4. Лев IX, папа (1049 г.). — Его реформаторская деятельность. — падок церкви. — Симония. — Гильдебранд. — Отсутствие денежных средств у папы. — Макбет в Риме. — Завоевание Беневента Львом IX. — Его войны с норманнами. — Поражение Льва при Чивита и его смерть (1054 г.)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4. Лев IX, папа (1049 г.). — Его реформаторская деятельность. — падок церкви. — Симония. — Гильдебранд. — Отсутствие денежных средств у папы. — Макбет в Риме. — Завоевание Беневента Львом IX. — Его войны с норманнами. — Поражение Льва при Чивита и его смерть (1054 г.)

В феврале 1049 г. новый папа вступил в Рим в сопровождении лишь небольшой свиты и шел по городу босой, смиренно читая молитвы. Такое необычное зрелище не могло не привести римлян в полное изумление. Казалось, в город, в котором снова утвердилось варварство, пришел апостол. Толпы вооруженных германцев и тосканцев и могущественная знать не сопровождали этого епископа, который как простой паломник стучал в ворота города и спрашивал римлян, хотят ли они во имя Христа принять его, епископа, как папу. Но среди лиц, составлявших небольшую свиту нового папы, был человек, духовная мощь которого, еще неизвестная миру и таившаяся под скромной одеждой клюнийского монаха, была ценнее королевской власти государей. Это был Гильдебранд, капеллан изгнанного папы Григория VI Еще будучи во Франции, Бруно приблизил к себе Гильдебранда. По настоянию именно его, как рассказывали, Бруно надел на себя одежду паломника и объявил, что он займет Святой престол только тогда, когда будет избран по каноническим правилам. Вступив в Рим без шума и незаметно вместе с избранным папой, Гильдебранд явился в Вечном городе творческой силой, которая внесла в папство совершенно новую организацию.

Римляне встретили паломника-чужестранца процессией у ворот города Льва. В многочисленном собрании, созванном в базилике Св. Петра, Бруно объявил римлянам, что император назначил его папой, но что сам он решил вернуться в свое епископство, если папский сан не будет возложен на него духовенством и народом. После этого Бруно был избран единогласно. Это избрание могло быть, конечно, только одной формальностью; но принцип, провозглашенный Бруно, привлек к нему народ и обеспечил ему спокойное существование в Риме. Поставив императору условием своего назначения в папы согласие римлян и будучи затем ими действительно избран, Бруно как бы предавал осуждению несогласную с каноническими правилами императорскую диктатуру, и с того момента свобода папского избрания стала целью постоянных стремлений церкви.

Лев IX вступил на престол св. Петра 12 февраля, и церковь немедленно же почувствовала, что с севера на нее повеяло новой, суровой струей строгих реформ. Церковно-исторические анналы отмечают ту почти лихорадочную деятельность, которую проявил Лев, желая вернуть церкви ее чистоту: он созывал соборы, чтобы бороться с симонией и внебрачным сожительством духовенства, старался внести в администрацию целесообразный порядок и заботился о том, чтобы епископский сан был снова поднят на подобающую ему высоту. Описатель нравов, если бы он только пожелал спуститься в клоаку, которую представлял собой быт римского духовенства того времени, не нашел бы недостатка в доказательствах всей порочности этого духовенства; для этого достаточно заглянуть в книгу Gomorrhianus Петра Дамиани. С чувством вполне справедливого негодования, но вместе с тем и со всей отталкивающей откровенностью этот святой человек перечисляет в своей книге преступные деяния духовенства. Все без исключения писатели того времени изображают испорченность духовенства самыми мрачными красками; но даже в Милане, в котором царила роскошь, духовенство не было так развращено, как в Риме. И, однако, Ваал Содомы и Гоморры едва ли представлял для церкви больше опасности, чем Симон Волхв, так как последний подчинял духовенство светской власти, от которой оно получало за деньги свой сан.

Во времена патрициев или сенаторов всех римлян церковные должности, от чина псаломщика до сана кардинала-епископа, предоставлялись тому, кто давал за них больше денег, пока наконец даже и папский сан не сделался так же источником ежегодной ренты. Созвав свой первый собор в апреле 1049 г., Лев IX пришел к тому ужасному заключению, что римские церкви должны остаться совсем без пастырей, если только он будет действовать со всей строгостью. Сами священники горячо восставали против постановлений собора, и это принудило папу быть более снисходительным; тем не менее многие епископы и клерики были все-таки низложены. За Львом стоял Гильдебранд, его иподиакон и аббат монастыря Св. Павла, занимавший с той поры при шести папах пост всемогущего министра или, если мы употребим более позднее выражение, государственного секретаря.

