2. Верховная власть императора признается по-прежнему. — Мирные отношения к Византии. — Карломан и Ратхис принимают монашество. — Айстульф, король лангобардов, 749 г. — Папа дает санкцию узурпаторству Пипина. — Смерть Захарии, 752 г. — Его постройки в Латеранском дворце. — domus cultae

2. Верховная власть императора признается по-прежнему. — Мирные отношения к Византии. — Карломан и Ратхис принимают монашество. — Айстульф, король лангобардов, 749 г. — Папа дает санкцию узурпаторству Пипина. — Смерть Захарии, 752 г. — Его постройки в Латеранском дворце. — domus cultae

Судьба Италии была теперь в руках самого счастливого из пап. Мир был восстановлен, и отношения к императору были дружественнее, чем прежде. Пользуясь фактически независимостью, римский епископ тем не менее признавал законную императорскую власть, представителями которой были в Равенне экзарх и в Риме герцог. И в действительности сохранением своего авторитета в итальянских провинциях император был обязан исключительно папам. Имена императоров-иконоборцев все еще отмечались в буллах и соборных актах, и даже в позднейшее время, когда франки окончательно приняли на себя охрану церкви, папы не переставали признавать верховную власть императора. Те замыслы, которыми имелось в виду достижение светской власти, папы скрывали со всей осторожностью; получение ими тех или других прав и приобретение в собственность имуществ все еще санкционировались авторитетом государственной власти. Сам Захария получил от империи дар в законном порядке. Могущественный император Константин V Копроним низверг с престола узурпатора Артабазда, имя которого римский папа, не смущаясь нарушением порядка законного престолонаследия, включил в акты собора в 743 г. Константин V был еще более ревностный иконоборец, чем его отец; но он видел, что сохранить дружественные отношения с папой необходимо, и по просьбе последнего принес ему в дар территорию двух городов в Лациуме — Нимфы и Нормы.

Захарии посчастливилось одержать, кроме того, еще две победы, которые содействовали подъему авторитета церкви. Предшественники Захарии имели случай показать римлянам на ступенях базилики Св. Петра королей Британии, облаченных в иноческое одеяние, и точно так же Захария проявил перед римлянами таинственную силу церкви на двух еще более могущественных государях, решивших надеть на себя монашескую рясу.

Карломан, старший сын Карла Мартелла, решил в 747 г. отказаться от своих прав государя и принять монашеский сан. Двигателем в этой исполненной благочестия драме, которая сделала Пипина единственным наследником своего отца и обо гатила римскую церковь ценными приобретениями, был германский апостол Бонифаций. Карломан прибыл в Рим и, пав к ногам папы, стал умолять его позволить ему подвергнуться пострижению, облечься в монашескую рясу и удалиться в ожидании смерти в какую-нибудь римскую обитель отшельников. На эту просьбу Захария охотно ответил согласием; жаждавший покаяния принц прожил несколько лет в Риме и затем удалился в дикую горную местность в Этрурии. В 28 милях от Рима, над Фламиниевой дорогой, неподалеку от Тибра возвышается Монте Соракте. Классические воспоминания гирпинских пастухов об этой горе, посвященной богу солнца, давно были утрачены, и едва ли кто-либо из римлян при взгляде на эту гору помнил о тех стихах, в которых воспели ее Гораций и Вергилий. Скорее каждый вспоминал при этом легенду, которая гласила, что в пещерах Соракте скрылся епископ Сильвестр, искавший спасения бегством в то время, когда Константин еще не принял христианства. Эта уединенная гора среди прекрасной природы, казалось, была создана для поселения на ней отшельников, и здесь поэтому уже рано возник один из самых древних монастырей Кампаньи.

Эти дикие скалы Карломан и избрал местом своей могилы. Там он построив или расширил уже существовавший монастырь Св. Сильвестра, который сохранился доныне. По-видимому, им же были учреждены там еще три других монастыря. Близость горы к консульской дороге подвергала, однако, царственного монаха неприятностям частых посещений знатных франков-паломников, и Карломан спустя несколько лет переселился к бенедиктинцам в Монте-Касино. В то время повсюду строились монастыри и приносились в дар церкви имения и души (pro salute или mercede animae). Охваченные страхом, вполне невежественные люди того времени видели в церкви сверхъестественную, всемогущую силу.

Но как ни поразителен был поступок франкского принца, этот поступок затмило отречение от мира другого государя. Сам Ратхис, благочестивый король лангобардов, сложил с себя порфиру и сменил ее на рясу св. Бенедикта. В 749 г. Ратхис нарушил мир, объявил войну Пентаполису и осадил Перуджу. Тогда Захария поехал к Ратхису так же, как некогда он ездил к Лиутпранду, и достаточно было этому неотразимому путешественнику пробыть несколько дней в лагере Ратхиса, как последний объявил, что он не только прекращает свои враждебные действия против Перуджи, но и слагает с себя корону.

