах Италии.

Вступая в Рим в марте 932 г., Гуго последовал примеру своих предшественников или, может быть, подчинился законам города: войска были размещены лагерем вне города, за стенами. Сам Гуго въехал в Рим в сопровождении лишь свиты рыцарей, окруженный духовенством и знатью, встречавшими его с королевскими почестями. Торжество бракосочетания происходило в древнем мавзолее; в нем были устроены свадебный зал и брачная спальня. Это был мавзолей императора Адриана, представлявший тогда укрепленный замок города; порфировый саркофаг с телом императора в то время еще стоял в склепе. Нет в мире здания, история которого была бы полна таких превратностей и так трагична, как история замка Св. Ангела, и эта история продолжается еще на протяжении целого ряда столетий, правда, уже не столь мрачной эпохи. В нашем изложении истории города со времен Гонория мы часто говорили о мавзолее Адриана и в последний раз Упомянули о нем, говоря о видении Григория I, которому представился архангел, стоявший над этим мавзолеем. Еще в VIII веке в воспоминание этого видения на вершине замка была сооружена церковь архистратигу Михаилу, названная по ее положению S.-Angeli usque ad coelos. Почитание архистратига в то время было уже сильно распространено, и церковь его имени в начале названного столетия существовала в Авранше. В эпоху Марозии первоначальное назначение замка Св. Ангела было почти забыто; затем в течение столетий замок служил крепостью и был самым укрепленным местом в городе. И замечательно, что Лиутпранд, видевший лично мавзолей Адриана, называет замок просто крепостью, не упоминая имени Адриана. Точно так же не называет Лиутпранд замок домом Теодорих — именем, под которым мавзолей упоминается у современного Лиутпранду франкского летописца. Казалось бы, Лиутпранду следовало при изложении событий того времени описать замок, как это сделал Прокопий, говоря о штурме готов; но старина была уже забыта людьми и только вот что мог сказать Лиутпранд: «При входе в город стоит укрепление изумительной красоты и крепости перед воротами его через Тибр перекинут великолепный мост, по которому проходят, с дозволения крепостной стражи, направляющиеся в Рим и выходящие из него. Сама крепость, умалчивая обо всем другом (об этом умолчании и нельзя не пожалеть!), настолько высока, что построенная наверху ее церковь в честь архистратига Михаила называется церковью Св. Ангела в небесах». Таким образом, мавзолей должен был выглядеть еще великолепным сооружением и сохранять в большей части свою мраморную облицовку. Нет сомнения, что в нем еще существовали надписи, посвященные погребенным в нем императорам, — надписи, которые были скопированы эйнзидельнским монахом; но едва ли время сколько-нибудь пощадило украшавшие мавзолей статуи и колоннады, так же как и те статуи которые некогда стояли на мосту Адриана.

Гуго был введен в замок Св. Ангела, и здесь состоялось бракосочетание, которое совершал, вероятно, родной сын Марозии, папа Иоанн XI. Летописцы умалчивают о празднествах, которыми сопровождалась эта удивительная свадьба, и точно так же не упоминают ни единым словом о приготовлениях к возведению Гуго в сан императора. Не может быть сомнения, что для этого уже все было готово, но неожиданный переворот в Риме сделал невозможным коронование Гуго в императоры. Имея в своих руках замок и будучи уверен в своем близком и полном торжестве, Гуго вошел в роль надменного властителя: он стал обходиться презрительно с знатными римскими людьми и смертельно оскорбил своего юного пасынка Альберика, относившегося враждебно к браку своей матери, который являлся преградой на его собственном пути. Коварный Гуго уже решил при удобном случае отделаться от юного Альберика, и последний опасался этого. Принужденный матерью исполнять службу пажа при отчиме, юноша однажды с упрямой неловкостью стал лить воду на руки короля, пожелавшего их вымыть, и получил от него удар в лицо. Тогда, пылая мщением, Альберик выбежал из замка, созвал римлян и воодушевил их речью, в которой объяснил им, какому невероятному позору подвергают они себя, повинуясь женщине и позволяя властвовать над собой бургундцам, грубым варварам, бывшим некогда римскими рабами. В своей речи он взывал к памяти о древнем величии Рима, и эти воспоминания, здесь столь же бессмертные, как и памятники прошлого, воспламенили римлян, подобно тому, как позднее их воспламеняли те же воспоминания при Кресцентии, Арнальдо, Кола ди Риенцо, Стефано Поркари и при республиканцах 1798 и 1848 гг. Давно готовые к возмущению, римляне пришли в неистовство. Повсюду раздался набатный звон; народ схватился за оружие и, закрыв городские ворота, чтобы преградить доступ в город войскам Гуго, бросился брать приступом замок Св. Ангела, где находились Гуго и Марозия. Не надеясь выдержать осаду, король решился бежать. Ночью, как беглый галерный раб, он спустился по веревке через стену города Льва, затем счастливый, что избежал смерти, поспешил в лагерь своих войск и отступил с ними, покрытый позором, в Ломбардию, потеряв таким образом честь, свою жену и императорскую корону.

Так неожиданно закончилось пышное торжество Марозии в Риме. Город был теперь свободен и ликовал. Одним приемом римлянам удалось освободиться и от короля, и от императора, и от светской власти папы и добиться для города независимости. Альберик был провозглашен римским государем, и первым его делом было заключить свою мать в тюрьму, а брата, папу Иоанна XI, отдать под стражу в Латеране.