Борьба за реформу церкви и постоянные разъезды между Италией и Германией сначала лишали Льва IX возможности уделить внимание политическому положению церковного государства. Вступив на папский престол, Лев IX нашел кассу пустой; в казначейство, может быть, и были внесены или арендная плата за патримонии, или какие-нибудь другие доходы, но все это до последней копейки было растрачено Бенедиктом IX. Финансовая нужда была настолько велика, что Лев IX, не имея средств содержать свой скромный двор, решил было продать свои облачения; только неожиданное денежное приношение из Беневента удержало свиту папы от бегства в Германию. Рим был в самом бедственном положении; народ жил, не имея никакого заработка; массы бедных привыкли получать подаяние от церкви и выпрашивать милостыню у богатых паломников-чужестранцев. Летописцы отмечают, что в 1050 г. в Рим пришел паломником король шотландский Макбет и роздал много подаяний Таким образом, и в те времена короли, совесть которых была обременена преступлениями, все еще продолжали совершать паломничество в Рим и там облегчали и свою неспокойную совесть, и свои мешки, наполненные золотом. Этих чужестранных гостей Рим принимал с почетом и с распростертыми руками. Из паломничеств совершенных тиранами, посещение Рима Макбетом представляет тем не менее некоторый интерес.

Лев IX не вводил никаких изменений в формы городского управления, и потому в Риме царило спокойствие. Полное согласие между папой и императором заставляло римлян быть осторожными, а истинное благочестие Льва внушало им уважение к нему. Бенедикт IX сделал из Латерана распутный дом; Лев IX превратил его в монастырь и странноприимный дом. Тем не менее Лев охотно покидал не внушавший ему доверия город и оставался в нем только на короткое время. Он неутомимо разъезжал по Италии, Галлии и Германии и повсюду созывал соборы, неуклонно преследуя одну великую цель: поднять нравственно церковь и упрочить могущество римского престола. Но даже и такой религиозный человек, как Лев IX, не мог пренебречь светскими интересами папства. Совершив паломничество к Гаргану, Лев стал смотреть на Южную Италию с точки зрения государственных интересов. Наступление такого времени, когда Льву IX, подобно Иоанну VIII, пришлось стать во главе войска и тем прогневить небеса, было неизбежно. К этим удивительным противоречиям смешение властей, духовной и светской, приводило даже самых набожных пап. Но было бы неразумно ставить им в вину эту непоследовательность или требовать от них отречения от церковного государства в такое время, когда каждое епископство представляло собой государство, и только политическая организация церкви могла спасти ее.

Римская курия стремилась к обладанию Кампаньей и Апулией со времени Карла Великого. Свои притязания на древние домены, утраченные в эпоху иконоборства, римский епископ переносил на самые провинции, основываясь на правах, будто бы предоставленных ему даром Константина и другими дипломами. К обладанию Южной Италией стремились одинаково и папы, и императоры как Востока, так и Запада; но тогда как последние боролись из-за нее мечом, первые должны были прибегать к хитрым уловкам. Затем лангобардские князья продолжали по-прежнему быть здесь местными государями; приморские же города пользовались почти полной свободой; в свою очередь норманны, служа всем партиям, обманывали их одну за другой. Во времена Льва IX в Салерно государем был блистательный Веймар IV, в Капуе — Пандульфы, IV и V, отец и сын, и в Беневенте — Пандульф III и его сын Ландульф. С 1043 г. после геройских битв с греками под предводительством сына на Танкреда Готвилльского, Вильгельма Железная Рука норманны учредили в Апулии с ее столицей Мельфи свою солдатскую республику; еще раньше под предводительством Рейнара они укрепились в Аверсе. Первоначально обе эти шайки считали себя вассалами салернского государя. Генрих III отдал норманнам так же часть герцогства беневентского, желая наказать беневентцев, некогда восставших против него. Между тем папы издавна стремились овладеть именно Беневентом. Лев IX посетил этот город уже в 1050 г., вел переговоры с гражданами и мог собственными глазами видеть те опустошения, которым подвергали эту область норманны. Недовольные лангобардскими государями беневентцы опасались так же попасть под власть вышеупомянутых норманских шаек, которые, конечно, не пощадили бы муниципального устройства города. Как верховный государь, папа, резиденция которого была удалена от Беневента, казался наименее опасным. Поэтому, изгнав лангобардских князей, которые не замедлили затем обратиться за помощью к норманнам, беневентцы 5 июля 1051 г. провозгласили своим государем папу.

