4. Плач Гильдеберта о падении Рима. — Разорение Рима во время Григория VI i

4. Плач Гильдеберта о падении Рима. — Разорение Рима во время Григория VI i

Падение Рима оплакивал много лет спустя чужеземный епископ, Гильдеберт Турский, посетивший город в 1106 г. Мы приводим эту трогательную элегию:

«Ничто не может сравниться с тобою, Рим, даже теперь, когда ты превращен в развалины; по этим останкам можно судить, чем был ты в дни твоего величия. Время разрушило твое пышное великолепие; императорские дворцы и храмы богов стоят, утопая в болотах. Твоя мощь миновала и трепетавший перед нею грозный парфянин оплакивает ее. Цари своим мечом, сенат мудрыми установлениями и сами небожители сделали тебя некогда главою мира. Цезарь злодейски решил владеть тобою безраздельно, не думая быть тебе отцом и другом. Ты следовал трем мудрым путям: побеждал врагов силой, боролся с преступлением законом, приобретал друзей поддержкой. Заботливые вожди неусыпно сторожили тебя в твоей колыбели; притекавшие к тебе волной чужеземные гости лелеяли тебя и помогали твоему росту. Триумфы консулов происходили в твоих недрах; судьба дарила тебя своей благосклонностью; художники отдавали тебе перлы своего творчества; весь мир осыпал тебя сокровищами. О горе! Охваченный воспоминаниями, я смотрю на твои развалины, город, и в глубоком волнении восклицаю: ты был, Рим! Но ни время, ни пламя пожара, ни меч воина не могли лишить тебя всей твоей прежней красоты. И то, что остается, и то, что исчезло, велико; одно не может быть уничтожено, другое – восстановлено. Пусть будут и золото, и мрамор; пусть строят искусные мастера и помогают им сами боги, ничего подобного ни тебе, ни твоим развалинам уже не может быть создано. Творческая сила людей вложила некогда в Рим столько мощи, что он мог устоять даже против гнева богов. И их изображения здесь так изумительно прекрасны, что сами боги желают походить на них. Но природа никогда не могла создать тех чарующих изображений богов, какие создал человек. И вот изображение это живет и в нем поклоняются уже не самому божеству, а искусству создавшего его мастера. Счастливый город! О, если б ты не был во власти твоих тиранов, если б властители твои не были презренными обманщиками!»

Гильдеберт видел Рим с его развалинами, древними и более позднего происхождения, в начале XII века; он имел так же возможность видеть тогда и следы недавнего опустошения, произведенного в городе норманнами Гюискара. Талантливого поэта испугало чарующее впечатление, произведенное на него языческим Римом, и, желая ослабить это впечатление, он написал другую элегию, в которой, говоря от лица Рима, высказывает ему утешение в его печалях. «Когда я находила радость в идолах, — говорит у автора несчастная сивилла, — мою гордость составляли войско, народ и великолепие мраморов. Идолы и дворцы разрушены; народ и воины порабощены, и едва ли Рим еще помнит о Риме; но теперь мои орлы заменены крестом, Цезарь — Петром и земля — небесами».

Этими высокими размышлениями римляне, конечно, не могли утешаться, видя свои город совершенно опустошенным и самих себя превращенными в нищих. Война, бегство, смерть и плен уменьшили население Рима на многие тысячи людей.

Уже несколько веков Рим не переживал такого страшного опустошения; партийные войны, длившейся 20 лет, смута, царившая как в самом городе, так и вне его, и затем пожар окончательно превратили Рим в развалины. Со времени Тотилы, разрушившего стены Рима, это было первое действительное разорение города внешними врагами. Мы имеем возможность назвать ряд памятников, которые были уничтожены в то время.

При осаде базилики Св. Павла Генрихом был, вероятно, разрушен древний портик, который шел к базилике от ворот; ватиканский портик был обращен в развалины при взятии Борго. Леонина была уничтожена пожаром; при этом должна была пострадать и самая базилика Св. Петра. В городе были опустошены Палатин и Капитолий; та же участь, которую потерпел Septizonium, самая красивая часть императорских Дворцов, должна была постигнуть и другие укрепленные здания города. Но опустошения, которым подвергся город при Кадале и Генрихе, были незначительны по сравнению с теми, которые потерпел город от пожара, произведенного норманнами. Гюискар два раза поджигал город: первый раз, когда проник в ворота Фламиния, и во второй раз, когда римляне перешли в нападение. Пожар опустошил Марсово поле, вероятно, вплоть до моста Адриана; в этой местности погибли остатки портиков и многие другие памятники; уцелели только мавзолей Августа и колонна Марка Аврелия, первый — благодаря особенностям его постройки, вторая — вследствие изолированного положения се на открытом месте. Квартал города от Латерана до Колизея, густо заселенный, был уничтожен огнем и с той поры Латеранские порота стали называться «обгорелыми». Древняя церковь S.-Quattro Coronati превратилась в груду волы; Латеран и многие церкви должны были пострадать, вероятно, в значительной степени; Колизей, триумфальные арки и развалины Circus Maximus так же едва ли могли остаться нетронутыми. Все летописцы, упоминающие об этой ужасной катастрофе, согласны в том, что пожаром была уничтожена значительная часть города. Писатель конца XV века справедливо утверждает, что именно норманны были виновниками плачевного состояния, в котором Рим оказался к тому времени. Некогда густонаселенный Целий (округ Колизея) не потерял еще тогда окончательно своих обитателей, но начал все более и более пустеть, и та же судьба постигла Авентин, который еще при Оттоне III выделялся своим цветущим видом. В настоящее время на этих холмах царит глубокое безмолвие и лишь кое-где стоят одни древнейшие церкви да некоторые развалины, и, видя это запустение, мы внаем, что начало ему было положено норманнами. Мало-помалу население стало покидать эти местности и сосредоточилось на Марсовом поле в новом Риме».

Разорению города в ту эпоху, впрочем, много содействовали и внутренние причины. Как в более ранние времена древние здания переделывались в церкви, так теперь эти здания превращались в замки и башни. Затем каменные глыбы и колонны увозились из Рима, как из каменоломни, даже в другие города. Прекрасный пизанский собор, построенный в XI веке, и знаменитый собор в Лукке, освященный Александром II, были украшены, без всякого сомнения, колоннами, или принесенными в дар Римом, или купленными у города. Для постромки своей базилики Дезидерий приобрел колонны и мраморные глыбы в Риме и отправил их на судах через Порто. Если Гюискар не воспользовался как добычей языческими статуями, то ценные украшения и колонны он легко и мог взять и употребить на постройку собора Св. Матфея в Салерно. Но скорее можно предполагать, что Гюискаром, как некогда Гензерихом, были увезены из Рима и настоящие художественные произведения, первая элегия Гильдеберга дает именно некоторые указания на то, что после разорения, которому Рим был подвергнут норманнами, в нем все еще оставались мраморные и бронзовые статуи.