1. Ученые папы и кардиналы. — Некультурность Рима. — Отсутствие в Риме университета. — Папская дворцовая школа. — Иннокентий IV приказал учредить училище правоведения. — Собрание декреталии. — Господство изучения права в XIII веке. — Статуты общин. — Карл Анджуйский декретирует учреждение в Риме уни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. Ученые папы и кардиналы. — Некультурность Рима. — Отсутствие в Риме университета. — Папская дворцовая школа. — Иннокентий IV приказал учредить училище правоведения. — Собрание декреталии. — Господство изучения права в XIII веке. — Статуты общин. — Карл Анджуйский декретирует учреждение в Риме университета. — Урбан IV. — Фома Аквинский. — Бонавентура. — Римляне профессора в Париже. — Бонифаций viii — настоящий основатель римского университета

В XIII веке знание взяло верх над варварством и явилось уже во внушительном виде. Вообще человечество редко когда вело такую горячую борьбу за высшие блага и совершало столь важную умственную работу. Италия вознеслась на новую высоту. Под шум оружия партий, при почти ежедневных государственных переворотах законоведы, философы, поэты и художники собирали здесь вокруг себя многочисленных учеников. Сумма умственной работы этого столетия выразилась уже частью в нем, частью в начале следующего века в прочных культурных успехах. В ряду их отмечены: свод законов Фридриха II; статуты городов; папские собрания. декреталий; работы великих юристов: Аккурсиуса, Одофреда и Вильгельма Дуранте; «Сумма», схоластика Фомы Аквинского; хроника Джованни Виллани; произведения Чимабуэ и Джотто; наконец, великая мировая поэма Данте – истинный памятник всего духовного процесса XIII века.

Отражение всего этого падает также и на Рим, хотя этот город – глава мира — по известным причинам сам оставался почти совершенно непроизводительным. Из 18 пап, бывших с 1198 по 1303 г., большинство были ученые люди; такими же были и кардиналы. Прогрессивный век требовал, чтобы папский престол занимали не святые, а люди науки, в особенности науки права, знание которого считалось первой необходимостью для всякого правителя, будь он на престоле святого Петра или в общинной ратуше. Иннокентий III, Гонорий III, Григорий IX, Иннокентий IV, Урбан IV, Иоанн XXI, Николай IV и Бонифаций VIII были бы на всяком месте людьми выдающимися по своим знаниям, поэтому естественно, что они оказали некоторое влияние на духовную культуру своего времени. Иннокентий III начал свое жизненное поприще литературной деятельностью; мы и теперь имеем его замечательное небольшое произведение «О презрении к миру», мрачную книгу не философского, а религиозного духа, который отдал в ней дань монашескому направлению своего времени, чтобы затем уже не иметь в нем препятствия для своего честолюбивого стремления к господству.

Рим, конечно, не был тем источником, из которого папы и кардиналы черпали свое образование; напротив, главный город христианского мира оставался, как раньше, так и позже, по своей культуре позади других менее значительных городов, и его население, жившее среди развалин древности, осуждено было на постыдное невежество. Еще в XIII веке здесь не было высшего учебного заведения. Благородные римляне посылали своих сыновей в Париж, где они изучали схоластику и получали академическую степень магистра. В обычае было также отправляться в Болонью, потому что тамошний университет был первым в Европе училищем правоведения. Туда изо всех стран собирались студенты (часто в числе до 10 000), чтобы слушать лекции таких юристов, как Аццо, Аккурсиус Одофред и Дино. Папы даже посылали в эту высшую школу свои собрания декреталий, а Фридрих II свои законы в видах всемирного распространения их и придания им научного авторитета. С 1222 г. стала также блистать своей высшей школой Падуя, а с 1224 г. –Неаполь. И в других городах учреждались тоже высшие учебные заведения постоянные или временные, если политические перевороты, раздоры или соперничество побуждали знаменитых учителей к переселению. Только в Риме не было университета. Папы противились его учреждению, потому что им казалось опасным как вообще возрастание образованности, так и возбуждение умов вследствие скопления в их столице многочисленной молодежи. По крайней мере такое незаботливое отношение к Риму не может быть удовлетворительно объяснено ни местными причинами, ни отсутствием стремления к учению, так как многие римляне учились в чужих краях, ни лихорадками, господствовавшими в городе благодаря множеству пустых мест, так как, несмотря на малярию, в Риме, бывшем всемирным отечеством, круглый год проживало очень много чужестранцев.

