3. Конрадин бежит с поля битвы в Рим. — Его пребывание там. — Его бегство, плен и выдача в Астуре. — Пленные заключены в Палестринском замке. — Казнь Гальвана Ланчиа. — Карл вторично делается сенатором.— Судьба Конрада Антиохийского и дона Энрико. — Смерть Конрадина.— Смерть Климента IV, 1268 г.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Конрадин бежит с поля битвы в Рим. — Его пребывание там. — Его бегство, плен и выдача в Астуре. — Пленные заключены в Палестринском замке. — Казнь Гальвана Ланчиа. — Карл вторично делается сенатором.— Судьба Конрада Антиохийского и дона Энрико. — Смерть Конрадина.— Смерть Климента IV, 1268 г.

Удар, подобный молнии с ясного неба, уничтожил смелые мечты несчастного юноши и раскрыл перед ним гибельную бездну. Он бежал с поля сражения с пятьюстами всадников; с ним бежали его товарищ Фридрих Баденский, граф Гергард Пизанский, Гальван Ланчиа и его сын и другие дворяне. Прежде всего он направился в Кастель-Веккио, около Тальжоццо, где он, по-видимому, надеялся собрать рассеявшееся войско, и одну минуту отдохнул там; затем продолжал бегство по Виа-Валериа в Виковаро. Как беглец, он снова прошел ту дорогу, по которой лишь несколько дней назад он шел с уверенностью в победе во главе своего войска. Он поспешил в Рим. Там не знали о судьбе сенатора, но Гвидо де Монтефельтре управлял городом в качестве его наместника, и Конрадин надеялся найти здесь защиту и в союзе с Пизой получить новые средства для продолжения войны.

Он прибыл в Рим 28 августа. Как непохожа была прежняя его встреча на теперешнюю и как различно было его возвращение! Он явился тайно, в полубезумном состоянии. Известие о его поражении скоро дошло до Рима; гибеллины были в страхе, гвельфы в радостном возбуждении. С поля сражения прибыли, торжествуя победу, римские изгнанники, которые сражались там под знаменами Карла: Иоанн и Пандульф Савелли, Бертольд Рубеус и другие магнаты. Волнение было безгранично. Гвидо хранил Капитолий для дона Энрико, но отказался принять туда беглеца. Конрадин искал защиты у других гибеллинов, которые скрылись в городе по своим башням; они владели здесь Колизеем, недавно укрепленным Петром Вико островом на Тибре, укрепленным Ватиканом, дворцами Стефана Альберти и замком, называемым Арпаката, который незадолго до этого был построен Иаковом Наполеоном на Кампо-ди-Фиоре, в развалинах Помпеева театра. Когда в город прибывало все больше гвельфов, то друзья Конрадина признали, что ему не следует в нем дольше оставаться. Они решились бежать. Только граф Гергард Доноратико тайно остался и скоро попал в руки врагов. Несчастные беглецы отправились в пятницу 31 августа в замок Сарачинеско, принадлежавший дочери Гальвана. Они были беспомощны и не знали, что делать; сначала они хотели направиться в Апулию, но потом решили постараться достичь ближайшего морского берега.

Уменьшившийся в своем составе отряд направился в болотистую местность ниже Веллетри и достиг моря у Астуры. Астура, где у Цицерона была когда-то вилла, находится как бы на острове, на развалинах римских приморских дворцов; до самых песчаных дюн берега доходит здесь глухой лес. Серые башни стоят в разных местах на берегу, а из моря выдается близлежащий мыс Цирцеи с находящимся на нем замком. Песчаный берег образует рыболовную гавань, в которую впадает река Стура. Уже в древнем периоде Средних веков замок этот принадлежал монастырю Св. Алексея на Авентине, от которого его получили в ленное владение сначала графы Тускуланские, а потом Франджипани. Еще в 1166 г. место возле Террачины называлось гаванью. В настоящее время от Астуры остался только приморский замок с башней; но во времена Конрадина это было укрепление со многими церквями, обнесенное крепкими стенами. Беглецы бросились в лодку, надеясь достичь дружественной Пизы. Но Иоанн Франджипане, владелец Астурской крепости, получив уведомление, что неизвестные рыцари, вероятно, убежавшие с поля сражения при Скуркола, отправились в море, поехал за ними в погоню на быстроходном грешном судне отчасти по собственному желанию, отчасти потому, что ему сделались известны письма папы и Карла, требовавшие задержания беглецов. Он арестовал их на море и снова воротил в Астурский замок. В его власти находились теперь Конрадин, Фридрих Баденский, оба графа Гальвана, молодой Наполеон Орсини, Рикарделлус Анибальди и многие другие немецкие и итальянские рыцари.