Король, его супруга римлянка Тазия и их дочь Ротруда сняли с себя у гроба св. Петра свои княжеские одежды и были облачены папой в монашеское одеяние. Они также направились в Монте-Касино; здесь, возделывая землю в монастырских виноградниках, король лангобардов мог находить для себя утешение, встречаясь с франком Карломаном и видя, как он с полным смирением несет службу раба; обеим женщинам послужил приютом ближайший женский монастырь. Сожаление об этом поступке, испытанное впоследствии Ратхисом, доказывает, однако, ясно, что он действовал не вполне свободно; решение в этом случае принадлежало, по-видимому, скорее лангобардской нации, которая находила Ратхиса неспособным быть королем и была возмущена его преклонением перед римлянами, как некогда был возмущен таким же преклонением Амалиев готский народ. Лозунгом национальной лангобардской партии были разрыв с Римом и основание итальянского королевства под лангобардским скипетром. В результате лангобарды были довольны, что место слабого короля занял смелый воин, готовый выполнить намеченную ими задачу.

Пылкий Айстульф, брат Ратхиса, вступил на престол Павии с твердым намерением добиться той цели, перед которой отступали его боязливые предшественники, опасавшиеся папы. Эти враждебные замыслы Айстульфа вскоре же принудили папу возобновить сношения с франками. Со времени смерти Карла Мартелла сношений этих не существовало и даже сама мысль о возможности вмешательства франков была оставлена. Между тем одно важное событие совершенно изменило положение вещей и отразилось на Риме и Италии весьма серьезными последствиями.

Пипин, сосредоточив в своих руках всю власть, получившую в его роде уже историческую давность, и сделавшись с удалением своих братьев единственным наследником своего великого отца, увидел, что наступило время, когда он может овладеть королевской короной. Древний род Меровингов вымирал, и последний, вступивший на престол в 743 г., король Хильдерих III был уже не действительным королем, а только его жалкой тенью. Официальная передача короны, уже давно подготовлявшаяся Пипином и ревностно поддерживаемая апостолом германцев Бонифацием, должна была произойти теперь, но эту узурпацию надлежало узаконить Решением папы, которое являлось как бы словом Божиим. Свободному народу вполне подобало взять корону у неспособного и возложить ее на голову мужественного сына героя, ничуть не смущаясь тем, что корона в длинном ряду поколений передавалась по наследству. Но совесть народа одолевали сомнения, может ли быть нарушена клятва, и Пипину предстояло успокоить эту совесть. Весь этот вопрос был подвергнут франками обсуждению в собрании, вслед за которым в 751 г. были посланы в Рим вюрцбургский епископ Бурхард и аббат С. Дени Фульрад. Посланные должны были узнать у папы, могут ли франки быть освобождены от их присяги в верности Хильдериху, так как они, ввиду его неспособности, намерены лишить его трона и объявить королем знаменитого герцога. Захария быстро понял всю важность такого вопроса и ответил утвердительно; он признал, что источник всякой, в том числе и королевской, власти лежит в самом народе, но что это право народа подлежит утверждению папы. К такому ответу привели Захарию не столько те опасения, которые внушал ему Айстульф, сколько желание воспользоваться подвернувшимся случаем, чтобы присвоить себе значение верховной инстанции, решающей дела между королями и народами. Таким образом запрос, вызванный интересами узурпатора, привел к тому, что положение римского епископа было поднято на огромную высоту. В истории пап этот момент является одним из самых знаменательных; с его наступлением папы получили возможность утверждать, что милостью Бога им дарована власть раздавать короны и отымать их.

Нам неизвестно, дожил ли Захария до коронования узурпатора. Захария умер 14 марта 752 г., и в этом же году Пипин, помазанный на царствование легатом папы, епископом Бонифацием, возложил на себя в имперском собрании в Суассоне корону Хильдериха, а этого последнего потомка великого Хлодовига заключил в монастырь.