В следующем году император утвердил Льва регентом Беневента, уступив папе этот город взамен епископства бамбергского, которое было принесено в дар римской церкви Генрихом II. Таким искусным путем папам удалось получить в свое обладание древнюю знаменитую резиденцию лангобардских государей и удержать ее в своих руках до нашего времени.

В 1051 г. Лев IX сделал попытку оградить это драгоценное приобретение от хищничества норманнов; с этой целью он возложил защиту Беневента на салернского государя Ваймара и даже на самого Дрого, преемника Вильгельма в графстве Апулии, надеясь привлечь последнего к себе на службу. Но Дрого и Веймар вскоре погибли от руки убийцы, а хищные норманны по-прежнему осаждали Беневент и опустошали его окрестности. Тогда епископы и города стали неотступно просить папу освободить их от чужестранных разбойников, превратившихся из наемников в настоящих деспотов Южной Италии. Лев полагал, что ему удастся обуздать норманнов, и с этой именно целью он поехал к императору летом 1052 г.

В феврале 1053 г. Льву удалось привести с собой из-за Альп германских наемников и толпу искателей приключений; при этом папу сопровождали Готфрид Лотарингский и его брат Фридрих, церковный канцлер. Собрав еще военные отряды в некоторых итальянских провинциях, Лев в апреле достиг Рима и затем выступил в Кампанью, где несколько лангобардских государей и апулийских графов отдали в его распоряжение своих вассалов. Итальянцами папского войска предводительствовали сыновья графа Бурелла марсийские графы Трасмунд и Аццо, но начальство над всем этим немалым войском принадлежало двум немецким рыцарям, швабу Вернеру и Рудольфу, будущему правителю Беневента. Таким образом, набожному Льву IX пришлось стать во главе войска; по своему происхождению он принадлежал к воинственному графскому роду и еще в своей юности, будучи диаконом, водил в Италию по приказанию Конрада II вассалов епископа тульского. Соединяя в себе, подобно епископам того времени, два исключающих друг друга сана, пастыря и государя, Лев IX так же не мог избежать противоречивой двойственности в своих действиях, как скоро дело шло о сохранении и расширении светской власти папы.

Лев вступил в договор так же с греками, у которых катапаном был в то время сын Мело Аргирос, состоявший на службе у византийцев и носивший громкий титул герцога Италии, Калабрии, Сицилии и Пафлагонии. Лев надеялся, что ему удастся склонить обоих императоров так же, как итальянцев и лангобардов, заключить между собою союз и таким образом положить конец существованию страшных норманнов. Эта надежда Льва, однако, не оправдалась; Аргирос и не думал посылать в его распоряжение свои войска. Тем не менее норманны были встревожены серьезным походом, предпринятым против них. Их смущало личное участие в походе против них папы, которым они могли быть отлучены от церкви. Послы их заявили, что права норманнов на землю, уже уступленную им императором, должны быть признаны за ними, и обещали, что взамен того норманны присягнут церкви в верное и будут платить ей дань. Смелые завоеватели могли предъявить к городам, которые были добыты ими с помощью меча, права, более серьезные, чем права пап, ссылавшихся на дарственные грамоты и права германских императоров, исходивших из абстрактного понятия о суверенитете имперской власти. Но ослепленный своими замыслами папа положился на численность своих войск и внял воинственным кликам мужественных швабов, которые смеялись над малорослыми норманнами и хвалились стереть с лица земли всех этих разбойников. Отвергнутые послы удалились, и норманны решили вступить в борьбу с святым отцом, видя в нем уже начальника неприятельского войска.