В первой половине XIII века в Риме ничего не слышно было о библиотеках, не упоминается ни разу и о старинной библиотеке в Латеране, ни один библиотекарь которой даже неизвестен хотя бы по имени. Иннокентии III дал привилегии Парижу и Болонье, но не основал никакого училища в собственном родном городе. Он издал только на соборе 1215 года общий закон об учреждении школ при соборных церквях, а Гонорий III приказал капитулам посылать молодых людей в университеты. Этот образованный папа сменил епископа за то, что он не читал Доната, но обновление им папской дворцовой школы для схоластической теологии еще недостаточно для того, чтобы признавать его покровителем науки в Риме.

Учение в чужих краях было для римлян дорого и затруднительно, особенно тогда, когда дело шло о приобретении обыкновенной степени знания. Потребность в собственной школе, в которой изучались бы оба права, становилась тем ощутимее, чем больше ученых-законоведов требовалось для курии и для городских трибуналов. Это побудило наконец Иннокентия IV (вероятно, он сам был профессором в Болонье) издать указ об учреждении общественного училища правоведения, но лишь состоящего в связи с папским дворцовым училищем. Он дал ему привилегии университета, и таким образом, в Риме снова возник бледный призрак великой школы права Ульпиана и Папиниана. Забота пап обращена была только на право. Римская курия со времен Иннокентия III соединила в себе всю судебную власть церкви; все сколько-нибудь значительные решения перенесены были в Рим, и курия сделалась общим юридическим трибуналом для христианского мира. Папская юстиция решала бесчисленные процессы, извлекая из этого громадные доходы. Высшая судебная палата, Руота, уже в XII веке имела значение для всей Европы. Явилась настоятельная необходимость собрать и привести в порядок законы, изданные папами; таким образом, возник кодекс церковного права, знаменитое, но не пользующееся хорошей репутацией произведение римской средневековой юриспруденции.

Кроме Dесrеtuma Грациана, первого большого сборника по каноническому праву XII века, во время Иннокентия III были еще три так называемых сборника декреталий; он присоединил к ним четвертый, а Гонорий III – пятый. Эти пять книг были по приказанию Григория IX соединены в один полный свод законов испанским доминиканцем Раймундом да Пеннафорт, которого папа вызвал в Рим. Сборник этот был обнародован в 1234 г., а Бонифаций VIII в 1298 г. присоединил к нему еще шестую книгу, в чем ему помогал Дино да Муджелло из Болоньи. Следовательно, издание основного свода церковных законов совпало с тем временем, когда сама церковь достигла наибольшей высоты своего могущества, Этим она дала своей монархической власти незыблемое основание авторитета, подобно тому как исполинское здание древнего императорского Рима завершилось изданием правового кодекса. В этих декреталиях мудрые законы перемешаны с выдумками и подделками, которые были разоблачены лишь новейшей критикой.