Несмотря на 10 лет своего мирного правления, Захария оставил после себя немного памятников в Риме. Наибольшие заботы он уделил патриаршему дому в Латеране. С той поры, как могущество пап достигло значительной высоты, их резиденция требовала более пышной отделки. Латеранские дворцы, примыкавшие непосредственно к базилике Константина, составляли центр папского управления, и духовного, и светского, тогда как Ватикан был средоточием религиозного культа или резиденцией апостола. Патриарший дом был архивом церкви и ее казнохранилищем и вместе с тем служил помещением для папы и его придворного штата. Мало-помалу расширяемый, этот дом включал в себя, кроме большой базилики, еще несколько малых церквей, много часовен, триклинии, или трапезные, несколько капелл и между ними знаменитую папскую домовую капеллу S.-Lorenzo, позднее получившую название Sancta Sanctorum. В ближайшем соседстве находились баптистерий и монастыри Иоанна Крестителя и Иоанна Евангелиста, Св. Андрея и Св. Варфоломея, затем, вероятно, еще монастырь Св. Стефана и четвертый монастырь Свв. Сергия и Вакха. Все эти здания представляли собой, подобно современному Ватикану, небольшой город, походивший на лабиринт.

Захария расширил патриарший дом и придал ему большее великолепие. Перед фасадом дворца он построил портик с башней. Это сооружение позднее получило название дворца папы Захарии или, на народном наречии, Casa maggiore. Портик был украшен живописью; из портика лестница вела в башню; в ней был устроен триклиний, на стенах которого красками были изображены страны света. Таким образом, еще и в то время за Римом сохранялось значение великого города, обнимающего собою весь мир, — значение, выражением которого были и Orbis pictus Агриппы, и карты мира, и планы города императорского времени.

Новых церквей Захария не строил. Мы можем вообще отметить, что архитектура уже давно не создавала в Риме ничего великого. Вплоть до VII века город застраивался церквями, и уже одна поддержка существовавших церквей требовала немалых трудов. Захария украсил многие церкви шелковыми тканями, которые расстилались на престолах или вешались между колонн, деливших церкви на корабли. Этими восточными тканями церквям придавался очень роскошный вид. На тканях изображались библейские сцены, и книга пап особо отмечает, что на покрове, который был заказан Захарией для базилики Св. Петра, было выткано золотом изображение Рождества Христа.

Весьма замечательны старания Захарии заселить опустошенную Кампанью. С тех пор как Рим был лишен подвоза хлеба из Африки и точно так же своих житниц в Калабрии и Сицилии, папы были очень озабочены разысканием новых источников снабжения города провиантом. Разбросанные церковные имения в Этрурии и Лациуме поставляли запасы провианта, но нужда в нем все возрастала, так как и население Рима росло, и многие поселяне, спасаясь от лангобардов, уходили в город. Возможно, что Кампанья в то время не была той пустыней, какую она представляет в настоящее время, тем не менее ее запустение росло с поражающей быстротой, так как в ней не было вольных собственников. Церковь, правда, приобретала все большее пространство земли частью покупкой, частью благодаря пожертвованиям в ее пользу, но все-таки нужда в продовольствии оставалась неудовлетворенной, так как церковь не могла вести колонизацию в широких размерах. Как бы то ни было, старания пап того времени заселить Кампанью заслуживают полного внимания.

В высшей степени замечательны воздвигнутые Захарией пять domus cultae, или ферм, в которых были поселены колоны. Первое поселение, Lauretum, вместе с Massa Fontejana, прозывавшееся также Paonaria, было, по-видимому, обширным имением у Via Aurelia. Второе поселение называлось S.-Cecilia, по имени капеллы этой святой, и находилось на Тибуртинской дороге, у камня, показывавшего пятую милю. На четырнадцатой миле от Рима, в Тусцийском патримонии, Захария устроил третий domus culta, оставшийся без названия. Затем тот же папа приобрел имения Antius и Formia, несомненно находившиеся в стране вольсков у древнего Анциума.

Колонизация римских сельских земель, которую производила церковь, вообще была не устройством совершенно новых мест поселения, а всегда только заселением покинутых древних вилл и сел. По мере того как разоренные города древних, такие, как Габии, Цере, Лавики, Фикулеа, и даже такое поселение, как Subsugusta, где некогда находилась вилла Елены Августы, превращались в епископские диоцезы, из прежних поместий римлян и из разрушенных поселений, развалины которых могли быть снова сделаны жилыми, возникали земледельческие колонии.

Доход с земель, на которых церковь вела хозяйство, не мог, конечно, быть велик. В 715 г . для поддержания огня в светильниках базилики Св. Петра Григорий II назначил доход с 48 имений, простиравшихся до Ананьи и занимавшихся сбором плодов с оливковых деревьев. Имения отдавались в аренду знатным римлянам, но, по всей вероятности, за очень небольшую плату. Так Захария предоставил в аренду графу (comes) Филикарию massa Pelagiana в Лабиканском патримонии и римлянину Христофору massa Gallorum и Appiana. К этой последней принадлежал также и Древний город Габии, спустившийся на степень fundus, хотя по его имени все еще назывался епископ.