Битва при Чивита в Капитанате 18 июня 1053 г. является, быть может, самой замечательной в истории пап как светских государей. Еще в наше время, 807 лет спустя, в человечестве жила память об этой битве: ее сравнивали с поражением при Кастель Фидардо 18 сентября 1860 г., когда отлученные от церкви пьемонтцы (ограбившие патримонии св. Петра так же смело, как и преданные анафеме норманны времен Льва IX) уничтожили во имя единства Италии слабые, набранные из чужестранцев легионы Пия IX, предводительствуемые Ламорисьером. Церковное государство сохранилось доныне; государи продолжают вести с ним борьбу; папы по-прежнему защищают его с помощью наемных чужеземных солдат и булл, обрекающих на отлучение от церкви; таким образом, в современной истории папства мы видим повторение все тех же Средних веков.

Предводителями норманнов были три храбрых героя: сын Асклиттина Ричард Аверсский и сыновья Танкреда Готвилльского граф Гумфрид Апулийский и Роберт Гюискар. Боевая сила норманнов сводилась вся к 3000 конницы и небольшому числу пехоты; но по быстроте натиска и отступления маленькие норманнские всадники производили впечатление настоящих чертей. Стоя на стенах Чивиты и давая благословение войску, папа не сомневался в своей победе. Со щитом в левой руке и с мечом в правой, германцы мужественно отразили натиск норманнов, которые под предводительством Гумфрида стремительно напали на них и осыпали их стрелами и копьями; но итальянцы при первом же нападении Ричарда обратились в беспорядочное бегство, и тогда Гюискар двинулся с фланга так же на германцев. Храбрые швабы построились в каре и, продолжая сражаться, пали до последнего человека, После того победители пошли на приступ Чивиты, в которой, дрожа от страха, скрывались папа и кардиналы. Предместье пылало огнем; осада города велась норманнами с большой энергией, а в самом городе граждане грабили папскую поклажу, грозили папе выдать его и наконец действительно прогнали и его, и кардиналов.

Очутившись в таком затруднительном положении, Лев вступил в переговоры с норманнами. Они явились к папе, преисполненные благоговейных чувств, и предложили святому пленнику отдать себя под их защиту. Эту драгоценную военную добычу норманны по праву могли бы заключить в один из своих укрепленных замков, но претерпевший унижение папа стоял под покровом св. Петра. От роли плохого генерала Лев перешел к роли доброго пастыря, и охваченные религиозным рвением воины-варвары преклонили колена пред своим пленником и целовали его апостольские ноги. После этого они, как рыцари, приняли его в свою среду и дали обещание проводить его в Беневент. Два дня провел опечаленный папа в молитвах об умерших и затем велел предать тела их торжественному погребению. Биограф Льва, правда, удостоверяет, что папа был утешен, когда увидел трупы своих воинов нетронутыми, между тем как у убитых норманнов глаза были выклеваны воронами; тем не менее вид поля битвы должен был научить Льва тому, что папа не призван проливать кровь христиан ради политических целей и менять пальмовую ветвь святого на меч воина. Лукавое суеверие тех времен создало легенду, будто Лев IX, умирая, видел своих солдат, павших в сражении при Чивита, одетыми в золотые одежды и манящими его пальмовыми ветвями; в действительности воспоминание об этих «мучениках», среди которых, между прочим, было немало убийц и разбойников, могло лежать только камнем на его апостольской совести. Не можем же мы думать, что у лиц, совмещавших в себе сан папы и сан государя, было так же и две совести.

Весть о сражении облетела с быстротой вихря все страны. Святой и чтимый папа, говорили люди, поднял меч не против сарацин, а против христиан и был взят в плен своим врагом. Нет сомнения, что те же люди расточали бы похвалы папе как освободителю Италии от разбойнических банд, если бы ему удалось разбить норманнов в сражении при Чивита; но победа оказалась не на стороне папы, и на него посыпались суровые порицания. Раздавались голоса, утверждавшие, что папу постигла кара Господня, «пастырю подобает вести борьбу только духовным оружием а вооружаться железным мечом ради мирских интересов ему не приличествует; Христос заповедал своим ученикам не вести войну с народами, подобно светским государям, а бороться с греховностью людей проповедью христианского ученья» Если бы защитники Льва IX, желая оправдать его от этих справедливых обвинений, сослались на то обстоятельство, что норманны грабили церковные владения, то и этим защитникам пришлось бы умолкнуть, услышав в ответ от людей богобоязненных следующие слова св. Иеронима: «Голубь, видя, что другая птица уносит из его гнезда корм, остается тем не менее недвижим, не пускает в ход ни крыльев, ни клюва, ни когтей и не издает ни одного звука. Так и церковь Господня, истинный голубь, не требует возвращения того, что у нее похищено; подобно овце, подставляющей свое руно ножницам, церковь не должна отымать у разбойника того, что принадлежит ей, а смиренно уступать ему. Ибо, чем больше утратит она земных благ, тем больше она приобретет небесных благ».