Каноническим правом мир интересовался в это время в той же мере, как и кодексом Юстиниана. Оно нашло многочисленных комментаторов. К знанию его особенно ревностно стремился клир, так как оно служило вернейшим путем к достижению кардинальского и даже папского звания. Легаты и ректоры Церковной области должны были быть выдающимися учеными-юристами. Провансалец Вильгельм Дуранте, получивший свое образование в Италии, бывший профессором законоведения в Болонье и Модене и приобретший всемирную известность как автор «Speculum», был обязан только своим научным знаниям тому, что Бонифаций VIII назначил его графом Романьи. Законоведение вполне соответствовало реалистическому духу итальянцев. Оно было их наследственным владением со времен римлян и ежедневной потребностью во всех государственных, церковных и личных делах. Из римского императорского права немецкие короли выводили свою законную императорскую власть; толпы юристов наполняли их двор. Из церковного права папы выводили свою всемирную власть, и их курия была тоже переполнена юристами. Борьба между церковью и империей была борьбой одного права против другого права. Лучшими сподвижниками Фридриха II, освободившего Сицилию от папского владычества изданием свода законов, были его ученые придворные советники, и для папы считалось равносильным победе то, что юрист Роффред Беневентский покинул императорскую службу. Национальная монархия боролась с папством оружием законоведов; ученые-юристы Филиппа Красивого были его орудиями для низвержения Бонифация VIII, и теократическая власть римской церкви была наконец доведена до падения посредством государственного права.

В то время как папы и короли собирали законы, республики проявляли столь же энергичную деятельность. Их общинные писцы записывали эдикты городских правителей; их протоколисты отмечали содержание каждого заседания городского совета в тетрадях из бумаги, сделанной из хлопка; их реформаторы собирали общинные приговоры и складывали их в городской архив в виде руководства для управления. Каждая республика имела свой архив и часто содержала его с большей заботливостью, чем это делали в то время короли со своими архивами. Еще и теперь остатки итальянских архивов возбуждают в исследователях уважение к практическому и государственному духу городов того времени, когда в остальной Европе нельзя было найти ничего подобного. Древнейшие общинные статуты относятся еще к XII веку, как, например, статуты Пистойи, Генуи и Пизы, но развитие городских конституций падает на первую половину XIII века, продолжаясь до XV века включительно. Не было почти ни одного замка, который бы не имел своих статутов, аккуратно написанных на пергаменте. Милан, Феррара, Модена, Верона и другие города Ломбардии составили их в первой трети XIII века; Венеция реформировала свои при доже Джакопо Тьеполо в 1248 г.; Болонья обнародовала их в 1250 г. Современная наука старательно собирает, издает и комментирует эти памятники свободной и блестящей городской жизни, но, к сожалению, она не может присоединить к ним древнейших статутов Рима. Со времен восстановления сенаторства правители капитолийской общины составляли и издавали по мере надобности отдельные законы, но мы не имеем никаких сведений о том, чтобы они были уже в XIII веке собраны в один кодекс, подобно тому, как это произошло в городах Северной Италии. Только с 1877 г. началось исследование этой важной составной части римской общинной жизни в Средние века. Но собрания самых старинных статутов Рима не было найдено. Кодексы, до сих пор известные, редактированы позже; время их написания не восходит раньше начала XV века. Еще в 1265 г. город Рим не имел ни общественного училища правоведения, ни университета. Декрет Иннокентия IV относился только к дворцовой школе, следовавшей за папами всюду, где они основывали свое местопребывание. Если бы это было не так, то Карл Анжуйский сослался бы на указ этого папы. Тиран Сицилии является в неожиданно человечном образе как основатель университета в Риме (Studium generale). В благодарность за свое избрание в сенаторы он объявил указом от 14 октября 1265 г. о своем намерении украсить Рим, царицу мира, «всеобщим училищем», где бы преподавались оба права и свободные науки, и предоставить ему все привилегии университета. Таким образом, учреждение Карла Анжуйского вовсе не опиралось на решение Иннокентия IV, так как оно должно было быть Studium Urbus, но оно нашло себе некоторую поддержку в благосклонных заботах Урбана IV, человека покровительствовавшего науке и бывшего первым папой, который понимал языческую философию. Он сделал своим капелланом знаменитого в то время математика