Когда Конрадин объявил Франджипанё свое имя, то он был обманут в своей надежде темным воспоминанием о том, что этот род когда-то принадлежал к сторонникам империи и был щедро одарен его дедом; он не знал, что те же Франджипанё, став врагами Манфреда из-за Тарента, давно уже перешли на сторону папы. Страх и алчность убедили владельца Астуры, что надо крепко держать драгоценную добычу, в которой он узнал претендента на трон Сицилии. К этому присоединилось еще случайное обстоятельство, что адмирал Карла Роберт де Лавена, незадолго перед этим разбитый пизанцами у Мессины, находился с провансальскими галерами в этих водах. Когда он услышал о том, что произошло в Астуре, то от имени короля Сицилии потребовал выдачи Конрадина. Франджипане отказал, чтобы возвысить цену своей добычи, и перевел пленников в соседний, более сильно укрепленный замок, может быть, в С.-Петро ин Формис, возле Неттуно. Вскоре сюда прибыл Иордан, кардинал Террачины, ректор Кампаньи и Маритимы, с военной силой и со своей стороны от имени папы потребовал выдачи пленников, как отлученных от церкви и взятых в ее владениях. Ни просьбы, ни обещания, ни молодость, невинность и красота Конрадина не тронули сердца Франджипане. Ссылаясь на принуждение его галерами Карла, он отдал пленников в руки служителей короля; их повели в цепях через Маремму и сдали в Дженаццано Карлу; затем они были заключены в замок С.-Пьетро, над Палестриной. Этот стоящий на скале замок принадлежал Иоанну Колонна, но был занят неаполитанским войском, потому что Карл с поля сражения пошел через горы и, перейдя их у Субиако, спустился на Пренестинскую дорогу. С 12 сентября его главная квартира была в Дженаццано, которым владели на ленном праве Колонна, принадлежавшие в то время из страха и личной выгоды к партии гвельфов.

От Дженаццано не более двух часов пути до Палестрины, где были собраны все пленные; сюда были также приведены сенатор Дон Энрико, взятый в плен во время бегства с поля битвы рыцарем Синибальдо Аквилоне, Конрад Антиохийский и многие благородные римляне и итальянские гибеллины. Замок С.-Пьетро, одно из древнейших укрепленных мест Лациума, теперь разрушен, и от него остались только выдающиеся, покрытые мхом циклопические камни; плющ обвивает его развалины, с которых, глядя вниз, взгляд обнимает невыразимо прекрасную панораму суши и моря. Здесь Конрадин в течение многих дней сидел в цепях вместе со своими товарищами. Из всех пленников Карл больше всего ненавидел графа Гальвана, который и как генерал Манфреда, и как самый ревностный зачинщик предприятия Конрадина являлся его противником на обоих полях битвы. Карл велел публично казнить его вместе с другими баронами Апулии уже в Палестрине или в своей главной квартире Дженаццано, после того как сын Гальвана был задушен в объятиях отца. Так окончил жизнь в первой половине сентября 1268 г. дядя Манфреда, брат красавицы Бланки, храбрый и благородный рыцарь, которого изменчивая жизнь была тесно связана с возвышением и падением Гогенштауфенов. Остальных пленников Карл оставил в Палестрине, а сам 15 сентября отправился из Дженаццано в Рим.

Здесь он тотчас после своей победы был избран пожизненным сенатором. Он с радостью принял власть над городом и снова послал в Рим в качестве своего наместника Иакова Кантельми, которому Гвидо Монтефельтре немедленно передал

Капитолий за 4000 золотых гульденов. Папа, который уже раньше освободил его от отказа от сенаторского звания, утвердил его в этом звании на десять лет. Поэтому Карл 16 сентября еще раз вступил в должность и с этого времени стал называться «сенатором высокого города». Римлянам, стоявшим за него или сражавшимся в его рядах на Палентинском поле, он роздал имения; Иоанн Франджипане был также щедро награжден.

Установив своих управителей в Капитолии и объявив гвельфам о своей победе, Карл в начале октября возвратился в Дженаццано, чтобы оттуда отправить пленных в Неаполь и там их казнить. Из них только Конрад Антиохийский получил свободу. Жизнь его была спасена благодаря тому счастливому случаю, что жена его до сих пор держала заложниками в Сарачинеско обоих Орсини – Наполеона и Матеуса, братьев могущественного кардинала Иоанна Каетана, будущего папы Николая III. Конрада разменяли на этих прелатов. Он был родоначальником латинского рода графов Антиохийских, который еще в XIV и XV столетиях пребывал в замках Антиколи и Пилио на Серроне, а также и в самом Риме всегда оставаясь гибеллинским и враждебным папам; впоследствии он пришел в упадок.