Подлежит сомнению, рассуждал ли бы так этот великий отец церкви, если бы в его время существовало церковное государство. Такое чрезмерно благочестивое понимание для обыкновенных людей слишком возвышенно и потому является непрактичным до смешного. Но во времена Льва IX отношение церкви к dominium temporale понималось еще далеко не с той точки зрения, с какой этот важный вопрос рассматривается в наше время. Святой Дамиани осуждал действия папы, своего друга, открыто и беспощадно. Так же, как Августин раньше и Данте впоследствии, он проводил разграничительную черту между государством и церковью, между пастырским посохом и мечом. «Если в делах веры, — писал Дамиани, — которой живет вселенская церковь, никто не должен прибегать к мечу, каким же образом защита интересов светской и преходящей власти церкви может быть возложена на необузданное войско, закованное в латы? Возможно ли, чтобы христианин убивал христианина из-за утраты бренных благ? Разве мы читали где-нибудь о том, что Григорий делал или заповедал нам что-либо подобное, Григорий, который так много претерпел от разбойнического насилия диких лангобардов? Разве святые папы брались когда-нибудь за оружие? Уладить церковные беспорядки можно решением суда и эдиктами соборов, но то, что подлежит ведению судебного трибунала и папскому решению, не может быть решаемо к позору церкви силой оружия». Как видно, Дамиани в то время еще не имел никакого представления ни о церковном государстве, ни о светской державной власти папы и считал всякое земное временное обладание жалким достоянием по сравнению с тем вечным, которое делало папу действительным папой.

Своей победой норманны приобрели законное право на то, что ими было завоевано, и Лев снял с них отлучение. Поражение папы послужило первым основанием у установлению впоследствии вассальных отношений, которые привели к тому, что папы (так изумительно было их счастье) стали феодальными властителями неаполитанского королевства.

С рыцарской любезностью и практической предусмотрительностью победители препроводили своих пленных в Беневент. Больной и удрученный горем папа вступил в город пять дней спустя после сражения. Блестящий прием, оказанный Беневентом папе, уже не мог утешить его. Всю зиму провел он здесь, находясь в плену у норманнов настаивавших на выполнении условии договора, который остался для нас неизвестным. Мысль о прочном договоре с норманнами была очень далека от Льва IX и он скорее думал о новом союзе против них. Будучи именно в Беневенте, Лев IX отправил в Константинополь кардиналов Фридриха Лотарингского и Гумберта с письмом, в котором, умалчивая о многом и извращая факты, сообщал греческому императору Константину Мономаху о своем бедственном положении, убеждал этого императора заключить союз с Генрихом и вместе с ним вступить в борьбу с норманнами и далее просил вернуть римской церкви ее древние домены в Южной Италии или, по крайней мере, признать права церкви на все то, что некогда было принесено ей в дар Константином и его преемниками. Таким образом и этот папа ссылался на легендарный дар, которым Рим, Италия и Запад будто бы были отданы в собственность Святого престола.

12 марта 1054 г. граф Гумфрид проводил папу в Капую, и оттуда 3 апреля Лев вернулся в Рим, не с триумфом, как некогда Иоанн X после битвы при Гарильяно, а как человек, существование которого было разбито и для которого уже не оставалось ничего радостного на свете. Сильно заболев, Лев почувствовал приближение смерти и 13 апреля приказал перенести себя из Латерана в базилику Св. Петра. Как только весть об этом дошла до римлян, они тотчас же бросились грабить Латеран. Но заслуги Льва, пишет набожный летописец, были так велики, что эти люди, движимые нечестивыми помыслами, не посмели войти во дворец. Лев IX умер 19 апреля, еще не имея 50 лет от роду. Причиной его ранней смерти так же, как и многих других пап, были тревожные волнения, связанные с dominium temporale церкви. Несчастие, постигшее Льва IX при Чивита, омрачает его светлый образ, служивший красой Святому престолу; оно, однако, не умаляет ореола святости, которым признательная церковь почтила этого благочестивого реформатора за его заслуги, и только придает им, как и всем человеческим доблестям, характер в значительной мере земной.