Кампануса Новарского, поощрял его научные занятия и принял посвящение его астрономических сочинений. Он охотно окружал себя учеными и слушал их рассуждения. Он пригласил в Рим Фому Аквинского и предложил ему составить объяснения на сочинения Аристотеля, которые, уже начиная с XII века переводились с греческого и арабского языков и изучением которых занимался также Фридрих II. Фома, происходивший из рода старинных лангобардских графов Аквино, был доминиканец; он получил образование в Париже и был учеником Альберта Великого в Кельне; покинув свою парижскую кафедру, он в 1261 г. прибыл в Рим. Великий схоластик преподавал в дворцовой школе философию и мораль до 1269 г. частью в Риме, частью в тех городах, где папы держали свой двор. Затем в течение двух лет он снова находился в Париже, откуда в 1271 г. возвратился в Рим, но лишь на короткое время, так как Карл I вызвал его в Неаполь. Уже в 1274 г. этот гениальный человек умер в монастыре Фоссанова, и вскоре после этого умер в Лионе также и великий мистик Бонавентура де Баньореа, гордость миноритов, генералом которых он был, и известный как комментатор Magistri Sententiam. Он долго преподавал в Париже, а временно, может быть, читал лекции и в Риме.

Фома скоро убедился, что схоластика не имела здесь под собой почвы. Рим никогда не был отечеством философии; отвлеченное мышление оставалось чуждым людям правовых пониманий и практической деятельности. Вообще схоластика лишь временно занимала умы в Италии. Великие гении отвлеченного мышления, родившиеся в этой стране, уходили в Париж, как то сделали в XII веке Петр Ломбард, а в XIII века Фома и Бонавентура. Даже талантливые римляне не находили в Риме места для своей деятельности и предпочитали преподавать в иностранных университетах. Среди профессоров встречалось много римлян, особенно в парижской высшей школе, как, например, Анибальдо дельи Анибальдо (1257—1260), Романо Орсини в 1271 г., позже Эгидий Колонна и Иаков Стефанески во время Бонифация VIII. Ни один папа не мог удержать этих людей; ни один сенатор не приглашал их на кафедру в их родном городе. Напротив, при папском дворе находились ученые-иностранцы, которые занимались философией, астрономией, математикой и медициной и переводили на латинский язык греческие и арабские сочинения. Вильгельм де Моербеке (Guglielmus de Morbeka), доминиканец из Фландрии, научился в Греции по-гречески, а потом и по-арабски; он сделался капелланом и исповедником Климента IV, при котором он находился в 1268 г. в Витербо; он сопровождал Григория X на Лионский собор и в 1278 г. отправился в качестве архиепископа в Коринф, где и умер в 1300 г. Этот знающий языки человек перевел дословно на латинский язык риторику и политику Аристотеля и, вероятно, другие его сочинения. По его приглашению один поляк, может быть немецкого происхождения, Витуло-Туринго Полонус, с которым Моербеке сдружился в Риме, перевел на латинский язык сочинение одного араба по оптике.

Возникшая по приказанию Карла I школа, если она была действительно открыта, не проявила никаких признаков жизни, и ни одному папе со времен Урбана IV не пришла мысль наделить высшей школой столицу мира. Только Бонифаций VIII основал римский университет, который теперь носит название Сапиенца. Он предписал учредить общее учебное заведение для всех факультетов, и его булла указывает на то, что это учреждение было им создано совершенно заново. Он разрешил учащим и учащимся иметь собственную подсудность и избранных собственных ректоров, освободил их от налогов и дал им все привилегии высшего учебного заведения. Основание этого университета, который содержался городской общиной на доходы от Тиволи и Риспампано, украсило память этого папы прочной славой. Он издал учредительную буллу в Ананьи 6 июня 1303 г. за несколько месяцев до своего падения. Она была его лучшим прощальным обращением к Риму. Что этот же папа заботился и о заброшенной папской библиотеке, доказывается составленным в 1295 г. списком рукописей, находившихся в папском хранилище.