Жизнь инфанта Энрико была пощажена в силу соображений о кровном родстве его с Карлом и во внимание к королевскому дому Кастилии. Бывший сенатор был заключен сначала в замке Каноссе, потом в Кастель-дель-Монте в Апулии, где он мог слышать горестные жалобы трех сыновей Манфреда. Напрасны были просьбы о его освобождении королей Англии, Кастилии и Арагона; напрасны негодующие воззвания разгневанных поэтов; жалобы о судьбе Дон Арриго и похвалы его рыцарским достоинствам живут еще и теперь в песнях трубадуров, в канцонах Жиро де Калазона и Поля Марсельского. Только в 1291 г. он был освобожден, после чего возвратился в свое отечество Кастилию, где и умер в 1304 г.

Голова последнего Гогенштауфена упала в Неаполе 29 октября 1268 г. Изъяв его из пределов власти церкви, Карл поспешил убить несчастного претендента, который смущал бы его сон, даже находясь в самой глухой тюрьме. Казнь Конрадина и его благородных друзей была единогласно заклеймлена приговором современников и потомства как нечестивое действие тиранической боязни и скоро была отомщена историей. Никакая софистика не могла смыть с убийцы этой крови. Были голоса, обвинявшие Климента IV в со участии: и действительно, на нем лежит более чем тяжелый упрек за то, что он не потребовал от Карла Конрадина как состоявшего под отлучением и взятого в пределах Церковной области и не захотел удержать топор палача. Он предвидел кровавую развязку, так как хорошо знал характер Карла. Папа желал смерти последнего внука Фридриха II и одобрял ее, потому что она положила бы навсегда конец всем притязаниям Гогенштауфенского дома. Если бы Климент IV громко высказал свое неудовольствие или хотя бы человеческое сострадание к жестокой судьбе Конрадина, права которого перед Богом и людьми были ясны, как солнце, то это бы скрасило память папы, на долю которого выпало счастье закончить гибель великой Швабской династии. Но он промолчал, и в этом его приговор. 29 октября упала голова Конрадина, а 29 ноября Климент IV умер в Витербо. Поражающий образ невинного внука Фридриха II, когда он на эшафоте Неаполе поднимал руки к небу и потом молился на коленях, чтобы воспринять смертный удар, — этот образ стоял у смертного одра папы и омрачал его последние часы. Его страшила также мысль о чрезмерном могуществе победителя. Если как священник он находил в своем сознании удовлетворение, что папству удалось истребить род своих смертельных врагов, то вместе с тем его должно было мучить сознание того, что действительная выгода от этой победы была им передана в руки тирана, который был теперь королем Сицилии, сенатором Рима, наместником Тусции, протектором всех гвельфских городов и, как можно было предвидеть, скоро мог сделаться повелителем Италии и притеснителем церкви.

После быстро пройденного и блестящего жизненного пути, принадлежащего скорее к области романтической поэзии, чем исторической действительности, Конрадин заключил собой героический ряд представителей рода Гогенштауфенов, а также и их долгую борьбу с папством и за владение Италией. Но если жребий этого благородного юноши был ужасен и несправедлив, то и суд истории был вполне основателен: Германия не должна больше властвовать над Италией, старинная империя франков и Оттонов не должна быть восстановлена. Если бы внук Фридриха II победил Карла Анжуйского, то он бы явился возобновителем того положения вещей и той борьбы, которые уже не находили себе в стремлениях народов ни жизненной силы, ни права на существование. Вся Германия прониклась самой глубокой горестью при известии о его гибели; но никакой государь, никакой народ не восстали, чтобы за него отомстить. Швабская династия умерла, и Конрадин был последней жертвой, принесенной принципу ее легитимности. Великие династии представляют собой системы своего времени, и они падают вместе с последними; никогда никакая политическая или священническая власть не могла обновить исторически пережившей себя легитимности. Не было более великого рода, представлявшего столь великую систему, чем Гогенштауфены, во время более чем столетнего господства которых средневековая борьба за принципы нашла свое высшее развитие и свои сильнейшие характеры. Война обеих систем, церкви и империи, взаимно уничтоживших одна другую, чтобы дать свободу движению духа, была высшим пунктом Средних веков, и на нем стоит Конрадин, прославленный своей трагической смертью. Хотя великая династия Гогенштауфенов сама и была побеждена, но борьба, которую она вела, продолжалась победоносно в других процессах, служивших к освобождению человечества от чрезмерной власти духовенства, которые были бы невозможны без дел, совершенных этим родом героев.