ГЛАВА II Обыденное тело

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Паскаль Ори

Обыденное состояние человеческого тела по определению, если говорить о границах этого понятия, подвержено влиянию глобального общественного движения. Основной тенденцией, управлявшей им на протяжении XX века, явилось доминирование городского образа жизни по отношению к сельскому, что закончилось полной победой города, если рассматривать этот период в целом. Это соотношение сил проявляется, разумеется, в демографическом плане, но оно еще заметнее при анализе экономической и культурной ситуации: городской образ жизни, уже игравший роль эталона для традиционной элиты, отныне начинает навязывать свои ценности массам. Это происходит либо напрямую, в постоянно развивающихся населенных пунктах, либо косвенно — за счет урбанизации и постепенного превращения в пригороды деревень, расположенных возле городов, или же за счет навязывания, как научной культурой, так и культурой популярной, «городского» стиля поведения сельским сообществам в непрерывном процессе девитализации и деструктурирования. Как и любая доминирующая тенденция, этот процесс допускает исключения, которые не вписываются в данное обобщение. Изначальная пространственно–временная ситуация, где зарождается данная тенденция, сводится почти исключительно к Западу (хотя попутно стоит отметить существование и противоположного движения — ориентализации). Речь идет о Великом Западе, сформировавшемся на основах Западной Европы и Северной Америки, который после I Мировой войны оказывает влияние (за единственным исключением — ваххабиты, способствовавшие созданию Саудовской Аравии) на элиту, стоящую во главе всех других государств: от негуса до персидского шаха, от хашимитов до Гоминьдана.

Впрочем, к этому глубинному социальному движению, которое, как можно догадаться, не могло не оказать влияния одновременно на представления о теле и на телесные практики, объединенные и реорганизованные в соответствии с ними, добавляются столь же массовые и решительные тенденции, затрагивающие экономические, технические и политические условия жизни того же населения. Что касается экономического фактора, то в своем отношении к работе и труду человек XX века будет все менее связан с первичным (производственным) сектором экономики (хотя и связь сохранится в плане образования) и все более — с сектором непроизводственным (сфера обслуживания), что повлечет за собой существенное изменение восприятия пространства и времени. В техническом отношении одно из значительных изменений века коснулось как сельских, так и городских жителей, и оно имело прямое отношение к телу: речь идет о решительном прогрессе в организации водоснабжения и канализационной системы[236]. Но к изменению технической системы можно также добавить усовершенствование медицинского мастерства, что нашло выражение непосредственно в расширении возможностей химического (совокупность лекарственных средств) и механического (хирургия) характера и в конечном счете в существенном увеличении средней продолжительности жизни. Эту важную тенденцию необходимо рассмотреть тем подробнее, что ее будет сопровождать общественная политика, направленная на организацию времени — а следовательно, и пространства, — специально предназначенного для не–работы (ограничение времени работы), для «отпуска» (с точки зрения работодателя), с тех пор как он станет «оплачиваемым», и, наконец, «организации досуга»[237]. Нельзя сказать, что раньше общество не знало понятия otium[238], каникул или воскресного отдыха, однако новизна здесь заключается в освобождении от церковного влияния, в официальном признании и финансовой компенсации этого временного отрезка, что представляет собой необходимые, но не исчерпывающие условия для возникновения если не «цивилизации»[239], то по крайней мере досуговой культуры.

Остановиться на этой стадии было бы, однако, недостаточно или по меньшей мере поверхностно. В самом деле, как дать точное определение? Культуралистское прочтение будет стремиться изменить порядок ключевых моментов и объяснять, например, распространение культуры умывания, душа и ванны не развитием водоснабжения, а если и не возросшей, то по крайней мере новой гигиенической потребностью, находящейся под влиянием пастеровской революции, которая изобрела, во всех смыслах этого слова, микроба как нового врага человеческого рода[240]. Начало активного использования воды, если уж речь зашла о нем, доказывает, что следует принимать во внимание множество факторов, так как, помимо в некотором смысле поверхностных забот о гигиене тела, не стоит забывать ту роль, которую водопровод мог подспудно сыграть в ином отношении, связанном с гигиеной. Мы говорим о борьбе с алкоголизмом ка фоне его чрезвычайного распространения. Такая точка зрения преобладает среди активистов этой борьбы, особенно англичан — инициаторов установки «фонтанов» с питьевой водой в общественных местах.

В любом случае очевидно, что общественная обстановка оказывает влияние, и немалое, на обыденное состояние тела, которое, в функциональном отношении, находится на перекрестке максимального количества определений, от наиболее духовных до наиболее материальных. Но все они при этом более или менее популяризированы средствами массовой информации, печатью, рекламой, фантастической литературой — в общем, средствами распространения представлений, а следовательно, и ценностей. Так, например, в большей степени, чем школа или издания научного характера, а часто и раньше них, женская пресса, литература о моде и о красоте, популярная медицинская печать[241] и, к концу XX века, новая мужская пресса (гетеро– и гомосексуальной направленности) стали, помимо романов, фильмов, скандальных или популярных радио– и телепередач, основными каналами, с помощью которых внедрялась научная вульгата, связанная с физиологией (например, определенная диетическая культура) или психологией (например, некоторые направления психоанализа) и, кроме того, новые концепции вселенной. На первых порах ученые объединили все это под сомнительным и инертным определением «изменение мышления». Мы предложим более четкое описание этого процесса к концу нашего разговора, когда напомним, как последовательно объяснялись на протяжении почти века вышеупомянутые если не ментальные, то телесные изменения: сначала на уровне в каком–то смысле элементарном, но основополагающем, — тела как такового (Поль Валери: «Нет ничего глубже кожи»), затем на уровне игры тел, в их общественном выставлении напоказ, и наконец, в особых обстоятельствах, когда тело подвержено тому или иному испытанию.